Времяпроходец

15 августа 1771 года родился создатель современного исторического романа Вальтер Скотт

В наше время исторический роман – один из самых популярных и прибыльных для издателей жанров беллетристики. В подтверждение чего нам, русским читателям, достаточно вспомнить имена Пикуля, Яна, Балашова, Алексея Толстого, не говоря уж про Акунина. Впрочем, не только их: Владимир Шаров, Евгений Водолазкин и Андрей Волосполучили в последние несколько лет престижнейшие литературные премии за романы о событиях середины XX, XV и X века соответственно, и это ничуть не развлекательная литература: рассказывая об отдаленном, авторы обращаются к современному.

Тем труднее нам сейчас поверить, что исторический роман – жанр молодой. Дату его появления можно точно зафиксировать. Это произошло двести и один год назад, в 1814 году, когда почтенный 43-летний эдинбургский адвокат, уже хорошо известный читающей публике своими поэтическими опытами, опубликовал роман «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» . 60 лет назад от 1814 – это, стало быть, пятидесятые годы XVIII века; и действительно, в центре повествования – события якобитского восстания 1745 года, когда шотландские кланы пытались восстановить на английском престоле династию Стюартов.

Что может быть естественнее, чем, скажем, в 2014 году выпустить роман о 1945 годе? Но двести лет назад считали по-другому. Сама мысль о том, что о драматических событиях прошлого можно рассказать не ученым языком исторической хроники и не возвышенным языком сильно мифологизированной баллады (и даже не плакатным языком театральной трагадии, как «Исторические хроники» Шекспира), а языком «нормального», занимательного романа — с героями, диалогами, отношениями — оказалась прорывной. Повествования, в которых исторические события показываются как занимательные истории, а достославные мужи прошлого предстают полнокровными людьми, вступающими в разговоры и иные отношения с вымышленными персонажами, настолько полюбились читателям всей Европы, что Вальтер Скотт с того времени и до донца жизни, то есть до 1831 года неустанно трудился, выпуская в год по одному, а то и два пухлых романа, лучшие из которых до сих пор на слуху: «Роб Рой» , «Квентин Дорвард» и, конечно, «Айвенго» .

Слова о том, что талант — это прежде всего трудолюбие, к Вальтеру Скотту относятся в полной мере. Конечно, помимо трудолюбия, сыграла роль и феноменальная память Скотта, – ему достаточно было один раз прочитать тот или иной исторический источник, чтобы навсегда его запомнить и свободно обращаться с ним в творчестве, и «полевые экспедиции» юности, когда ему приходилось по своим адвокатским делам объезжать глухие шотландские деревушки, где средневековье, в общем, продолжалось, и где он жадно записывал рассказы настоящих бардов.

Не будет преувеличением сказать, что Скотт стал модным автором (примерно как Б.Акунин, тоже ведь во многом создавший новый жанр), а его романы – общепризнанным «лекарством от скуки» по всей Европе.

Сиди под кровлею пустынной,
Читай: вот Прадт, вот W. Scott.
Не хочешь? — поверяй расход,
Сердись иль пей, и вечер длинный
Кой-как пройдет, а завтра тож,
И славно зиму проведешь.

Так с юмором описывал зимние досуги русского помещика Пушкин. А другой русский литературный дворянин, Печорин, перед дуэлью читает «Шотландских пуритан» – тоже, разумеется, Вальтера Скотта.

Впрочем, ни «Уэверли», ни и последующие романы вплоть до 1827 года, не были подписаны фамилией автора; подобно тому же Акунину — уважаемому переводчику Чхартишвили, – к моменту своего прозаического и как выяснилось, настоящего дебюта Вальтер Скотт был уже хорошо известен как поэт-романтик и неутомимый собиратель фольклора своей родной «шотландской границы» (из которого во многом и «растут ноги» его поэтического творчества). Более того: собранные и обработанные им «Песни и баллады шотландского приграничья», выпущенные в 1802 году и выдержавшие впоследствии множество переизданий и переводов (французский прозаический перевод имелся у Пушкина в Болдине — именно из него он позаимствовал «Ворон к ворону летит…») стали краеугольным камнем европейского романтизма, отнюдь не закончившегося вместе с Байроном.

«Я не слыхал рассказов Оссиана, не пробовал старинного вина, зачем же мне мерещится поляна, кровавая Шотландии луна»? — грезил сто с лишним лет спустя романтический юноша Мандельштам. «Кто из нас не зачитывался в детстве четвертым томом восьмитомника Маршака — английские песни и баллады?» — признавалась еще почти сто лет спустя романтическая барышня Вероника Долина. (Четко обозначая, между прочим, избранность круга этих советских романтиков — далеко не у всех был этот восьмитомник…)

Но открытый Вальтером Скоттом метод «исторического реализма», совершенствуясь и видоизменяясь, вышел далеко за пределы избранного круга и благополучно дошел до наших дней. И заката исторического романа не предвидится. Наоборот — с появлением эпического кино спрос на него только вырос.

И не одно сокровище, быть может,
Минуя внуков, к правнукам уйдет,
И снова скальд чужую песню сложит
И как свою ее произнесет.

Текст: Михаил Визель / ГодЛитературы.РФ
Фото: Силуэт Вальтера Скотта за рабочим столом (Facsimile of silhouette of Walter Scott at his desk by A. Edouart), из оцифрованного архива Вальтера Скотта в эдинбургском университете.