Литература 20 века — цитаты из книг

Мне хочется, чтобы со всеми поступали справедливо — со мной, с вами, с каждым. Но миром правят жестокие люди, у нас нет никакого шанса, кругом только заботы и горе…

Родители жены не могут так больно обидеть человека, как его собственные. Как бы они тебя ни поносили, они всегда остаются где-то вовне, в них есть что-то уютное и даже забавное.

Это началось с ее кожи. Однажды весной... ее кожа вдруг ни с того ни с сего стала отвратительной. Словно сшили в одну шкурку тысячи ящериц. Сшили кое-как. Ты можешь себе это представить?

В окна домов было видно, как целые семьи, словно куры на насесте, сидят на диванах перед телевизорами.

Когда видишь отца в последний раз перед его смертью, — подумал Тони. Нужно знать это, нужно, чтобы был какой-то знак, предупреждение, некое «в последний раз», так чтобы успеть сказать нужное слово…

Он не мог понять, когда говорили: «нет денег», — он, которому в течение всей его жизни достаточно было протянуть руку, чтобы она наполнилась деньгами.

Почему они вообще ходят сюда день за днем, обращаясь к Богу, которому нет до них никакого дела – если, конечно, Он существует над этим облупившимся потолком?

"... Я видела ее поблекшую кожу, морщинки вокруг рта, черное шерстяное платье, маленькие... часики, приколотые на груди, слева... Моя мать тоже носила так часы. И в глазах мадам де Фонтероль я уловила напряженное, беспокойное, ищущее выражение, какое бывало в глазах моей матери, какое бывает в глазах всех матерей; оно…

Когда видишь вот такого младенца, то начинаешь понимать, что у Господа Бога не было желания, чтобы мы носили оружие.

Она думала о своем собственном сердце, которое прекрасно знает, что правильно и чть хорошо, и все же склонно к несправедливости.

Пуаро вздохнул. — Как мне не хватает моего друга Гастингса! У него такое богатое воображение. Такой романтический склад ума! Правда, его предположения обычно были неверными... но мне это давало толчок, импульс.

Я просто говорил вслух сам с собой. Стариковский обычай: избирай собеседником мудрейшего; долгие объяснения, необходимые молодым, утомительны.

— Поищем какое ни есть укрытие, заночуем, а наутро, глядишь и выберемся. — Выберемся, как же, в такую дыру, откуда и вовсе не выберешься.

Иной раз даже от страха бывает толк...Когда страшно, главное — не зажиматься. Когда ты зажат, ты уязвим. А жизнь — она как мячик, — она всегда в равновесии.

За кормой парома журчала, ускользая, неспешная вода Брендивина, и Сэма охватило странное чувство. Ему казалось, что река рассекла его жизнь надвое: позади, в тумане, осталось прошлое, впереди ждали неведомые страшные приключения.

Юрий Андреевич загибал из одного переулка в другой и уже утерял счет сделанным поворотам, как вдруг снег повалил густо-густо и стала разыгрываться метель, та метель, которая в открытом поле с визгом стелется по земле, а в городе мечется в тесном тупике как заблудившаяся. Что-то сходное творилось в нравственном мире и в…