«Когда Клэр Дэйнс и Том Хиддлстон получили роли, я была в шоке»: Сара Перри о «Змее в Эссексе»

Когда на экраны вышла экранизация ее бестселлера, Сара Перри описала радость от пребывания на съемочной площадке и то, как постановка восстановила ее веру в писательство.

В марте 2021 года меня отвезли на побережье Эссекса, и там я оказалась в конце 19-го века, в месте, которого никогда не существовало, полном людей, которые никогда не рождались.

Во всяком случае, таково было впечатление; на самом деле меня высадили на поле на острове Мерси (Mersea), который отрезан от материка Эссекс дамбой, недоступной во время прилива. Шли съемки экранизации моего романа «Змей в Эссексе», и поскольку Мерси был одним из мест, подходящих для Олдвинтера (Aldwinter), воображаемой деревни, где разворачивается действие романа, меня пригласили взглянуть. Поле было заставлено множеством грузовиков и трейлеров, и куда бы я ни посмотрела, члены съемочной группы носились с планшетами и наушниками, иногда вперемежку с актерами в цилиндрах или в нижних юбках, на несколько дюймов увязших в эссекской грязи.

Я хорошо знаю Мерси и в последний раз навещала его со своей крестницей, поэтому, когда я прогуливалась, у меня возникло странное ощущение двойного знакомства. С одной стороны, были те же старые деревянные коттеджи, и та же морская стена с галькой под ней, и кафе, где мы часто покупали мороженое, — но поверх всего этого был Олдвинтер, знакомый мне только потому, что я его придумала. Внизу, на набережной, пожарный шланг справлялся с приливом, и повсюду были разбросаны водоросли; бетонные столбы были скрыты деревянными ящиками, а на садовых стенах были развешаны для просушки рыболовные сети. Повсюду царила атмосфера усердной тяжелой работы, когда члены экипажа поправляли корзины для угрей, или мимо проходили дети в шалях и сабо, но была и жуткая атмосфера, характерная для этой части побережья Эссекса. Это был Олдвинтер в буквальном смысле и поразительно таинственный: как будто акты письма и чтения вовсе не существовали, и все это выскочило у меня прямо из головы.

Когда я приехала, начались съемки сцены, в которой викарий Олдвинтера Уилл Рэнсом (которого, по моему незаинтересованному мнению, прекрасно сыграл Том Хиддлстон) на короткое время протестует против своего служки-ханжи возле деревенской школы. Режиссер Клио Барнард и сценарист Анна Саймон встретили меня со свойственной им добротой, мне дали гарнитуру и показали действие на айпаде (iPad). Снова и снова, ни разу не проявив усталости или нетерпения, актеры усердно работали над короткой сценой, пока она не стала правдоподобной, и это тронуло меня почти до слез. То, что история, которую я написала в маленькой холодной комнате на Норвич-террас (Norwich terrace), однажды получит такое необычайное внимание со стороны стольких людей, было замечательно, и я пошла посидеть на набережной с сигаретой, глядя на пришвартованные неподалеку баржи на Темзе, пытаясь вместить все это.

Полагаю, для писателя было бы обычным делом мечтать о подобных вещах, но я никогда этого не делала: я позволяла себе только надеяться на добрые отзывы и средства вовремя заплатить муниципальный налог. Таким образом, год публикации стал чередой замечательных потрясений, одним из которых стало то, что я оказалась в офисе See-Saw Films, продюсерской компании, которая выбрала роман. В основном я помню огромного бородатого бродягу, занявшего диван в углу, и ощущение – довольно редкое для меня – глубокой застенчивости. Потенциальные продюсеры относились ко мне с большой заботой. Есть ли что-то особенное, что, по моему мнению, следовало сделать с романом? Сохраняйте готичность, сказала я, и сохраняйте женщин настоящими. К продолжительному замешательству ряда читателей, в романе женщины изображены такими, какими они были в 1890–х годах - не падающими в обмороки, пахнущие фиалкой, и не выходящими за пределы гостиной без сопровождающего, а жизнерадостными, умными, живыми и хорошо образованными, занимающимися политикой, социальной работой и наукой, и я чувствовала, что если это будет потеряно, то будет гораздо худшим предательством, чем несправедливость по отношению к художественной литературе. Они дали мне слово, и я покинула собрание, уверенная, что книга попала в нужные руки, и быстро забыла о ней.

Я забыла отчасти по собственной воле. Меня предупредили, что следует ожидать мучительных задержек: конечно, нужно было следить за кастингом и всевозможными махинациями с финансированием и распределением. Время от времени мне сообщали хорошие новости, а иногда и плохие; но я уже подходила к концу своего третьего романа и осознавала опасность зацикливаться на моменте профессионального успеха и никогда не выходить за его пределы. Я сделала свою работу и передала ее другим: я чувствовала, что это не мое дело. Кроме того, я видела «Видение Клио» и читала сценарии Анны, и мне казалось тогда – и, конечно, кажется мне сейчас, – что на самом деле они усилили бы роман, изменив его, так что сериал и книга были бы счастливыми компаньонами, не отменяя друг друга вон. Тем не менее: было чрезвычайно трудно сохранять такой строгий контроль над собой, когда Клэр Дэйнс и Том Хиддлстон были выбраны, и я боюсь, что однажды я забылась настолько, что лежала лицом вниз на ковре в состоянии шока.

Часто меня спрашивают, похожи ли исполнители главных ролей на персонажей, какими я их себе представляла. Правда в том, что я меньше думаю о внешности своих персонажей, чем об их внутренней жизни: когда я пишу, я не смотрю на них, я живу в них. Клэр Дэйнс, которая играет главную роль Коры Сиборн и является хрупкой женщиной с необычайной уравновешенностью, не совсем похожа на Кору, которую описывают как высокую, широкобедрую и неопрятную. Это не имеет значения: в тот момент, когда солнечным мартовским утром она шагала по Олдвинтеру, я видела только мою Кору – женщину теплую, жизнерадостную и умную, едва способную сдерживать свою жажду мира, и совсем не такую мудрую, какой она себя считает.

Время от времени этот опыт оказывался печальным. Роман был опубликован шесть лет назад, и иногда я мелодраматично заявляла, что женщина, написавшая его, мертва. Мне было 35 лет, когда я написала последние страницы: с тех пор многое изменилось и утрачено. Сериал, как и роман, оптимистичен и даже радикален в своем отношении к близости, привязанности и удивлению, и я подозреваю, что за последующие годы я стала немного жестче и циничнее. Возвращение к роману – однажды в корсете и бирюзово-голубом викторианском платье в качестве статистки в Музее естественной истории – было похоже на то, как если бы я проходила мимо самой себя на лестнице, с чувством привязанности и потери.

Но ранее этой весной, когда мне показали сериал в крошечном кинотеатре в Сохо, я испытала только удовольствие и восторг. Все, что я могла сделать, это поблагодарить режиссера, сценариста и всех, кто был в пределах слышимости, потому что я испытываю не гордость, а благодарность. Во время пандемии было время, когда я начала чувствовать, что занятия литературой более или менее бесполезны и что мне следовало бы посвятить себя медицине, возможно, или юриспруденции. То, что я стала свидетелем многолетнего усердия и мастерства, потребовавшихся для постановки, вернуло мне утраченное мужество: внезапно акт повествования превратился в нечто благородное и достойное полного внимания всей моей жизни. «Что от нас уцелеет, — сказал Филип Ларкин, хотя и неохотно, — так это любовь». Что ж: «Змей в Эссексе» — это книга о любви, которая была написана с любовью, и теперь к ней относятся с любовью. Я хочу надеяться, что это то, что осталось от меня.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ