Мальчики Ханьи: романистка склонна мучить своих персонажей-геев...

Но только для того, чтобы спасти их

Читая Маленькую жизнь , вы все время ожидаете, что герой покончит с собой. Второй роман писательницы Ханьи Янагихары начинается как незамысловатое описание мужской дружбы четырех выпускников нью-йоркского колледжа, но затем полностью сосредотачивается на Джуде — корпоративном юристе, чья многолетняя борьба с воспоминаниями о детстве, полном жестоких мучений (его воспитали в монастыре монахи-педофилы, похитили и заставили заниматься проституцией в мотелях, приставали воспитатели детского дома, снова похитили, пытали, насиловали, морили голодом и переехали машиной), и заканчивается его самоубийством.

«Маленькая жизнь», которую едва ли назовешь легким чтением, стала всемирным бестселлером в 2015 году. Критики расточали книге похвалы, причем один из них назвал ее долгожданным «великим романом для геев» за достоверное изображение Джуда, который влюбляется в своего лучшего друга-мужчину. (Единственная критическая публикация в «The New York Review of Books» вызвала негодующее ответное письмо редактора Янагихары.) «Маленькая жизнь» получила премию Киркус (ежегодная награда, присуждаемая американским книжным рецензентом Kirkus Reviews с 2014 года – прим. пер.) и стала финалистом Национальной книжной премии и Букера. С тех пор она была адаптирована для сцены знаменитым режиссером Иво ван Хове, а в прошлом месяце читатели «Нью-Йорк таймс» номинировали ее наряду с такими финалистами, как Возлюбленная и 1984 , на звание лучшей книги, написанной за последние 125 лет.

Но мотивы Янагихары оставались загадочными. Автор родилась в Лос-Анджелесе в семье отца — гавайского японца в третьем поколении и матери-кореянки родом из Сеула. Из-за работы отца, гематолога-онколога, семье приходилось путешествовать по стране. Она живет на Манхэттене с 20 лет, но ее сердце осталось в Токио и на Гавайях. (Последние она назвала «больше всего похожими на Гарлем для американцев азиатского происхождения».) Ее первый роман 2013 года ( Люди среди деревьев ) о докторе, открывшем бессмертие на райском острове, был принят благосклонно, но достаточно спокойно. В книге упоминались гомосексуальность и педофилия, но лишь в «Маленькой жизни» они окончательно утвердятся в качестве волнующих автора вопросов. На создание «Людей среди деревьев» Янагихаре потребовалось 18 лет, в течение которых она время от времени работала публицистом, редактором книг и автором глянца. «Маленькая жизнь», которую она писала, будучи главным редактором Condé Nast Traveler, была окончена всего за 18 месяцев.

Чем объяснить успех этого романа? Критик Парул Сегал недавно предложила «Маленькую жизнь» в качестве яркого примера «сюжета о травме» — художественной литературы, в которой травматическая предыстория используется в качестве кратчайшего пути к созданию сюжета. Действительно, легко увидеть в Джуде «живое воплощение записи из DSM (от Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders, Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам — принятая в США многоосевая нозологическая система — прим. пер.)», идеально подходящее для того, чтобы обратиться к «миру, обожающему жертв». Но Джуд ненавидит такие слова, как «надругательство» и «искалеченный», и бо́льшую часть романа отказывается посещать психотерапевта, в то время как Янагихара скептически сравнивает терапию с «извлечением вашего мозга ложечкой и выкладыванием его в чьи-то сложенные ладони». (Самый извращенный мучитель Джуда оказывается психиатром.) Что гораздо более убедительно в «Маленькой жизни» — а еще неприятно и тревожно — постоянное присутствие автора не только в качестве «извращенного разума», стоящего за травмой Джуда (по словам одного из критиков), но и как ревностного опекуна, несмотря ни на что, удерживающего его среди живых. «Маленькую жизнь» по праву назвали историей любви, только критики упустили из виду, что ее автор — одна из влюбленных.

Это принцип Янагихары: если существует истинное страдание, то может существовать и настоящая любовь. Эта простая, по-детски жестокая идея лежит в основе всего ее творчества. Действительно, автор, похоже, неспособна или не желает рассматривать любовь в отрыве от борьбы за жизнь. Без страданий невозможно оправдать присущие любви уродливые черты — ее ненасытность, ее разрушительность. Это представление зарождается еще в «Людях среди деревьев», начиная от нескольких персонажей, находящихся на грани смерти, и заканчивая признанием насильника в любви. В «Маленькой жизни» идея получает дальнейшее развитие в образе страдальца-Джуда и компании обожающих его друзей (практически святых). В новом романе Янагихары «В сторону рая» ( To Paradise ), в котором рассказываются три истории о людях, спасающихся от одной разрушенной утопии, чтобы попасть в другую, принцип страдания распространился по воздуху, передаваясь, как аэрозоль, от человека к человеку, сохраняя при этом свою основную цель — позволить автору выступить в роли зловещей сиделки, которая травит своих персонажей, чтобы потом с любовью их выхаживать.

Через два года после публикации «Маленькой жизни» Янагихара начала работать редактором в журнале «Т» — ежемесячном специальном издании «Нью-Йорк таймс» о стиле. Она назвала издание «журналом о культуре, маскирующимся под журнал мод», хотя, чтобы удостовериться в этом, вам придется просмотреть множество страниц глянцевой рекламы. В период работы в Condé Nast Traveler для выпуска 2013 года под невероятным названием «Большое азиатское турне» издание отправило ее в ошеломляющее путешествие из Шри-Ланки в Японию, включающее 12 стран и 24 города в течение 45 дней, стоимостью 60 000 долларов США . «Поездка в Индию не будет полной без посещения легендарного Gem Palace (ювелирный магазин в Джайпуре, Индия — прим.пер.)», — написала она под серией фото с названием «Трофеи», «и нескольких сувенирных бриллиантов» — а точнее, четырех бриллиантовых браслетов по цене до 900 долларов каждый. «Когда мы носим созданные на заказ украшения, — однажды сказала она читателям "T", — мы приобщаемся к наследию, столь же древнему, как наследие римлян, греков, персов - и еще древнее».

Это может удивить. Но легко забыть, что «Маленькая жизнь» — это несомненно роман о богемной жизни. Мучения Джуда вклиниваются между открытием галереи в Нижнем Ист-Сайде, летними каникулами на Кейп-Коде, отдыхом в Ханое. Критики отметили впечатляющий ассортимент кулинарных изысков в романе, от апельсиновой утки до салата радиккьо с грушами и хамоном, за которыми следуют пирог с кедровыми орехами, тарт татен и домашний ореховый пирог, который Янагихара позже описывает как нечто среднее между датским ржаным и японским молочным хлебом, который она однажды заказала в пекарне в Токио. Книга вдохновила знаменитого шеф-повара Энтони Поровски опубликовать рецепт под названием «Гужеры для Джуда», основанный на канапе, которые Джуд готовит для новогодней вечеринки, прежде чем порезать руки так сильно, что ему потребуется неотложная медицинская помощь. Рецепт можно найти на веб-сайте Boursin — французского бренда сыра с травами.

Действительно, под натиском описанных Янагихарой ужасов читатели могут блокировать в своей памяти, словно детскую травму, тот факт, что прочитали более шикарную копию ранее написанного. Ее первая книга была в буквальном смысле описанием путешествия педофила. В романе «В сторону рая» Янагихара не утратила уже знакомого тона описания богатства. Вот восточные ковры оттенка розы, темно-зеленые шторы из шелка, деревянные полы, отполированные маслом макадамии. Вот жареный в воке горошек, силлабаб с имбирным вином (сладкое блюдо из корнуоллской кухни, приготовленное путем свертывания сладких сливок или молока с кислотой, такой как вино или сидр — прим. пер.), пирог с кедровыми орехами (еще один!). Как и в «Маленькой жизни», Янагихара, подобно экскурсоводу, не может не отпускать радостных комментариев, ведя своих персонажей по Нью–Йорку. «Мы срежем через Кристофер-стрит, а затем пройдем мимо Восьмой и на восток на Девятую, прежде чем повернуть на юг на Пятую авеню», — в критический момент предлагает второстепенный персонаж.

Возможно, я слишком строга. Конечно, романисты должны все описывать! А еще лучше — возрождать давно забытое. У Янагихары наметанный глаз туриста на детали — это превращает ее в очень увлекательного рассказчика. Вот тот самый отпуск в Ханое из «Маленькой жизни»:

[Он] повернул в переулок, где тесно жались друг к другу маленькие импровизированные ресторанчики, где женщина разогревает суп или масло за прилавком и рядом штук пять пластиковых табуреток … Он остановился, чтобы пропустить велосипедиста, к багажнику велосипеда была привязана корзина с торчащими пиками багетов … потом он завернул в другой переулок, где тоже стояли торговцы с пучками зелени, громоздились черными горами мангостаны, сверкали металлические подносы серебристо-розовой рыбы, такой свежей, что слышно было, как она хватает воздух…

А вот 23 и 24 дни того самого «Большого азиатского турне» от Condé Nast Traveler:

Вы увидите все маленькие живописные зарисовки ... которые делают Ханой таким, какой он есть: десятки киосков с фо (блюдо вьетнамской кухни, суп с лапшой, в который при сервировке добавляют говядину или курятину, а иногда — кусочки жареной рыбы или рыбные шарики — прим.пер.), с большими котлами кипящего бульона ... велосипедисты, проезжающие мимо с корзинами свежеиспеченного хлеба; и, особенно, эти маленькие уличные рестораны с их низкими столиками и складными стульями. … [На следующий день] вы пройдете мимо сотен киосков, торгующих всем, что бывает на вьетнамском столе: от лапши с бобами мунг до домашней рыбной пасты и кафрских лаймов, а также продавцов, склонившихся над большими, как автомобильные покрышки, корзинами с манго, шелкопрядами и рыбой, такой свежей, что она все еще хватает ртом воздух.

Конечно, включить в свой роман описание командировки — это не преступление. Я просто хочу сказать, что Янагихара в глубине души остается писательницей-путешественницей, возможно, неисправимой. Создается ощущение, что она чувствует, как богатство можно перевернуть, словно камень, обнаружив под ним извивающуюся гадость. В некоторых случаях она даже высказывает политическую точку зрения, как, например, неизменный интерес к колонизации Гавайев. Но чаще всего в ее книгах прогнившая суть богатства носит чисто психологический характер: в «Маленькой жизни» нет незаконных пляжных домиков, нет украденных закусок. Роскошь — это просто фон для необычайных страданий Джуда, а не их причина или следствие. Во всяком случае, последнее придает остроту первому. Это было главное открытие Янагихары — обнажившее мощеные улицы Сохо и нечто ужасное, явившее себя — идея о том, что нищета дарует некое достоинство, которое богатство и праздность дать просто не могут, независимо от того, насколько четко они выписаны на страницах.

«В сторону рая» — это вовсе не роман. Это три книги, объединенные в один том: повесть, сборник коротких рассказов и полноценный роман. Замысел заключается в том, что действие этих трех частей разворачивается в 1893, 1993 и 2093 годах в сменяющих друг друга версиях таунхауса на Вашингтон-сквер. Первый – роман в стиле Генри Джеймса: Дэвид, богатый отпрыск с загадочными случаями нервных срывов, отвергает предложение скучного Чарльза бежать на запад с плутоватым бедняком Эдвардом. Вторая, странная постколониальная сказка, рассказывает о том, как помощник юриста, гей Дэвид, вместе со своим старшим ВИЧ-положительным бойфрендом Чарльзом устраивает званый ужин в честь неизлечимо больного друга, в то время как отец Дэвида, законный король Гавайев, умирает в психиатрическом учреждении. Третья книга, представляющая собой роман, является попыткой создания спекулятивной фантастики в комплекте с беспилотными летательными аппаратами («Мухи»), скучными названиями («Зона восемь») и закрытой био-системой в Центральном парке. В этом Нью-Йорке, опустошенном столетием пандемий, лаборантка Чарли с поврежденным мозгом обнаруживает неверность своего мужа Эдварда, в то время как ее дедушка, блестящий вирусолог, раскрывает свою роль в создании нынешнего тоталитарного правительства. (В судорожной попытке соединить три части вместе Янагихара дала нескольким персонажам одно и то же имя, хотя они ни биологически, ни по сюжету никак не связаны друг с другом.)

Может показаться, что третья часть книги «В сторону рая» написана на злобу дня, но Янагихара всю жизнь увлекается болезнями. Она была, по собственному описанию, «болезненным ребенком», отец водил ее в морг, где патологоанатом показывал ей трупы, раскрывая кожные лоскуты, как лепестки цветов, чтобы девочка могла нарисовать их внутренности. Годы спустя в центре сюжета романа «Люди среди деревьев» зоонозное (группа инфекционных и паразитарных заболеваний, возбудители которых паразитируют в организме определенных видов животных, и для которых животные являются естественным резервуаром — прим. пер.) заболевание, которое продлевает жизнь страдающего им, при этом быстро ухудшая когнитивные функции. В «Маленькой жизни» история жестокого обращения с Джудом одновременно является богатой питательной почвой для инфекции: его венерические заболевания, приобретенные от клиентов; его порезы, приводящие к сепсису; его искалеченные ноги, которые после десятилетий сосудистых язв и остеомиелита должны быть, наконец, ампутированы. Это не говоря уже о многих второстепенных персонажах романа, которые в одночасье оказываются поражены инсультом, сердечным приступом, рассеянным склерозом, всеми видами рака и чего-то, называемого синдромом Нисихары, нейродегенеративным заболеванием, настолько редким, что автору пришлось его выдумать.

Как и ее предшественник, «В сторону рая» — это роман, в котором с людьми безо всякой причины случаются ужасные вещи. Причины страданий на этот раз стали буквально бесчеловечными: рак, ВИЧ, эпилепсия, функциональное неврологическое расстройство, токсичный противовирусный препарат, неопознанная вирусная геморрагическая лихорадка, которая разожжет следующую пандемию. Вирус выступает в качестве олицетворения Янагихары после трех написанных романов. Страдания, которые он причиняет человечеству — болезни, смерть, социальная катастрофа — это всего лишь безучастный побочный эффект его бессмысленного репродуктивного цикла. Биологи даже не пришли к единому мнению относительно того, являются ли вирусы живыми организмами. Вирус ничего не хочет, ничего не чувствует, ничего не знает; самое большее, чем может быть вирус — это маленькая жизнь.

Это идеально подходит для Янагихары: чистое страдание, не разбавленное политикой или психологией, историей, языком или даже сексом. Лишенное смысла, оно может более полно служить высшей цели автора. Читая «Маленькую жизнь», можно представить, что Янагихара возвышается над героями с лупой, сжигая своих красивых мальчиков, как муравьев. По правде говоря, Джуд — ужасно непривлекательный персонаж, с внутренним монологом неисправимого ребенка, который всегда лжет и нарушает обещания. В первый раз, когда он режет себя, вы приходите в ужас; в 600-й раз вы хотите, чтобы он точнее прицелился. И все же Янагихара чрезмерно любит его, до приторности. Всезнающий рассказчик книги, похоже, защищает Джуда, баюкая его на своих вечеринках с коктейлями и извилистыми ответвлениями сюжета, оставляя в живых на протяжении впечатляющих 800 страниц. Это не садизм; это ближе к синдрому Мюнхгаузена.

Янагихара создает идеальный образ для такого рода любви. Возлюбленный Джуда, Виллем, пытаясь помешать ему порезаться, обнимает Джуда так крепко, что он едва может дышать. «Притворись, что мы падаем и цепляемся друг за друга от страха», — говорит ему Виллем; на короткое мгновение фантазия о неминуемой смерти пробивается сквозь отвращение Джуда к самому себе и позволяет ему беспомощно рухнуть в удушающие объятия своего возлюбленного. Теряя сознание, Джуд представляет, как они падают до самого ядра земли, где огонь плавит их в единое существо, которое даже смерть не может разлучить.

Если болезнь — ангел смерти Янагихары, то геи — ее идеальные пациенты. Большинство ее главных героев на сегодняшний день — геи или, по крайней мере, мужчины, любящие мужчин, и она относится к ним с величайшей осторожностью. Когда Джуд наконец раскрывает Виллему подробности своего ужасного детства, они вдвоем лежат на полу в гардеробе. В «Маленькой жизни» эту тенденцию можно было бы отрицать как литературный прием, помня о заявленном желании Янагихары сделать роман «драматическим», но в романе «В сторону рая» ее сентиментальность начала кровоточить, как рана. «Мы никогда не смогли бы быть вместе на Западе, Эдвард. Будьте благоразумны! Там опасно быть такими, как мы», — умоляет один из Дэвидов. «Если бы мы не могли жить такими, какие мы есть, то как бы мы могли быть свободными?» Действительно, вся первая часть «В сторону рая» разворачивается в альтернативной версии Нью-Йорка 19-го века, где в основе всего неожиданно оказывается свобода любви; простите меня за то, что в настоящий исторический момент меня не тронула проблема равенства в браке.

И еще есть СПИД. Это правда, что «В сторону рая» — это не роман о СПИДе; настоящий кризис, который разворачивается здесь точно так же, как и в реальности, представляет собой не более чем слабый фон для ста страниц. Но это только потому, что Янагихара, похоже, рассматривает все болезни как аллегории вируса иммунодефицита человека. Бывший бойфренд Чарльза Питер, возможно, умирает только от «старого унылого рака», но вирус витает над его прощальной вечеринкой и оседает в череде пандемий романа. Следующий Чарльз, персона нон грата в фашистском государстве, созданном по его собственному замыслу, присоединится к другим угнетенным геям Нью-Йорка в поисках любви и поддержки в ночлежке на берегу реки на Джейн-стрит в Вест-Виллидж — в трех кварталах от реального мемориала жертвам СПИДа в парке Гудзон-Ривер. Эта деталь до крайности слащава, как бесстыдная попытка сыграть на привлекательном пафосе болезни, передающейся через акт любви.

Когда «Маленькая жизнь» была впервые опубликована, писатель Гарт Гринвелл объявил ее «самым впечатляющим описанием социальной и эмоциональной жизни геев за долгие годы», похвалив Янагихару за то, что она написала роман о «страданиях квир-персоны», который был о СПИДе только по духу. По нескольким причинам это было любопытное утверждение. Во-первых, многие персонажи романа, включая Виллема и Джуда, не могут идентифицировать себя как геев в общепринятом смысле. Во-вторых, сама Янагихара не лесбиянка, хотя и говорит, что эпизодически спала с женщинами в колледже Смит. Действительно, если «Маленькая жизнь» и была оперой, то это была не классическая «Богема», а «Богема»-мюзикл (рок-мюзикл по книге Джонатана Ларсона, частично основанной на опере Джакомо Пуччини «Богема» 1896 года; в нем рассказывается история группы обедневших молодых художников, борющихся за выживание в Ист-Виллидж Нижнего Манхэттена — прим.пер.). Теперь, возможно, великому роману о геях следует выйти за рамки политики идентичности. Янагихара упрямо отстаивала свое «право писать о том, о чем хочет». Боже упаси, мы не утверждаем, что о геях могут писать только геи — пусть все свободно выражают свое мнение. Но если бы белый автор написал роман с главными героями-американцами азиатского происхождения, которые, хотя и сопротивлялись бы своей природе, тем не менее обитали бы в несомненно азиатской американской среде, мы бы задались вопросом, почему он это сделал.

Так почему? «Я не знаю», — сказала Янагихара одному журналисту. Другому она утверждала: «Я не думаю, что в мужчинах-геях есть что-то интересующее меня». Это сбивающие с толку, даже оскорбительные ответы, учитывая, что у нее было почти десять лет, чтобы придумать что-нибудь получше. Но сомневаюсь, что Янагихара — автор, который верит, что художественная литература это осознанный акт уклонения от реальности, — поступает нечестно. «Писательница может спрятать в своих произведениях все, что захочет, силу, которая может как освободить, так и заточить в тюрьму», — написала она, объясняя свой отказ идти на терапию, несмотря на настояния ее лучшего друга, человека, которому посвящена «Маленькая жизнь» и чей круг общения вдохновил ее на создание образов друзей в книге. «Однако по мере того, как она становится все более искусной в этом, — продолжает Янагихара, — она может обнаружить, что теряет способность говорить правду о себе».

Это вполне возможно. Независимо от личной жизни Янагихары, ее работа выдает познавательный интерес к геям. Преувеличивая их уязвимость перед унижением и физическим насилием, она оправдывает материнскую позицию чрезмерной опеки. Это не акт дегуманизации, а как раз наоборот. Перед Джудом, названным в честь святого покровителя безнадежных дел, испытываешь ужасающее благоговение; он чересчур чувствителен. Если автор не наделяет этой удушающей любовью персонажей мужского пола (например, Виллема), она испытывает ее на уровне своего собственного повествования. Действительно, заметное отсутствие женщин в ее произведениях вполне может выражать склонность Янагихары как писательницы накапливать женскую субъективность в себе.

Это подводит нас к Чарли, рассказчице в книге «В сторону рая» и единственной на сегодняшний день главной героине Янагихары. Чарли — лаборантка, которая ухаживает за эмбрионами мышей в лаборатории Зоны пятнадцать, где изучают грипп. Противовирусный препарат, спасший ей жизнь в детстве, сделал ее бесстрастной и простодушной, к сожалению, неспособной осознать степень собственного одиночества. После того, как Чарли изнасиловали два мальчика ее возраста — единственное изнасилование во всей книге, если вы можете в это поверить, — ее дедушка Чарльз отчаянно пытается обеспечить ее безопасность, выдав замуж за гомосексуалиста, такого же, как он сам. Но именно в случае Чарли, которая жаждет, чтобы муж прикоснулся к ней, хотя знает, что он никогда этого не сделает, сублимация романтической любви в конце концов превратится в отчаяние. Когда Чарли следует за мужем в убежище в Вест-Виллидж и обнаруживает записки от его любовника, ее сердце разбито. «Я знала, что меня никогда не полюбят, — думает Чарли. — Я знала также, что никогда не полюблю».

Но это не совсем так. После того, как муж Чарли умрет от неизвестной болезни, единственная женщина, к которой Янагихара просит от своих читателей сочувствия, ляжет рядом с его трупом и впервые поцелует — смерть стерла, наконец, пропасть между ними.

Для Чарли нет рая. Странная и бесцветная фраза «в сторону рая» указывает пункт назначения, но не дает никаких гарантий прибытия. Возможно, именно поэтому Янагихара включила ее в последнее предложение каждой из трех частей романа. Над каждым персонажем, который решает отказаться от священного рая на земле ради другого, нависает тень: от плутократического Северо-Востока ради гомофобного Запада, от колонизированного штата Гавайи ради иллюзорного пляжного королевства, от тоталитарной Америки ради неизвестной Новой Британии. Каждый рай — это тонкая вуаль, за которой кроется бездна нищеты, болезней, мучений, безумия и тирании. Свобода — это ложь, безопасность — это ложь, борьба — это ложь; даже роскошества, описанию которых Янагихара посвятила значительную часть своего творчества, в конце концов, ничто. Ибо рай, поскольку он означает небеса, также означает и смерть.

Даже любовь не спасет персонажей Янагихары. Ее фантазии о страданиях и болезнях предназначены только для того, чтобы породить совершенно особый вид любви, и эта любовь не целебна, а паллиативна — рано или поздно она приводит к смерти ее объекта. Если это фатализм, то это не жизнерадостный фатализм Просперо (персонаж пьесы Шекспира «Буря» — прим. пер.), еще одного законного короля на другом райском острове, напоминающего своей аудитории, что «...Мы созданы из вещества того же,/Что наши сны. И сном окружена/Вся наша маленькая жизнь». Нет, это обескровленный фатализм Джуда, который из любви к своему партнеру попытается быть «немного поживее» (фраза созвучна наименованию книги — «a little life» — прим. пер.), — выражение, которое он узнал от своего сутенера — в то время как Виллем занимается любовью с его сопротивляющимся телом. Та же фраза встречается в «Людях среди деревьев», где она описывает мрачное вегетативное состояние, которое постигает островитян, чья болезнь продлила им жизнь. В книге «В сторону рая» Чарльз размышляет о множестве близнецов с ослабленным иммунитетом, объясняя, что он так и не стал практикующим врачом, потому что «никогда не был убежден, что жизнь — ее спасение, ее продление, ее возвращение — именно то, что нужно». Близнецы умирают, возможно, в результате самоубийства, и Чарльз продолжает строить лагеря смерти. «Наступает момент, — однажды сказала Янагихара о Джуде, — когда становится слишком поздно помогать некоторым людям».

Эти слова трудно читать тем из нас, кого посещали суицидальные мысли и кто от них избавился, если не радуясь тому, что жив, то испытывая облегчение оттого, что не умер. Это действительно напоминает фантазию путешественника, который выглянул из окна своего отеля на убожество, царящее внизу, и пришел к выводу, что смерть — это противоположность раю, как будто местные жители не проживают свои маленькие жизни в обширном промежутке между ними. Но даже романы Янагихары — это не лагеря смерти, это хосписы. «Маленькая жизнь», как и сама жизнь, длится и длится. На сотнях страниц романа Джуд не таясь вопрошает, почему он все еще жив, любимый только богом. Ибо в этом смысл страдания: сделать любовь возможной. Чарльз любит Дэвида; Дэвид любит Эдварда; Дэвид любит Чарльза; Чарли любит Эдварда; Джуд любит Виллема; Ханья любит Джуда; страдание любит компанию.

Андреа Лонг Чу

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ