Искупление вины перед доктором Ватсоном

Оливия Рутильяно считает, что этот блестящий детективный дуэт был создан самим Ватсоном

Играть роль второй скрипки нелегко. Задумайтесь на мгновение: есть ли в западной литературе персонаж, столь же непонятый и опороченный, как доктор Ватсон, давний напарник детектива Шерлока Холмса?

В адаптациях двадцатого века доктор Ватсон нередко предстает как болтливый идиот – зачастую старый, всегда наивный и постоянно ошеломленный. Он существует в вечном состоянии удивления, в лучшем случае обеспечивая контраст, благодаря которому Холмс выглядит еще более умным.

Это странно, ведь Ватсон, описанный в рассказах Артура Конана Дойла , разительно отличается от этих грубых интерпретаций. Холмс и Ватсон встречаются в 1881-м, в лаборатории, где Холмс занимается исследованиями. Ватсон, хирург, только вернулся в Лондон из Афганистана, где он служил военным врачом. Он ищет жилье, и старый друг направляет его к Холмсу, который находится в такой же ситуации. При встрече Ватсон находит Холмса интересным. Холмс же просто считает, что Ватсон ему подходит. Будучи и врачом, и ветераном войны, Ватсон имеет уникальную возможность оценить детективную и научную работу Холмса и может при необходимости предложить значительную помощь. На самом деле он так высоко ее оценивает, что становится биографом Холмса, что привлекает к делам детектива еще больше внимания. Ватсон молод; согласно оценкам Уильяма С. Беринг-Гулда, исследователя Шерлока Холмса (что было подтверждено другими учеными, включая Лесли С. Клингера), ему, вероятно, было всего около двадцати девяти лет.

Комикс «Чу! Бродяга» художницы Кейт Битон прекрасно объясняет его затруднительное положение. В нем Доктор-Ватсон-из-рассказов-о-Шерлоке-Холмсе, молодой и способный специалист, обнаруживает, что Холмс заменяет его на тучного впечатлительного идиота, расхаживающего вокруг и кричащего коронные фразы вроде «Ну и ну» и «Ей-богу!».

Эта шокирующая перемена произошла после 1939 года, когда Найджел Брюс сыграл Ватсона на пару с Бэзилом Рэтбоуном в роли Холмса в киноадаптации «Собаки Баскервилей» , а также в «Приключениях Шерлока Холмса», выпущенных несколько месяцев спустя. До 1946 года он пятнадцать раз играл Ватсона в экранизациях, а до 1950-х множество раз выступал на радио. Его Ватсон неизлечимо глупый. Он поощряет странные отношения двух мужчин, в которых Холмс выступает по отношению к своему помощнику скорее в роли ошеломленного родителя. «Годами любители Шерлока заламывали руки и оплакивали судьбу бедного Ватсона на экране, в фильмах и на телевидении, и говорили всем, кто готов был слушать, что это не настоящий Ватсон», – сказал Клингер в интервью Los Angeles Times 2012 года. Он добавил:

«Поклонники Шерлока говорят: “С какой стати гений вроде Шерлока Холмса стал бы проводить время с дураком вроде Ватсона в исполнении Найджела Брюса? В этом нет никакого смысла… Мы всегда думали о нем как об умном человеке, молодом, который точно не старше самого Холмса, стойком и смелом, немного приземленном. Он из тех, кто может дать Холмсу столько же, сколько получает”».

Слава богу, безумие по большей части остановилось – начиная от подходящего по возрасту Ватсона Джуда Лоу в фильмах Гая Ричи до способной профессионалки Люси Лью в «Элементарно» и Мартина Фримена в роли адреналинового наркомана, лучшего друга Холмса в сериале BBC. Ватсоны из недавних адаптаций вернули здравый смысл и научные познания персонажа, а также его искреннее беспокойство по поводу опасных привычек Холмса (эта последняя черта имеет глубокие корни, вплоть до одной из самых первых адаптаций Холмса, сценической мелодрамы Уильяма Джиллетта 1899 года).

Но мне хочется немного поразмышлять об оригинальном, книжном Ватсоне. Он не только «не был глупцом». Литературный Ватсон мог предложить нашему детективу больше, чем просто благоразумную поддержку. Не забывайте, что именно Ватсон написал рассказы о Холмсе, а значит, именно он – их архитектор. На нем лежит ответственность представлять их взаимоотношения и даже всю личность Холмса. У Ватсона среди них двоих вполне может быть более выдающийся ум.

В книгах Ватсон легко поражается действиям Холмса, но я думаю, что он делал это нарочно. Возьмем в качестве примера рассказ 1891 года «Скандал в Богемии» . В одной сцене в квартире, в которой Холмс живет с Ватсоном, он появляется из своей спальни, облаченный в тщательно продуманный костюм для прикрытия. По словам Ватсона, Холмс ушел из комнаты, одетый как обычно, и «вернулся через несколько минут в образе любезного, скромного методистского проповедника». Ватсон отмечает эффектные и убедительные элементы костюма Холмса: «в широкополой черной шляпе, мешковатых брюках, с белым галстуком…», а затем начинает описывать тонкие аспекты его новой внешности, завершающие образ: «приятная улыбка» и «общее выражение благожелательного любопытства». Холмс не только надел одежду проповедника, он пытается выглядеть «любезно, скромно» – правдоподобно благодаря не только привычкам в одежде, но и поведению. Восхищенный, Ватсон отмечает, что такие перемены «мог воспроизвести, пожалуй, только Джон Хэйр» (популярный актер и в то время управляющий театра Гаррика в Лондоне, известный благодаря ролям благонамеренных чудаков). Он добавляет: «Выражение его лица, манеры, даже душа, казалось, менялись при каждой новой роли, которую ему приходилось играть».

Вот это заявление! Здесь, в третий раз, когда он описывает Холмса, Ватсон подсказывает нам, что представление является ключевой частью его детективной методологии. В каноничных книгах о Холмсе – в общей сложности пятидесяти шести рассказах и четырех романах – Шерлок Холмс тщательно маскируется семнадцать раз. Я много об этом размышляю, потому что тема моей докторской диссертации – «Спектакль и викторианский детектив», и, как вы правильно догадались, одна из глав посвящена Холмсу (Растет ли самодовольство, которым пропитана эта статья, из моего выступления на ежегодной зимней конференции Вандербильтского университета «Вселенная Диккенса»? Еще бы!). Я продолжала возвращаться к впечатлениям Ватсона от превращений Холмса, заинтригованная тем, что Ватсон каждый раз ошеломлен ими. В чуть более позднем рассказе «Человек с рассеченной губой» , когда Ватсон в одиночку отправляется в опиумный притон, чтобы найти знакомого, он слышит, как голос шепчет ему: «Пройдите мимо меня, а потом оглянитесь». Он смущен, но затем все встает на свои места.

«Эти слова я расслышал вполне отчетливо. Их мог произнести только находившийся рядом со мною старик. Однако у него по-прежнему был такой вид, будто он погружен в себя и ничего кругом не замечает. Он сидел тощий, сморщенный, согбенный под тяжестью лет; трубка с опием висела у него между колен, словно вывалившись из его обессиленных пальцев. Я сделал два шага вперед и оглянулся. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вскрикнуть от удивления. Он повернулся так, что лица его не мог видеть никто, кроме меня. Спина его выпрямилась, морщины разгладились, в тусклых глазах появился их обычный блеск. Возле огня сидел, посмеиваясь над моим удивлением, не кто иной, как Шерлок Холмс. Он сделал мне украдкой знак, чтобы я подошел к нему, и опять превратился в дрожащего старика с отвислой губой».

Трансформации Холмса, кажется, возникают почти что по волшебству; даже самый искусный актер не может полностью утратить самого себя на выступлении только за счет физических маневров, однако Ватсон клянется, что Холмсу это удается.

Нам приходится верить Ватсону на слово, а это непросто, если задуматься: он прекрасен и как персонаж, и как повествователь. Ватсон настаивает, что Холмс может делать то, что физически невозможно и никем раньше не осуществлялось. Сам актер никогда не исчезает благодаря своей игре (что, как снова и снова повторяет Ватсон, может сделать Холмс), если только это не происходит за пределами ожидаемого, установленного пространства без предварительного предупреждения о появлении актера (тогда это кажется не столько «актерством», сколько «представлением», чем-то более общим). В конце концов, когда кто-то посещает театр, чтобы посмотреть представление, его поражают не исполнители – ведь они выглядят и действуют не так, как в жизни.

Ватсон знает, как это работает — в «Скандале в Богемии», когда Холмс одевается как «скромный проповедник», Ватсон сравнивает его с актером Джоном Хейром, человеком с устоявшимся репертуаром. Не с персонажами, которых играл Хэйр, а с самим человеком. Работа актера, как мы ее понимаем, состоит в том, чтобы заставить зрителей забыть, что они смотрят на знакомого им человека – однако его истинная личность никогда не исчезает полностью.

Тем не менее, Ватсон каждый раз обманывается и поражается маскировке Холмса – что имеет очень мало смысла в вышеупомянутом теоретическом смысле. Действительно, Джона Хэйра, известного тем, что он на протяжении всей своей карьеры эффектно играл стариков, узнали бы на сцене, если бы существовала хотя бы отдаленная возможность того, что он будет играть в театре в этот вечер. Но это все еще не имеет смысла, ведь Ватсон должен был быть знаком со склонностями своего друга. Можно было бы подумать, что после стольких лет, проведенных в качестве соседа по комнате и друга человека, так любящего маскировку, он каждый раз при виде незнакомца, входящего в их квартиру или слишком много болтающего с ним на улице, мог бы хотя бы задаться вопросом, может ли один из этих незваных гостей оказаться его другом.

Холмс понял, что пространство для его выступлений безгранично, чего Ватсон, похоже, никогда не мог полностью осознать. Но вопрос в том, является ли Ватсон аудиторией или он (автор рассказов для широкой читающей публики) – соучастник в спектакле? Если Холмс играет, то кто может гарантировать, что Ватсон не делает того же?

Неоднократное потрясение Ватсона при раскрытии Холмсом своей личности настолько заметно, что, вероятно, именно из-за этого последующие адаптации превращают его в дурака, которого легко ошарашить и который, казалось бы, существует только для того, чтобы восхищаться способностями своего соседа по комнате. В большинстве адаптаций, похоже, забывают, что именно Ватсон контролирует ситуацию. Поэтому я предпочитаю думать, что это доказательство того, насколько он умен. Он участвует в двойном представлении этой странной пары, в котором его альтер эго все время обманывают. Что, если его удивление фальшивое? В конце концов, Ватсон – врач; он не может быть настолько глуп. Это элементарно. (Комедия 1988 года о Холмсе и Ватсоне «Без единой улики» наводит на мысль о чем-то подобном.)

Если вы читаете эти рассказы и думаете, что Шерлок Холмс – исполнитель, а Ватсон – его умный бэк-вокалист, который клянется, что никогда не видел ничего более впечатляющего, то вы заменяете понятие «гения», характерного для его рассказов. Истинный гений пары Холмс-Ватсон заключается в самом их сотрудничестве, в том, как они себя преподносят – их способы настолько эффективны, что рассказы «Ватсона» публикуются в The Strand, и Холмс стал необычайно знаменитым как в мире самих рассказов, так и за его пределами.

Дело в том, что Холмс гораздо менее впечатляющий без Ватсона, который говорит нам о том, насколько он впечатляющий. Холмс настолько впечатляющий именно потому, что Ватсон сделал его таким. Ватсон скорее не закадычный друг, а управляющий Холмса. Холмс – талант, а Ватсон – стратег. А без этого не обходится ни одно представление.

Оливия Рутильяно (Olivia Rutigliano)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ