Как ЦРУ на самом деле вербует агентов для того, чтобы они шпионили в собственной стране

Дуглас Лондон построил свою карьеру в ЦРУ. В статье он вспоминает первого агента, которого завербовал за границей.

Впервые меня назвали шпионом в 1986 году. Я жил на Ближнем Востоке и встречался с правительственным чиновником принимающей страны, с которым общался в течение нескольких месяцев. «Билал» пригласил меня к себе домой поздно вечером, как ему нравилось, когда на улицах было тихо, прислуга ушла, а его семья была занята своими делами в других частях большого дома. По сложившемуся обычаю, мы сидели на его веранде, потягивая «Джонни Уокер Блэк», который я регулярно ему дарил, ели орехи и смотрели на звезды.

Билал любил поговорить. Первым, что бросалось в глаза, была его улыбка до ушей, когда он рассказывал истории, анекдоты или просто мудрствовал за ваш счет. Веселый балагур, Билал любил подразнить. Он провоцировал споры и наслаждался этим в качестве времяпрепровождения, изучая, как лучше всего вызвать у кого-то раздражение и задеть за живое. Но Билал быстро отступал, когда чувствовал, что может обидеть собеседника. Он был, как и большинство арабов, которых я знал на протяжении многих лет, внимательным и щедрым хозяином.

Будучи примерно на двадцать лет старше меня, Билал медленно и осторожно поверял меня в свои тайны, часто проверяя мою способность хранить секреты, все время стараясь скрыть свое истинное «я». Вот как действовал Билал. Успешный карьерный чиновник, несмотря на то, что он принадлежал к группе этнического меньшинства, Билал рано сумел найти баланс между исключительно достойным выполнением своей работы и игрой в дурака. Он обладал уникальным набором языковых и культурных навыков, которые высоко ценило его правительство, поскольку эти способности позволяли ему эффективно взаимодействовать с одним из главных конкурентов страны. Но он преуменьшал свои собственные амбиции и подчинял свою верность роду, поскольку старшие рассматривали его как потенциальную угрозу. Под старшими я имею в виду тех, кто находится в высших эшелонах власти в его организации. Билалу удалось привлечь внимание старших, которым он оказался полезным и преданным, показав им то, что, как он знал, они хотели видеть. Моя задача состояла в том, чтобы один за другим снять все внешние слои представляемого им образа.

Я придумал предлог, чтобы встретиться с Билалом в самом начале моего задания. Я заинтересовался им, основываясь на отзывах, которые получил от коллег за пределами Агентства. Билал был общителен, настроен проамерикански и решительно неприхотлив — все это редкие черты характера среди местных чиновников, с которыми мы обычно имели дело. В отличие от своих мейнстримных коллег той же этнической группы, Билал, казалось, искал большего признания от своих официальных американских контактов, желал нравиться и быть уважаемым. Я надеялся и подозревал, что за этим кроется нечто большее. Билал разведывал обстановку?

В течение нескольких месяцев мы с Билалом перешли от встреч в его офисе к периодическим обедам в укромном месте, к тихим еженедельным встречам вечерами на его веранде. Это не было просто вариантом решения тактической задачи как по учебнику, направленному на то, чтобы все меньше скрывать наши отношения от общественности, но таким, который иногда является побочным продуктом отношений, диктуется оперативными соображениями на месте и практичностью. Цель оперативного сотрудника состоит в том, чтобы как можно скорее перевести отношения, которые могут начаться открыто, на по-настоящему тайную основу. Наши беседы касались истории, религии и политики, семей и личного опыта. Билал был гораздо более интеллектуален, начитан и сложен, чем ему нравилось показывать. От встречи к встрече он делился все более откровенными идеями о том, как на самом деле все работает в его стране и почему. Но прошло несколько встреч, прежде чем Билал произнес хотя бы малейшее слово критики о своих соотечественниках, прошли недели, прежде чем он признал их жестокое обращение с его этнической группой, и еще больше времени, прежде чем он признался в глубоком негодовании по поводу дискриминации и репрессий.

Оперативные сотрудники должны эффективно распоряжаться своим временем. Подобная работа — это образ жизни, в котором нужно учитывать каждую минуту для достижения оперативной цели. Тайная работа по безопасному набору и обращению с агентами требует опыта и манипулирования окружающей средой, а также людьми в ней. Это довольно трудоемкая профессия, при которой целенаправленное внимание уделяется формированию узнаваемого образа жизни, чтобы можно было исчезнуть, когда и как только это становится необходимым. У нас мало времени, чтобы тратить его на бурение пустых скважин, так сказать. Если вы вложили время и деньги в возможного агента, который на самом деле никогда им не станет, вы упустили тех, с кем могли бы достичь своей цели. Так что самый ценный талант оперативника, как однажды не очень деликатно выразился мой друг, — это «чувствовать запах крови». То есть иметь шестое чувство, позволяющее сортировать контакты и быстро проникать сквозь их маски, чтобы определить, кто готов стать шпионом. Я почувствовал запах крови при общении с Билалом.

Это было мое первое задание за границей, и я был молод даже по сравнению с обычными младшими офицерами. В то время как Билала заинтриговала моя готовность подшучивать и мой опыт работы «синим воротничком», который отличал меня от большинства коллег-дипломатов, я, тем не менее, относился к нему как к наставнику. Мой явный интерес состоял в том, чтобы узнать, в частности, что он мог рассказать мне о своем сообществе, и как его статус представителя этнического меньшинства помогал или мешал ему в его работе и во время службы за границей. Я тоже дразнил и провоцировал, что ему нравилось. Но я знал, когда нужно быть серьезным и когда, в нужный момент, философствовать. В Билале обнаруживалась огромная интеллектуальная глубина, которую он держал в себе, а вместе с ней и великое одиночество. Нелегко быть «включенным» все время, особенно когда играешь какую-то роль.

Билал облегчил свой путь к более деликатным и откровенным темам с помощью историй и метафор. Со временем он все чаще позволял мне уточнять и анализировать эти метафоры, описывая реальность, в которой он жил, что позволяло мне определять мотивы, которыми я впоследствии манипулировал для использования его сотрудничества в своих целях. Снятие слоев с чьей-то души и внутреннего мира требует изменения тактики, чтобы можно было определить и, в свою очередь, легко использовать то, что вы обнаруживаете. Исследование и проверки подтверждают или опровергают потребности, желания и страхи, которые вы обнаружили, а также открытость человека вашему подходу. Но в отличие от дела хирурга, работающего по накатанной с рентгеновским аппаратом, в нашем деле иногда случаются неожиданности, поэтому необходимо доверять своим инстинктам и чувствовать свой следующий шаг. Билал с осторожностью проверял меня на каждом шагу, точно так же, как я проверял его. Разделять риск, даже если он ложный, мнимый, — это ключ к проникновению в запертые двери чьей-то души. В процессе я сам предопределял свою истинную роль и свои настоящие планы, но не ничего такого, от чего я не мог бы быстро отступить, появись какие-либо опасения.

В тот вечер я планировал сделать подачу Билалу, то есть попросить его стать тайным агентом ЦРУ. Сначала я настроил фон для беседы. Я пересказал все, чему он научил меня о великолепном народе и потенциале его страны, а также о печальных последствиях того, как ею управляли. Воспроизводя собственные заявления и заявления Билала, пытаясь повысить эмоциональный градус разговора, я подчеркнул личные обиды и оскорбления, которым подвергся Билал. Поскольку он был вынужден сдерживать свои истинные чувства, я выразил его разочарование, когда он наблюдал, как продвигаются мужчины ниже его по положению, но из «правильных» семей и банд, и как иногда эти продвижения основывались на работе, которую он сам для них сделал. Но я похвалил Билала за то, что он перехитрил их, за то, что он переиграл их, чтобы воспользоваться открывшимися возможностями, чтобы лучше служить своей стране и продолжать двигаться вверх по карьерной лестнице. «Мы встретились по воле Аллаха, — подытожил я, — поскольку я верю, что он пересек наши пути не только для того, чтобы мы могли стать друзьями, но и для того, чтобы мы могли вместе совершить нечто большее, чем мы сами». Так я обратился к подлинным религиозным убеждениям Билала, а не посулил материальное вознаграждение.

«Я старался вас защитить... Я не мог сказать вам об этом раньше... Я не был готов добавить вам забот по обеспечению моей безопасности, — сказал я Билалу, — но на самом деле я офицер ЦРУ. Моя работа состоит в том, чтобы собирать за пределами общедоступного информацию, которую США могут использовать для более эффективной поддержки стабильности, процветания и защиты вашей страны. Информацию, которую ваша страна держит в секрете, опасаясь потерять лицо». Билал, несомненно, почувствовал бы, что я солгал ему о своей должности в ЦРУ, поэтому я хотел апеллировать к его интересам, а не к своим собственным.

«Цели США здесь благонамеренны, — продолжил я, — но даже друзьям необходимо видеть реальность, хорошую и плохую, чтобы помогать друг другу. Вот где вы можете помочь».

Билал внимательно слушал и, несмотря на свое обычно оживленное поведение, смотрел мне в глаза без всякого выражения, впитывая и оценивая каждое мое слово и соответствующие эмоции. Я продолжил: «Как вы сказали, ваше внутреннее знание планов и возможностей страны в отношении этого конкретного соперника, а также во всем регионе и в США, здесь недооценивается. Но это имело бы огромное значение для понимания и способности Америки действовать более эффективно для поддержания стабильности и снижения рисков просчетов, от которых страдают все». Я наклонился ближе к Билалу. «Это то, что вы уже делаете, и вот почему. Чтобы что-то изменить. Внести свой вклад. Вы подвергаете себя унижению и риску, глубоко пряча свои истинные чувства, играя в игры со своим начальством, чтобы иметь возможность что-то изменить».

Он выдохнул. Я задел его за живое. «Вы посещаете собрания и ежедневно читаете доклады по темам, в которых вы являетесь экспертом. Этот опыт принес бы больше пользы вашей стране, если бы вы поделились им с нами, учитывая то, как ваше начальство пренебрегает им. Сотрудничайте с нами, Билал, и вместе мы сможем достичь того, над чем вы так усердно трудитесь в одиночку». Самое важное — конкретно изложить наши ожидания и риски для агента.

Я выдерживал ровный, но не быстрый темп речи. Нелегко для такого жителя Нью-Йорка, как я. Я хотел, чтобы Билал точно услышал, что его просят сделать и почему, и помог ему осознать реальность, а не то, что он может себе вообразить. Вы бы удивились, а может быть, и нет, тем безумным просьбам, которые люди ожидают от ЦРУ. Убить кого-нибудь, взломать запертый сейф, намеренно повредить какое-нибудь оборудование. На самом деле, последнее, что мы хотим, это чтобы агенты подвергали себя риску, действуя как-то не по шаблону. «Дополнительной пользой для меня, — объяснил я, — была бы возможность внести скромный вклад в благополучие вашей семьи». Я хотел привязать деньги к конкретной семейной потребности, а не к самим деньгам; помочь ему рационализировать свой шпионаж для более благородной цели, ради его семьи, и предоставить ему фиговый листок в виде того, что получение им денег делает мне одолжение. «Так я буду чувствовать себя лучшим другом, зная, что вы сможете использовать свой ежемесячный гонорар за консультации в ЦРУ [тут я сослался на конкретную сумму, которую цензоры ЦРУ не позволяют мне раскрыть], чтобы помочь оплатить обучение детей... помогать своей стране и своей семье».

Закончив свою речь, я объяснил подробнее, почему я обращаюсь к нему с этой просьбой, раскрыл причину, по которой я не сказал ему ранее о своей принадлежности к ЦРУ, что именно его просили сделать, размер компенсации и как мы все это провернем. Я выдержал паузу, ожидая его ответа. Сотрудник заранее готовится к вопросам, возможным проблемам, эмоциональным реакциям или аргументам, которые могут быть выдвинуты. В бизнесе это называется спаррингом. Иногда реакции предсказуемы, а иногда неожиданны. Для меня это было в первый раз.

«Итак, Дуглас, ты шпион? — Билал ответил скорее риторическим, чем пытливым вопросом. — И твоя работа состоит в том, чтобы украсть секреты моей страны. Так откуда мне знать, что на тебя можно положиться? Чтобы защитить меня? Мою семью? Ты хоть представляешь, что они сделают со мной, с моей семьей, если меня поймают? Что бы подумал обо мне мой отец?»

Так оно и было. Шпион. Впервые. И мне это даже понравилось. Чтобы ответить на его вопрос о том, можно ли на меня рассчитывать, я ответил: «Потому что я не один. Это не только я, но и ЦРУ, организация, которая ценит вашу безопасность больше, чем любую информацию, которую вы можете предоставить. Работая с нами, вы являетесь частью команды». «Какие еще шпионы у вас есть в моей стране? — спросил Билал. — Как я могу доверять тебе, если я не знаю, на что ты способен?»

«Как ты можешь доверять мне, если я раскрою их личности? — ответил я. — Я скорее отдам свою жизнь, чем раскрою вашу личность или личность любого другого, кто пошел на такой риск ради своей страны и моей».

Билал улыбнулся и некоторое время ничего не говорил.

К счастью, Билал сказал «да». Не сразу, заметьте. Билал рассказал мне о всевозможных сценариях, с которыми он мог столкнуться, но в основном, как мне показалось, он хотел знать, было ли это подставой с самого начала. Хотя так оно и было, и Билал всегда будет подозревать это, я сказал ему, что это была просто случайность. Это дало ему предлог для того, чтобы спасти свое лицо, на который он так надеялся. Вам может прийти в голову, что я сделал это для того, чтобы облегчить свою собственную нечистую совесть, но я верил, что Билал хотел услышать это от меня или от кого-то другого. Билал, как и большинство агентов, не хотел видеть себя предателем, а скорее жертвой. В свойственном ему более философском плане, жертвой судьбы и скромным героем. Это именно то, что делают оперативники, чтобы помочь своим агентам жить в очень сложном мире шпионажа.

Банальный подход? Все эти эмоции, вычурные слова, воодушевление? Театр? Безусловно. Но это не значит, что это неправда. Драматизм не значит неискренность. Я продаю что-то, продукт, в который я верю, и продаю тому, кто втайне жаждет этого. То, о чем я прошу, и возможные последствия требуют драматизма и эмоций. Да, в культурном плане можно сказать, что арабы часто довольно эмоциональны, поэтому мое предложение было преподнесено именно так. Но кто бы не был взволнован, если бы его попросили связать себя такими обязательствами? Рисковать не только своей жизнью, но и подвергать свою семью любым последствиям, которые могут возникнуть. Каждый нуждается в подтверждении правильности своего выбора, но даже те, кто на пределе своих возможностей, могут почуять неискренность. Билал знал, что я имел в виду каждое сказанное мной слово, потому что это так и было. Когда он согласился, я понял, что он предан делу душой и телом. И именно поэтому мы обязаны нашим агентам больше, чем видеть в них просто сотрудников или, что еще хуже, расходный материал.

Отрывок из книги «ВЕРБОВЩИК: шпионаж и утраченное искусство американской разведки» (THE RECRUITER: Spying and the Lost Art of American Intelligence) Дугласа Лондона

Дуглас Лондон (Douglas London)

Дуглас Лондон — отставной старший оперативный сотрудник ЦРУ, адъюнкт-профессор Центра исследований безопасности Джорджтаунского университета и зарубежный научный сотрудник Института Ближнего Востока. Он служил преимущественно на Ближнем Востоке, в Южной и Центральной Азии и Африке, включая три назначения в качестве начальника резидентуры, старшего офицера разведки Президента и начальника базы в зоне конфликта. Занимал руководящие должности в Контртеррористическом центре ЦРУ, Центре информационных операций и Отделе Ближнего Востока и Южной Азии, выполняя задания в штаб-квартире ЦРУ. Лондон был награжден медалью ЦРУ за профессиональную разведку, премией Маккоуна и многочисленными наградами как отдельному лицу и как члену подразделений.