10 сентября 2021 г., 17:41

4K

Не стоит читать романы, которые предлагают слишком простые уроки

43 понравилось 0 пока нет комментариев 7 добавить в избранное

Джо Хамья против влияния интернета на книжную культуру

С 2005 по 2015 год, в период, когда мне было от от восьми до восемнадцати лет, неделя за неделей окружающие наблюдали внезапные и, казалось бы, бессистемные изменения в моем поведении. Изменения проявлялись в моей манере одеваться или в тоне моего голоса. Они охватывали всю повседневную часть моего существования – перерывы на обед в школе, ужин с родителями. Короче говоря, все эти изменения, как правило, можно было собрать под одним лозунгом– как я привлекала к себе внимание в течение довольно однотипных дней и как затем это внимание приходилось согласовывать.

Например, в первые недели 2013 года я просыпалась с буквально постоянным желанием одеваться в черное типа длинных элегантных юбок и топов, обнажающих мою шею и плечи. Я хотела создать образ особо яркой и невероятно общительной девушки, но вместе с тем спокойной, что превращало бы мои качества в естественное очарование. Соответственно, я благожелательно улыбалась всем, кого встречала на своем пути. По прошествии двух или трех недель я стала крайне раздражительной и замкнутой. К февралю это резко превратилось в более дикую разновидность рационализма – после двух недель почти полного молчания я начала общаться короткими фразами и часто задавала раздражающие вопросы, предназначенные для исследования природы реальности.

Дело было вот в чем: мне подарили Анну Каренину на Рождество, и, будучи 15-летней девчонкой, я приняла разумное решение, что главная героиня романа станет моим новым примером для подражания в жизни. Затем, в феврале, закончив эту книгу, я начала книгу Бертрана Рассела «Проблемы философии» ( The Problems of Philosophy ), и моя дружба с русским православием 19 века закончилась: теория познания стала моим новым лучшим другом. Длинной черной одежде я предпочла юбки в обтяжку и блузки с воротником. Я превращала любой разговор вокруг себя в беседу о фундаментальной проблеме восприятия знаний. Не потребовалось много времени, чтобы Рассел был вытеснен каким-нибудь другим автором.

Я полагаю, что часть такого поведения можно объяснить синдромом главного героя, который преследует большинство подростков и даже взрослых, которыми они становятся. Однако, ко всему прочему, в те годы я была в поиске обоснования того, как быть. Подражание сюжету и персонажу отнюдь не было разумным способом действий. Я была невыносима; я ничему не научилась – мой метод не сработал. Отказавшись от своей привычки в 18 лет, в следующий раз я столкнулась с ней пять лет спустя в Twitter.

* * *

Летом 2020 года квадратик текста шрифтом без засечек сообщил мне, что я должна стать лучшим человеком, читая книги из списка литературы по борьбе с расизмом; этот квадрат пояснил, что лишь с помощью Джеймса Болдуина, Рени Эддо-Лодж и Одри Лорд я могла продолжать жить в мире как нравственно заслуживающий доверия человек; текст появлялся в многочисленных вариантах, всегда в безобидных, приглушенных тонах и крупным, легко усваиваемым шрифтом. Джордж Флойд был мертв, Брионна Тейлор была мертва, и в разгар глобальной пандемии мне велели читать, чтобы никто другой не умер.

Какой цели должно было послужить это чтение? Если верить инфографике, то мне пришлось бы, как пишет Мерв Эмре, цитируя Бернара Лаира, «относиться к литературным текстам как к хранилищу типичных ситуаций, ролей, возможных последовательностей событий [и] механизмов действий». Таким образом, я и окружающие меня люди могли бы попасть в антирасистский мир, став главными героями.

Конечно, это не сработало. Немного людей читает книги, которые они покупают. Списки, рожденные цифровой культурой, которая поощряет индивидуальность до тех пор, пока та существует в рамках заранее установленного коллективного сознания, и выплюнутые на интерфейс, созданный с тем, чтобы выделять контент в течение заведомо ограниченного промежутка времени, прежде чем заменить его чем-то другим, вымерли. Их визуальное присутствие нарушило поток текстовой информации в моем таймлайне и, таким образом, привлекло внимание, как это бывает с немыми мигающими датчиками дыма, но затем, из-за слишком частого появления, отошло на задний план. Прежде чем они полностью исчезли, их неэффективность и использование в качестве средства показной добродетели были осуждены Хранителем, Стервятником, NPR. К декабрю в моем Твиттере высветилась новость о том, что Андре Хилл был застрелен в футболке Black Lives Matter. Все вернулись к чтению того, что они читали раньше.

* * *

Год спустя, читая опубликованные в социальных сетях и в интернете отзывы о моем собственном романе, я заметила в них повторяющийся мотив – вопросы о том, почему в романе нет сюжета, имен персонажей или их описания, в самом деле; почему в нем нет четкого выделения диалогов с использованием речевых знаков и почему почти все его персонажи совершенно неприятны. Более того, вопросы о том, почему в моем романе нет заключения по поводу классовой, расовой и межпоколенческой политики, которые в нем так активно выдвигаются на первый план, – короче говоря, почему этой книге так трудно было вызвать сопереживание у читателей; почему она не смогла, по меньшей мере, предложить серию аргументов по основным темам, а затем не научила какой-нибудь полезной морали? Я полагаю, что задавать такие вопросы справедливо и необходимо.

Этот случай из практики позволяет выдвинуть предположение, что чтение должно «сообщить» нам что-то посредством безвозмездной передачи информации от текста к человеку. Подобно инструкции по эксплуатации, прямо или косвенно, книга должна делать все то, чего не делает моя: действовать как план возможного будущего поведения или обстоятельств, или же иметь смысл в прошлом поведении и обстоятельствах жизни читателя. В лучшем случае книга должна наделить это «сообщение» добродетелью или, по крайней мере, развлечением. Такого рода книга, если ее все прочтут, сделает мир лучше. В свою очередь, само понятие чтения получит заметную пользу. Что же тогда может предложить своим читателям роман, в котором отсутствует сюжет, имена и описания персонажей, речевые знаки или четко очерченные моральные «стороны» заданного аргумента, когда его цель не состоит ни в том, чтобы поучать, ни в том, чтобы развлекать? Иначе говоря, какая польза от моей книги?

Я не собираюсь пропагандировать чтение ради самого чтения, хотя нет ничего плохого в том, чтобы читать для удовольствия. Я также не хочу сказать, что тексты ни в коем случае не должны распространяться на личный и социальный опыт читателя. Но, возможно, существует некая бесполезность в том, как естественные отношения в культуре чтения портятся интернетом – поиском выгоды, трайбализмом (форма групповой обособленности, характеризуемая внутренней замкнутостью и исключительностью, обычно сопровождаемая враждебностью по отношению к другим группам – прим. пер.), бинарным мышлением, при котором свойственно либо чрезмерное отождествление, либо апатия, когда такой процесс невозможен. Под таким давлением большинство книг теряет свою силу. Что еще хуже, они становятся скучными. Книга, которая стала бы успешной в соответствии с такими критериями, не смогла бы формировать взаимные отношения со своим читателем, а лишь передавать то, что он уже готов принять в качестве знаний, или же штамповать информацию на чистом листе, не встречая сопротивления со стороны читателя; такая книга должна быть построена на основе линейных и зависимых от контекста предпосылок. Она может научить вас чему-то лишь один раз, прежде чем ее ценность будет исчерпана. Такие книги превозносят «симпатичных» или «родственных» читателю персонажей; дидактический сюжет или диалог; легкую передачу информации. В рамках таких задач роман, который я написала, мертв.

* * *

Меня часто спрашивают, кто мой идеальный читатель. Чтобы никого не оттолкнуть от моей и без того теоретически малопонятной книги, я обычно воздерживаюсь от ответа. Но я думаю, что, возможно, мой идеальный читатель – тот, кто видит альтернативу механизмам, закрепленным Amazon, Twitter, Instagram, даже если и особенно если они уже активны на этих сайтах. Такой читатель может подумать, что вполне нормально легкомысленно относиться к своим внутренним реакциям наряду с критериями того, что предлагает данный текст. Они могут не ждать, пока текст «сообщит» им что-то, что они позже сочтут правильным или неправильным, а вместо этого сформировать с ним цикличные отношения: вложить в него свои собственные знания в виде беседы или мысленного эксперимента и получать удовольствие от двустроннего процесса такого обмена.

Книга в этом случае –  это не какой-то фрагмент «реальной жизни», с к которым можно соотнести себя или из которого можно что-то почерпнуть, а скорее эксперимент, на который реальный человек может отреагировать, не ожидая мгновенного вознаграждения или готовых знаний. Получившаяся в результате серая зона в перспективе становится питательной средой для различных идей. Так, роман теряет часть своей малоэффективной необходимости быть актуальным или поучительным, или же быть средством социальной защиты. Несмотря на нехватку коллективной социальной пользы, можно сказать кое-что о результате чтения романа, об обоснованной тесной связи между текстом и отдельным читателем: он расширяет границы.

Джо Хамья (Jo Hamya)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы
43 понравилось 7 добавить в избранное

Комментарии

Комментариев пока нет — ваш может стать первым

Поделитесь мнением с другими читателями!