Как перечитывание книг Дика Фрэнсиса спасло одного писателя от личностного кризиса и загадочной болезни

Приступы головокружения должны были меня насторожить.

Спустя год после опубликования своего дебютного романа я, начиненный вакцинами и кофеином, по горло ушел в работу над второй книгой. К тридцати годам я достиг почти всего, о чем мечтал в подростковом возрасте: работал на себя, жил один, на счету в банке водились деньги. Голливуд (буквально) стучался в дверь. Я тренировался пять дней в неделю. Ел только экологически чистые продукты. Придерживался здорового образа жизни.

И все же каждые несколько недель меня одолевали приступы головокружения, которые поначалу проходили через несколько минут, но потом на это стали уходить часы. Гораздо серьезнее было то, что вскоре появились случаи помутнения сознания, при которых простые домашние дела, как, например, опустошить посудомойку или сложить белье, превращались в бесконечные трудоемкие задачи. Иногда я просыпался настолько усталым, что едва мог встать с постели.

Однако я был слишком занят, чтобы об этом беспокоиться. Я писал по шесть-восемь часов в день, семь дней в неделю. Я боролся с этими мелкими неприятностями с помощью кофе, чая и кофеиновых таблеток, а себя утешал, что отправлюсь к врачу, как только закончу вторую книгу. Я боялся, что если сейчас остановлюсь, то тогда уже никогда не смогу сдвинуть с места Мою Карьеру. Ведь так легко упустить благоприятную возможность. В букинистических магазинах полно Дебютных Романов Подающих Надежды Писателей, которые так ничего и не достигли.

Моя Карьера нуждалась во мне. Моя Карьера значила для меня все.

Однажды меня застал врасплох такой сильный приступ головокружения, что я едва не упал со стула. Я сказал себе, что мне нужно размяться, но во время пробежки защемило в груди, а вскоре дышать стало настолько трудно, что я не мог одолеть и четверти мили, чтобы не свалиться с ног. Я был способен лишь на то, чтобы дотащиться до квартиры и вползти в кровать. Я с неохотой позволил себе взять один выходной (и ни минутой дольше).

На следующий день я проснулся с нестерпимой болью в почках и даже удивился, что у меня при мочеиспускании не идет кровь. Мое тело отказалось принимать пищу. Открыв черновик романа в кровати — Моя Карьера все еще во мне нуждалась, как-никак — я обнаружил, что одурманенность была настолько сильна, что я не помнил начало параграфа, добравшись до его конца.

Я уставился на мигающий курсор на компьютере. Я не помнил, как написать предложение, не говоря уже о книге.

Неделю спустя в разгар (по моим опасениями) приступа почечной недостаточности и нервного срыва, я валялся на диване у родителей, терзаемый ознобом и лихорадкой, и размышлял, не поставило ли здоровье крест на Моей Карьере до того, как она успела начаться. Первые дни я пытался прочитать пару книг, на которые обещал отзывы для обложки, но в конце концов бросил это занятие: мое тело и мозг в итоге отвергли все, что имело отношение к Моей Карьере, даже готовящиеся к публикации книги талантливых друзей. Вместо этого я слонялся по родительской квартире, изучая их переполненные книжные полки, и откапывал тома об истории Второй мировой войны, боевых действиях английских военно-морских сил и научную фантастику семидесятых.

Именно тогда я наткнулся на ряд книжных корешков, с детства настолько въевшихся в память, что их узор составляет кусочек обоев, устилающих мое подсознание.

Названия и обложки — вещи более или менее взаимозаменяемые, но их автор оказался неповторим. Дик Фрэнсис — один из наиболее успешных писателей триллеров за последние полвека. Его особенно любила мама, и я даже читал одну или две книги в детстве. Помню, что они были в меру остроумны, безобидны, не особенно глубоки (в подростковом возрасте я был снобом, и если в книге английский язык не выворачивался наизнанку, то считал ее неудачным произведением искусства), и приятными для времяпрепровождения. Чем черт не шутит, подумал я, наугад выбирая несколько из них. Все лучше, чем пялиться на стены.

Минуты спустя я не только увлекся книгами Фрэнсиса, я провалился в его истории с удовольствием, которого не испытывал со дня подачи заявления об уходе с работы и посвящения всей своей жизни служению Моей Карьере. Следующие несколько месяцев — шесть недель лечения антибиотиками, два посещения отделения неотложной помощи и нестерпимо долгий период затухания заболевания, пока мое тело пыталось восстановиться, – мне составлял компанию бывший профессиональный жокей, британец до мозга костей.

Даже тогда я не мог понять, почему именно он.

Подобно многим другим популярным авторам, его репутация резко пошла на убыль после смерти в 2008 году. Мне доподлинно известно, что когда-то в каждом самолете (наверняка провонявшем табаком) обязательно находился пассажир с его книжкой в руках. За десять лет до смерти Фрэнсис предположил, что по всему миру было продано более шестисот миллионов копий его книг. К его чести, многие из них печатают и сегодня.

Чем объяснить такую популярность? И, что важно лично для меня, почему они помогли мне справиться с самым тяжелым периодом моей взрослой жизни?

Ну, и как любой приличный автор триллеров вам скажет, ответ, вероятно, лежит в прошлом.

Ричард (Дик) Стэнли Фрэнсис родился в 1920 году. Так как лошади окружали его с детства, он довольно рано решил посвятить им свою профессиональную жизнь. Фрэнсис был успешным жокеем в скачках с препятствиями (стипль-чез), однако эту карьеру пришлось оставить в возрасте тридцати шести лет, когда его верховая лошадь Девон Лох, принадлежащая королеве-матери, упала в сорока ярдах от финишной линии в соревновании Гранд Нэшнл (Grand National являются всемирно известными скачками, которые ежегодно проводятся в Англии на ипподроме Эйнтри, Ливерпуль — прим. пер.). По сегодняшний день падение его лошади считается одним из легендарных событий в британской истории скачек. Никто не знает, почему ее задние ноги подкосились сразу после того, как она вырвалась вперед, оставив соперников позади. Было бы легко предположить, что Фрэнсис провел остаток своей жизни, изобретая вымышленные объяснения этой извечной загадки.

Год после трагедии с Девон Лох неудачное падение с лошади вынудило Фрэнсиса признать, что пора уходить на покой. Некоторое время он работал журналистом, писал статьи о скачках и даже успешные мемуары, но в шестидесятых годах «потертый ковер и барахлящая машина» заставили его задуматься о другой, более прибыльной карьере.

Будучи большим фанатом детективной литературы, которая помогала ему коротать длинные путешествия в поездах между соревнованиями, в 1962 году он опубликовал книгу Фаворит , отразившую в той или иной степени все аспекты его творчества на последующие тридцать восемь лет. Роман начинается с того, что у жокея-любителя Алана Йорка погибает друг, тоже жокей, — его лошадь неожиданно падает во время соревнования (звучит знакомо?). Адам оказывается добропорядочным и сообразительным от природы молодым человеком, которого ничто не может остановить в расследовании предполагаемого инцидента, даже когда с ним самим случается похожая ситуация. В итоге разоблачается рэкет, связанный со спекуляциями со ставками на скачках. Торжеству справедливости в финале предшествует дерзкий побег верхом по бездорожью.

Из книги в книгу Фрэнсис бесконечно возвращается к этому сюжету: храбрый молодой человек попадает в опасные ситуации, которые каким-то образом неизменно связаны с лошадьми и скачками. Выясняется, что мир лошадиных скачек — неисчерпаемая кладезь для мошенников. На каждом ипподроме находятся потомственные аристократы, которым принадлежит большинство лошадей, нувориши с сомнительным прошлым, пытающиеся с помощью денег втереться в высшее общество, люди из рабочего класса, обслуживающие конюшни, и, переплетаясь со всеми, лига видавших виды жокеев, а также несколько миллионов фунтов стерлингов, полученных нечестными способами.

Но Фрэнсис рассказывает не только о скачках. Почти в каждой из последующих книг читателя уводят в мир интересов и увлечений, (по большей части) не связанных с лошадками. Иногда это воздухоплавание ( Бурный финиш ), иногда это вино и крепкие напитки ( Торговец забвением ), иногда это железная дорога и поезда ( На полголовы впереди ). В книге Дорога скорби мы окунаемся в мир «желтой прессы», лидирующих маркетинговых компаний по созданию телевизионной рекламы, сферу сельскохозяйственной переработки зерна, область детской лейкемии, способ изготовления ткани на заказ (без шуток) и узнаем — до тошнотворных подробностей, — как мастерски отрубить копыто у живой лошади. Объем исследований, который потребовался для каждой его книги, действительно впечатляет. Тот факт, что Фрэнсис писал по книге в год, вмещая в этот промежуток и исследовательскую часть, и придумывание увлекательного содержания, вызывает огромное уважение.

Здесь необходимо упомянуть, что в работе большое содействие ему оказывала жена Мэри. Фрэнсис всегда признавал, что она играла большую роль в разработке, поиске творческих идей и редактуре его книг, однако годами бытовало мнение, что их сотрудничество было более односторонним, а именно, что мистер Фрэнсис был лишь номинальным автором романов его жены. Мы никогда не узнаем этого наверняка, но вполне вероятно объяснение самого Фрэнсиса: «Я Ричард, Мэри есть Мэри, а Дик Фрэнсис — это мы вдвоем».

Когда Мэри умерла в 2000 году, в буквальном смысле на руках Ричарда, он, можно сказать, ушел на пенсию. Через несколько лет он написал последний роман под своим именем, а также несколько других в сотрудничестве с сыном Феликсом, однако во всех них ощущается отсутствие куража ранних произведений. Последняя книга, написанная Ричардом и Мэри, называлась Осколки . Весьма подходяще, не так ли?

С Фаворита до Осколков была написана череда неимоверно крутых хитов поразительно высокого качества, что ты почти — ну, почти — уверен, что создать их, возможно, ничего не стоило. Из этих хитов хочется выделить несколько шедевров. В Твердой руке и Дороге скорби (оба получили премию «Эдгар» наряду со Ставкой на проигрыш ) искусно развертываются три важных сюжетных линии и с полдесятка второстепенных сюжетов, все на чуть более трехстах страницах в каждом романе. В Предварительном заезде , вариации Фрэнсиса на шпионский детектив, мастерски описаны четыре резких сюжетных поворота, причем ни в чем не перемудрив. Финальные страницы Торговца забвением — самые потрясающие из всех книг любого жанра, которые я когда-либо читал.

Но именно его книга Игра по правилам (1989 г.) поглотила меня целиком, когда я был настолько болен, что больше ни о чем не мог думать. В начале романа герой Дерек Франклин валяется на диване (звучит знакомо?), поправляясь после падения во время скачки, которое может положить конец его карьеры жокея. «Если вам незнакома боль раскалывающейся лодыжки, вам лучше и не знать, что это такое» (пер. М.В. Жученкова). Звонит телефон, и Дерек узнает, что брата Гревила, который намного старше его по возрасту, смертельно ранило в результате несчастного случая. Груда упавших строительных лесов послужила тому причиной.

Преуспевающий бизнесмен Гревил занимался оптовой торговлей драгоценными камнями — этот бизнес и достался нашему герою в наследство. Дерек был ошарашен: у него совсем не было опыта ведения бизнеса и никаких познаний в области драгоценностей. Проблемы продолжали нарастать. Кто-то попытался ограбить офис. Гревил тайно взял в долг полтора миллиона долларов на покупку пригоршни необработанных алмазов, которых нигде не могут отыскать. На ипподроме лошади Гревила оказываются замешаны в какие-то грязные делишки. Дерек (вместе со злодеем романа) изобретает все новые способы заново раздробить его заживающую лодыжку. Ко всему прочему, на пути постоянно встречается красивая, богатая, очень даже замужняя женщина с вагончиком собственных секретов.

В каждой книге Фрэнсис пользуется некоторыми приемами, чтобы зацепить внимание читателя, и один из них — это шокирующее начало. Первый параграф книги Игра по правилам лучший тому пример: «Я пошел по стопам своего брата. Мне перешли в наследство его стол со всеми делами и безделушками, его враги, его лошади и его любовницы. Я унаследовал жизнь своего брата, и это чуть не стоило мне моей собственной». (Пер. М. В. Жученкова)

Великолепный пассаж, но в романе есть в запасе еще парочка изюминок. Даже по стандартам славных героев Фрэнсиса, Дерек — особенно привлекательный персонаж. Между ним и Гревилом разница в возрасте почти двадцать лет. «Когда мне было шесть, он уже был женат, а когда мне исполнилось десять, он развелся. На протяжении долгих лет он был как гость, которого я встречал лишь на семейных праздниках и торжествах, становившихся все более редкими, по мере того как наши родители старели и умирали» (пер. М. В. Жученкова) (Заметьте, Фрэнсис применяет еще одно секретное оружие: стиль, который Филип Ларкин называл «лаконично цепляющий». Здесь наблюдается медленный, сложный ритм повествования и тщательное вкрапление иронии в текст, чтобы заинтересовать читателя в получении новой порции информации, и в то же время не позволить себя торопить.)

Хотя Дерек и Гревил общались, будучи взрослыми, Дерек проводит большую часть времени, думая, как же мало он в действительности знал своего старшего брата. Каким-то образом на фоне огромного количества тайн, Фрэнсис все же находит время пополнить книгу тонкими, проницательными моментами ностальгии. «Позаимствовав у него [Гревила] очередную рубашку и темно-синий шелковый галстук, я побрился поднятой с полу и положенной на белый комод его электробритвой, причесался его щеткой...» (пер. М.В. Жученкова) Все эти предметы приблизили его к человеку, которого он потерял, но в конце: «Я надел свой костюм, поскольку его был мне длинноват». Как и пропавшие алмазы, которые преследуют Дерека на протяжении всей книги, Гревила невозможно было переоценить или заменить. Этот костюм больше никто не наденет.

Читая Игру по правилам , я вдруг осознал, что, на самом деле, роман перечитываю. Когда-то давно, будучи подростком, я вытянул эту книгу из маминого шкафа (неужели и тогда я был болен? не удивлюсь, если так) и какая-то странная подсознательная магическая сила, которую мы оптимистично именуем «процессом написания», оказала на меня сильное влияние годы спустя, когда я писал свой первый роман The Bright Lands («Яркие земли»). В моей книге герою необходимо скрупулезно исследовать жизнь брата, который моложе его на много лет и которого он никогда до конца не понимал. На этом параллели с книгой Фрэнсиса не кончаются. В какой-то момент Дерек, листая календарь Гревила, вдруг осознает, что брат ни разу не пропустил ни одного его, Дерека, заезда. «Дерек выиграл!» — написано об одной из самых ярких победах жокея. Дерек, подобно герою моего романа, понимает, что все эти годы он совсем не думал о брате, в то время как брат всегда думал о нем.

Перечитав книгу Игра по правилам двадцать лет спустя, я глубоко ей проникся. Я вряд ли ее запомнил, но она, должно быть, произвела на меня незабываемое впечатление в момент, когда я вынашивал дерзновенные планы по развитию Моей Карьеры. Тогда мне абсолютно не казалось сумасшествием то, что можно посвятить всю жизнь — и зарабатывать на этом — написанию книг. Успех был несомненно неизбежным результатом кропотливого тяжелого труда. Мысль о том, что однажды мне потребуются месяцы для отдыха, показалась бы настолько ужасной, что я бы только расхохотался.

«Когда молод, решения даются проще», — рассуждает Дерек под конец романа (пер. М.В. Жученкова), стоя перед мучительным моральным выбором, который, кажется, повредит и ему, и всем, кого он знает. Если бы он был моложе, он бы точно знал, как поступить. Сейчас, в ходе первого настоящего, болезненного крушения, он отчетливо осознает, что боль и неудачи не только потенциальные, но и вероятные спутники жизни.

Иногда, без предупреждения, жизнь скачет на тебя во весь опор.

Как только я закончил Игру по правилам , я принялся за другую книгу Фрэнсиса, потом третью и т. д. Когда хватало сил над чем-нибудь задуматься, я задавался вопросом, что привлекало меня в этих книгах. В конце-то концов Фрэнсис не идеален: проза утопает в наречиях по небрежности автора, налет снобизма не позволяет выставлять злодеями героев из высшего общества, зато недавно разбогатевшие, надушенные до неприличия дельцы в кричащих галстуках оказываются виноватыми во всех проблемах современного мира.

Но теперь, когда все утихло и жизнь возвращается в привычную колею, мне легче делать кое-какие выводы. Почему я втянулся в чтение романов Фрэнсиса? Ответ прост. В этих книгах автор не искал вымышленного объяснения загадочного падения Девон Лох у самого финиша. В них обсуждается более серьезная проблема, а именно, как дальше жить человеку, привычная жизнь которого разваливается на глазах. В начале книги Торговец забвением протагонист Тони Бич предстает перед нами почти сломленным от скорби по умершей молодой жене. Сиду Холли, герою Игры без козырей , Твердой руки , Дороги скорби и По заказу , до сих пор снятся скачки, которые он выиграл, пока его левая рука не попала под лошадиное копыто. В Игре по правилам Дерек сомневается, достанет ли у него порядочности и ума, чтобы сравниться с братом.

Но в каждом романе все эти герои находят в себе мужество жить дальше. Они поступают по совести. Они выживают.

Какие еще истории больше подошли бы здоровому, амбициозному молодому мужчине, который все делает правильно, но его все равно вышибает из седла? Когда твой банковский счет начинает неумолимо таять из-за больничных тестов и визитов к врачу, а привычные способы пополнить кубышку тебе недоступны, и все твои детские планы рушатся, есть ли что-то более успокоительное, чем жокей, который в зените своей славы теряет все, но тем не менее находит в себе силы жить дальше, из года в год, причем его последующая жизнь становится еще более интересной и насыщенной. В те недели, которые я провалялся в постели, последние строчки из Игры по правилам я воспринял как послание из будущего.

«Я унаследовал его [брата] жизнь и предал земле его прах, но в тот момент, несмотря на всю боль и муки, я чувствовал себя как никогда счастливым». (Пер. М. В. Жученкова)

В итоге шесть недель я провел на антибиотиках, которые должны были противостоять какой-то загадочной и упрямой почечной инфекции, правда, точный диагноз так и не удалось установить. В конечном счете, вероятными виновниками заболевания стали предельное утомление, перенапряжение и избыток кофеина. Прекращение приема всех этих антибиотиков и кофе было столь же мучительным, как и сама болезнь. Если вы никогда не страдали мигренью и диареей пять дней напролет, вам не понять.

Всего я провел в постели чуть более двух месяцев. Большую часть времени я сомневался, смогу ли я когда-нибудь еще писать. Между ломкой от отказа от антибиотиков и кофе, а также от нарастающей тревожности, я даже не мог вспомнить свое состояние, которое способствовало творчеству. Состояние повышенной концентрации вместе с какой-то бурлящей через край, бесшабашной легкостью, похожей на описания Фрэнсисом ощущения от езды на лошади.

Первый раз в жизни у меня закончились идеи: и для историй, и для будущего, и для себя самого.

В одной сцене из Твердой руки Сиду Холли предлагают соревноваться на лошади, которая может поставить весь мир скачек с ног на голову. Вполне понятно, что он нервничает. Со своим протезом вместо руки, «если неверно оценить натяжение поводьев, то легко неуклюже перекосить трензель и нарушить равновесие лошади... Если я не справлюсь, это может стоить победы что в Данте, что в Дерби, что в остальных скачках» (пер. Т. Поповой и Ю. Тарасовой).

В седле Сид молился: «Только бы не наломать дров ... только бы мне удалось проделать то, что я тысячи раз проделывал раньше, вспомнить старые навыки, пусть и без руки» (пер. Т. Поповой и Ю. Тарасовой).

Вчера, на подходе срока сдачи этой статьи, ни слова из которой еще не было написано, я подошел к столу, страшась получить пинок. Сел. Взял ручку. И будто Сид на лошади, «внезапно все стало как прежде, словно я и не прекращал никогда, и не терял руки» (пер. Т. Поповой и Ю. Тарасовой).

Джон Фрам (John Fram)

Джон Фрам уроженец штата Техас. В настоящее время живет в Нью-Йорке, публиковался во многих печатных изданиях, таких как The Atlantic и PacificStandard. «The Bright Lands» – его дебютный роман.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ