Что вы читаете, когда мир вокруг вас разваливается на кусочки?

Когда весь мир в огне, я обращаюсь к историческим триллерам. Когда в моем личном мире полно страха и опасности, я нахожу утешение в гитлеровцах и шпионах-коммунистах. Когда я была беременной, а параллельно в это время в Австралии полыхали пожары, я читала Берни Гюнтера, словно он мог бы спасти меня от этого дыма. Во время начала пандемии я читала про шпионов накануне войны в Европе Алана Фюрста, когда лежала в больнице с новорожденным. Вот пишу я эти строки, а в Сиднее снова объявляют очередной локдаун. Проходит неделя, как я забрасываю то, что читала до этого и выбираю себе для чтения криминальный роман Мейси Доббс, действие которого происходит во времена Второй мировой войны.

Это не просто мое предпочтение, это — необходимость. Взглянем на трех авторов и их серии книг: серию книг о Берни Гюнтере Филипа Керра, шпионские романы о довоенной Европе Алана Фюрста и романы о Холодной войне Джона Ле Карре. Я надеюсь, что через это я смогу объяснить, почему исторические триллеры – это идеальные книги для конца света.

Почему я люблю серию книг о Берни Гюнтере Филипа Керра

Я люблю Берни Гюнтера. Впервые я узнаю о нем, когда он был еще полицейским в нацистком Берлине в 1930-х. Вместе с ним мы проходим всю Вторую мировую войну, когда он становится эсэсовцем и работает на худших из худших в иерархии нацистов, а затем его смещение с должности в послевоенном времени. Он остроумен и циничен. Он — романтик перед лицом ужаса, решительный, самоотверженный эгоист, но честный по отношению к читателю.

Книги написаны от первого лица, словно бы Берни рассказывает нам свою историю, очень часто возвращаясь в прошлое. Я обожаю повествование от первого лица. Это прямое повествование, которое делает читателя соучастником всех событий, которые происходят с героем. В криминальном или шпионском романе такая близость может сигнализировать о двух вещах, которые иногда даже происходят параллельно. Мысли героя позволяют нам понять скрытые эмоции исходя из обстановки – ужас преступления или напряженность от предстоящего задания – это противоположно рассказу от третьего лица. Но повествование от первого лица это еще и маскировка, замена правды, способ обмана читателя. Когда рассказчик это человек, подобный Берни Гюнтеру, который неизбежно втянут в нацистский режим, грань между интимностью и манипуляцией может быть невероятно тонкой. По моему мнению, это правильно, так как это помогает нам рассмотреть сложность морали в этом испорченном мире.

Каждое его действие – это политика, так как он – полицейский в режиме нацистов. Он не может сопротивляться, потому что закон, которому он подчиняется, продолжает меняться, таким образом, убийство больше не просто убийство, и коррупции больше не существует. Когда начинается война, он автоматически становится частью СС, частью элитного отряда нацистских солдат, и ему предложили (читайте: его принудили) работать лично на Геббельса, Геринга и Гейдриха. И здесь роман делает потрясающий твист: Берни больше не расследует преступление, он сам становится его частью. Его повествование от первого лица становится особенно угнетенным. Он задается вопросом: как может правосудие становиться таким отделенным от закона? Его эсэсовская униформа означает, что даже будучи свидетелем военного преступления, он становится его соучастником. В чем же тогда суть от раскрытия убийства одного человека?

Его повествование становится все мрачнее и мрачнее с каждой последующей книгой, точно так же, как история его страны все сильнее давит на него. Но это ключевой вопрос в повествовании о Второй мировой войне – что значит быть хорошим, если мир, в котором ты живешь, так ужасен? Как можно жить в злом режиме и не становиться его частью? Эта серия книг раскрывает нам то, как страна сама может колебаться, но в финале все равно скатится к тоталитаризму. Через Берни я могу проверять идеи морального мужества и этики, доблесть выживания и что вообще значит выживание, а результаты этой воображаемой проверки я могу взять в этот мир с его болезнями, бунтами и огнем. Конечно же, я уверена, что «плохие парни» проиграют. Когда весь мир в огне, я не могу не отрицать, что это утешение.

Почему я всегда берусь за очередную книгу Алана Фюрста

Шпионские романы Фюрста не являются серией книг, но они связаны между собой. Место действия всех книг – Европа, чаще всего это Париж в период между 1936 и 1942 годами. Редко когда в его книгах шпионы – профессионалы, чаще всего это любители, которые становятся частью тайного сопротивления. Почти все главные герои – мужчины, около сорока лет, всё еще привлекательные, хотя на висках уже есть седина; одинокие, но все еще со стремлением к романтике и отчаянные антифашисты. Их шпионские миссии чаще всего успешны, пусть это и небольшие триумфы на обширном поле насилия и зла.

Шпионы Фюрста всегда на правильной стороне, и их жертвы не бессмысленны. В то время, как я не могу идентифицировать себя с Берни Гюнтером, я могу представить себя на месте героя в книге Фюрста. Я бы хотела, чтобы страна нуждалась в такой героине, как я, ярость которой не бессмысленна, и которая может реально бороться с системой. Мои усилия, пусть и небольшие, являются частью большой системы сопротивления и, возможно, изменений.

Эти книги также рассматривают рост и развитие фашистского общества, и то, что люди могут делать, когда они находятся в морально токсичном мире. Фюрст интересуется не монстрами из истории, а тем, как работает вся эта сломанная система. Это взгляд на политику, взгляд на людей, которые как-то ориентируются в меняющейся политической обстановке. Политика складывается из мелочей – неважно, если это отправленное письмо или согласие на кофе, появиться на встрече или же стратегически отсутствовать. Шпионы это такие люди, которые способны изменить что-то обычной рутиной. Это дает мне надежду и ощущение стабильности.

Ну, и, конечно же, Париж. Фюрст жил в Париже, и нельзя не заметить особую нежность, которую он питает к городу. Это видно в каждом абзаце. Его Париж меланхоличен, романтичен, наполнен мрачными фасадами и скрытыми бриллиантами, сложный и всегда стоящий того. Иногда я читаю его книги только для того, чтобы почитать о Париже, и о том, как люди жили там в его время.

Но я также читаю его книги из-за его характерного стиля. Он точен в деталях и действиях, никогда не перебарщивает с эмоциональностью, его герои такие же элегантные и изысканные, как сам Париж. Когда мой мир перегружен эмоциями, когда все вокруг кричат и плачут на ТВ, в социальных сетях, на другом конце провода, в своих кроватях, тогда эта приглушенная страсть гипнотизирует. Хотя мне потребовалось много времени, чтобы к этому привыкнуть. Только после всех катастроф вокруг я смогла увидеть, что скрывается в тени парижских аллей. В его книгах много секса и мало слез, все стискивают зубы и терпят боль, а затем высвобождают напряженность в выпивке рядом с первым попавшимся собеседником, до того как вернутся обратно в интриги парижского бульвара в 1939 году, подняв воротник и дрожа от предвкушения.

Почему я пою дифирамбы Холодной войне Ле Карре

Чисто технически, его книги – не исторические триллеры, это всего лишь триллеры, написанные о его современном мире. Но читать их сейчас, 30, 40 или 50 лет спустя, все равно что читать исторические документы. Мелкие детали из телеграмм и телефонных звонков, чайные леди и портные настолько точны, будто сошли из исторического романа. Проза Ле Карре превосходна. Свои романы он использует, чтобы поговорить о том, что значит быть человеком.

Стиль Ле Карре наиболее литературный из всех трех авторов. Если читать книги в порядке их выхода, то можно увидеть, как они становятся со временем лучше и лучше, его идеи более изощренными, а его проза – более лиричной. Я только что закончила «Идеального шпиона» со шпионом Пимом, который пишет своему сыну о своих былых днях. Пим постоянно говорит о себе в третьем лице, словно бы он не был в своей собственной жизни, словно его каждое действие – это выступление для аудитории. А затем текст переносит нас в реальный мир Пима, где царит абсурдная драма. Да, – думаю я, – да! Это то, что и должен делать жанр: в рамках шпионского романа раскрывать, что же значит быть личностью в мире. Эта книга переворачивается с ног на голову, когда главный шпион становится добычей, а миссия – это обнаружить другого шпиона, который сам не знает, что он шпион. Это человеческое лицо политики, лицо любой дружбы, которая ограничена и сфальсифицирована большим миром, а этот большой мир – это не более чем связи между людьми.

В романах о холодной войне (по крайней мере, в тех, что я читаю) герои противостоят идее достойной жертвы предначертанного провала и связи между идентичностью и памятью. Мир Ле Карре слишком мужской, слишком британский – это мир сложных, неуверенных, слегка потрепанных лжецов. У них есть задача – защитить империю, что падет снова и снова. Их оправдания колониализма распадаются, стоит их только произнести. Смайли всегда пытается уйти на покой, он уже на пенсии, он делает одолжение в последний раз. Книги написаны с оглядкой на прошлое. Помните ли вы, когда это случилось? – спрашивает автор. Он анализирует, что достойно жертвы, а что, в конечном итоге, было пустой тратой. Книга задает вопрос: кто же такой шпион, если все лучшее, что он делает, остается неизвестным? Существует ли он на самом деле, если все, что он делает, отрицается, даже если те, кого он любит, не знают его? Что такое память, ядро идентичности, когда это противоречит главному повествованию, когда все шрамы, которые носишь, не существуют и не существовали никогда? Задавать такие вопросы о своей обычной жизни кажется нелепым. Однако когда эти идеи закладываются в контекст шпионских романов – как самые маленькие действия могут иметь большие последствия, где исчезновение это часть роли, где правда заключается в манере говорить. Тогда идея о личности, об отношениях между правдой и историей, становится большой смелой и драматичной, и я могу обдумывать свои вопросы через книгу.

Конечно же, чтобы это делать, мне нужно быть Смайли, Недом или Пимом. Не Мэри – женой Пима или Анной – женой Смайли. Я не Конни, или Молли, или другая роковая женщина из России. Даже наоборот, я не та несчастная девушка, с которой Берни ссорится или в которую влюбляется, и не любовный интерес шпиона-новичка средних лет, даже если я сама шпионка. Я та, что иду в темноту сама. Я – инициатор, человек действия, избранная. Но я бы хотела делать это, не воображая себя мужчиной в мире белых гетеросексуальных мужиков.

Таким образом я начала писать сама

Я заимствовала множество идей у этих трех авторов. Я взяла дерзкое повествование от первого лица от Берни и поместила его в Париж Фюрста. Я взяла вынужденных шпионов-новичков Фюрста и объединила их с героями Гюнтера. Люди Ле Карре и дамы за кулисами шагают по бульварам Фюрста, как и те, с кем Берни ложился в одну постель. Я взяла смелость Ле Карре и пишу о больших идеях в триллерах, таких же громких, как у Керра, таких же утонченных, как у Фюрста или же даже игривых и изощренных, как у самого Ле Карре. Я переписала то, что мне не нравилось – много насилия, повторов, малое количество женщин. Я добавила то, что мне было нужно – сильных женщин, несущих ответственность, женщин, которые сами пробивают себе дорогу. Я убрала некоторых белых гетеросексуальных мужчин и заменила их теми, кто более подходит, исходя из современного мира. Я сделала это далеко не идеально, я все еще учусь, но я буду продолжать читать и учиться лучше писать сюжет и быть смелее. Мир все еще в огне (даже океан сейчас горит – мы достигли края), поэтому я буду продолжать бороться за перемены и буду продолжать читать исторические триллеры, потому что мир будет всегда разваливаться пополам, а я буду нуждаться в этом чтиве.

Тесса Лунни (Tessa Lunney)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ