Дарвин среди антиковедов

Долго и непреклонно такие основополагающие «документы» западноевропейской литературы как «Илиада» и «Одиссея» Гомера считались «текстами». Учёные давно спорят по поводу их авторства: действительно ли человек по имени Гомер придумал эти истории, а точнее – записал или надиктовал вслух согласно сложившейся устной традиции. Большинство соглашаются, что, просуществовав несколько тысячелетий после Троянской войны как летописи эпических событий, описанные в поэмах истории в письменной форме впервые появились приблизительно в VIII-VII вв. до н. э.

Рождённый в 1902 г., филолог-классик из Гарварда Милмэн Пэрри (Milman Parry) стал одним из основных исследователей «Гомера» как яркого представителя устной народной традиции. Пэрри утверждал, что Гомер и его предшественники не были «писателями» в современном смысле этого слова, и они не повторяли изначально заученное множество стихов. Вместо этого они раскрывали лишь основной сюжет и импровизировали по ходу повествования, стихийно меняя слова от выступления к выступлению. Мало кто делал письменные заметки, ведь традиция предполагала держать историю в уме. Так как древние греки полагались на интонацию и иные голосовые особенности, поэмы больше походили на песни, чем на то, что мы теперь называем поэзией. Пэрри продемонстрировал, как вследствие этой устной традиции возникло изобилие сюжетов, которые образами героев и их подвигов удерживают внимание широкой публики. Благодаря своей работе он стал «Дарвином среди антиковедов», его предположения получили широкое признание и стали революционными в представлении о том, как рассказы Гомера распространялись и не исчезали.

В щепетильно написанной биографии Пэрри «Слыша песнь Гомера» (Hearing Homer’s Song) Роберт Кэнигел с вдохновляющим спокойствием рассказывает обычному читателю запутанную историю жизни учёного. По мнению Кэнигела, Пэрри столкнулся с характерной для антиковедения «неспособностью увидеть разницу между письменной и устной поэзией», что стало «для нас единственным серьёзным препятствием в понимании Гомера». В своей докторской диссертационной работе «Традиционные эпитеты у Гомера» (The Traditional Epithet in Homer) Пэрри переосмыслил понятие «текстов», заставив учёных пересмотреть свои прописные истины о «письменной» литературе. Как отмечает Кэнигел, Эсхил писал так же, как пишем мы, но вот «Одиссея» была чем-то совершенно иным, что веками оттачивалось в устных выступлениях, подчинялось своим собственным раздражающе «внелитературным» правилам. Повторения, стереотипы и клише воспринимаются литературными критиками как нечто по меньшей мере нежелательное, но для возникавшего на лету устного сочинения они были жизненно необходимы, отличительны, публика и другие исполнители понимали и ожидали их.

Источник: The Los Angeles Review of Books. Автор: The Los Angeles Review of Books. «Слыша песнь Гомера: мимолётная жизнь и крупный замысел Милмэна Пэрри», Роберт Кэнигел

Кэнигел пишет: новый концептуальный подход Пэрри помогает нам понять, как, например, работы греческого скульптора Фидия, жившего в V в. до н.э., «оказались не просто его, но пронизаны „духом всего народа“». Пэрри утверждает то же самое применимо к гомеровским эпосам. «Нам ни за что не узнать, – пишет Кэнигел, – делали ли древнегреческие барды письменные заметки, или когда точно были записаны поэмы Гомера». Работа Пэрри рождает новые вопросы, новые пути исследования, что делает гомеровские истории бесконечно богаче, нежели думалось ранее.

В «Слыша песнь Гомера» описана жизнь Пэрри, сына фармацевта, выросшего в Калифорнии недалеко от Окленда, окончившего бакалавриат в Калифорнийском университете в Беркли, женившегося в возрасте 21 года на Мэриэн Танхаусер (Marian Thanhouser), проходившего докторантуру в Гарварде и написавшего диссертацию под руководством лучших учёных в Сорбонне, в Париже. Подстрекаемый интеллектуальным пылом, он прошёл собственный эпический путь. Чувствуя себя раздавленным после отказа ведущего эксперта по «Одессее» Виктора Берара (Victor Bérard), которого глубоко уважал Джеймс Джойс, Пэрри нашел профессиональную поддержку в лице Мориса Краузе (Maurice Croiset) и Эме Пюэш (Aimé Puech). Его работа, написанная на французском, нашумела в научных кругах, но так и не была переведена на английский до 1971 г.

Благодаря признанию в столь раннем возрасте, он пробился в Гарвард, ученики которого помнят его как требовательного и загруженного. К тому времени у него уже было двое ребятишек. В период 1933-1935 гг. под его началом было проведено крупное полевое исследование о схожести между техниками песнопения в Боснии и подобными методами Древней Греции. «Его теория композиций эпоса в совокупности с собранными материалами, – написал в 1937 г. литературный критик Гарри Левин (Harry Levin), – должны находиться в одном ряду с теми немногочисленными современными гуманитарными исследованиями, которые заслужили признание благодаря своей научности». Уже представитель следующего поколения Альберт Лорд добился того, что идеи Пэрри стали доминирующими в изучении античности: благодаря опубликованному в 1960 г. «Сказителю» Лорда (Singer of Tales), концепция Пэрри получила статус основополагающей для возникшего учения о словесном искусстве.

«Для литературного образа мысли, – писал Уолтер Онг в своей книге 1982 г. «Устная и письменная культура» (Orality and Literacy), – невообразимы плоды сознания, существующего в устной форме». Пэрри предполагал, что если ему удастся найти культуру, в которой барды не оставляли устной традиции и пели такие же длинные песни, как пел Гомер (более 12000 строк), то он сможет доказать наличие связи между поэзией Гомера и боснийскими балладами, над чем давно бьются филологи. Подход Пэрри был примерно таким же, какой в то время применял Алан Ломакс на юге Америки, собирая местный фольклор, чтобы позже создать объёмный перечень американских песен. Славяне-мусульмане Боснии, находившиеся в центре исследования Пэрри, назывались «гуслярами» и играли на однострунном музыкальном инструменте – «гусле».

Работая с Лордом, в то время – ещё его студентом, Пэрри для сбора данных использовал громоздкое звукозаписывающее устройство наподобие того, которое музыковеды Леош Яначек (Leoš Janáček) и Бела Барток (Béla Bartók) использовали для записи народных песен. Негаданно он наткнулся на гусляра Авдо Меджедовича (Avdo Međedović), чьи песни «Осман Делебегович и Павичевич Лука» и «Свадьба Смаилагича Мехо» были более 12000 строк длинной, и Пэрри понял, что он нашёл современный аналог гомеровскому барду (сотни привезённых Пэрри из Европы тяжеленных граммпластинок были оцифрованы для Коллекции устной литературы Милмэна Пэрри Гарвардской библиотеки, так что вы можете послушать те же таинственные песни, которые слушал сам Пэрри). Первыми в своём роде полевыми изысканиями Пэрри заложил надёжный фундамент своей теории, как и Дарвин – своей, изучая галапагосских вьюрков.

Неожиданная смерть Пэрри в одном из отелей Калифорнии 3 декабря 1935 г. потрясла всё научное сообщество. Навещая родственников, он распаковывал багаж в своём номере отеля, когда пистолет, который он носил с собой в Европе, внезапно сработал, лишив его жизни в возрасте 33 лет и породив тайну, такую же непостижимую, как и предмет изучения Пэрри. Полиция признала дело несчастным случаем, но всё-таки один из его детей возложил вину на разрушенный брак своих родителей, назвав это убийством и указав на собственную мать. «Может, то и был несчастный случай, – пишет Кэнигел. – Но если нет, то скорее, Милмэна Пэрри убила Мэриэн, нежели он сам убил себя». Убитому горем Лорду потребовалось 25 лет, чтобы выпустить «Сказителя» и обнародовать идеи Пэрри.

В эпоху массовой информации, когда лишь один клик отделяет от доступа к массивным архивам, мы забываем, что в древние времена, услышав песню однажды, можно было больше никогда её не услышать вновь. Задачей писателя было создать сюжет, наполненный узнаваемыми моментами, и заинтересовать публику. Ведь бард мог посетить деревню лишь раз в несколько лет, а таким образом историю было проще запомнить. У каждого такого барда-путешественника был свой набор песен, и они пели их каждый раз по-новому, так что требовались некие узнаваемые черты для сохранения каркаса произведения. Одни способны держать в уме несколько стихотворений годами, но ещё больше людей не забывают разные стихи, если они напеты под одну и ту же повторяющуюся мелодию.

В концепции Пэрри есть такие мелкие детали, которые проливают свет на большую картину. «Люди, места и вещи, встречающиеся в „Илиаде“ и „Одиссее“, часто связаны с эпитетами», – объясняет Кэнигел; так слушатели могли чётче представить и запомнить их. Так, Кэнигел разъясняет метод «паратаксиса», или бессоюзного примыкания, который «мало опирается на придаточные предложения, детерминанты или грамматические нюансы. Всё просто сваливается в кучу и обретает кумулятивный эффект». В сложных предложениях, как цитирует Пэрри своего учителя Краузе, «следующие друг за другом образы присоединяются друг к другу в порядке того, как они приходят в голову» – эффект, который, по словам Кэнигела, возникает от «естественной игры спетых или сказанных слов, налетающих друг на друга».

Сегодня теория Пэрри широко применима в разных сферах, включая лингвистические исследования о происхождении языков (многие считают славянские акценты отголосками древних языковых тонов), а также восприятие музыковедами таких «текстов», расцветающих в своей устной форме, как блюз, церковное пение и фольклор, ведь в эру современной звукозаписи мы становимся свидетелями распространения устной культуры через радио по всему миру. В чем живёт поэзия: в импровизации Джоном Колтрейном саксофонного соло или в его звукозаписи? Своей работой Пэрри показал, сколько ещё неизученного осталось в практике устной речи, и что нам, пожалуй, нужно перестать думать дихотомично в рамках «письменного» и «устного».

Каждый день жизни Пэрри был наполнен событиями, а её конец был столь ужасным и необъяснимым, что навис тенью над его собственным трудом. Кэнигел опирается на множество первоисточников, включая людей, работавших с Лордом, членов семей, а также на исследования, проведённые в рамках так и неопубликованной биографии Пэрри под авторством его ученицы Памелы Ньюхаус. История жизни Пэрри – это история одной идеи, идеи Западной Европы, написанная (или спетая) по-крупному, и Кэнигел рассказывает, как одному преданному делу, безвестному учёному, умершему в 33 года в комнате отеля, удалось изменить наше представление о письменных и устных традициях. Как заметил постоянный член Шведской академии Хорас Энгдаль (Horace Engdahl) на церемонии вручения Нобелевской премии современному барду Бобу Дилану: «Если люди в литературном мире стонут, нужно напомнить им, что боги не пишут – они танцуют, и они поют».

Тим Райли (Tim Riley), доцент Колледжа Эмерсон в Бостоне

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ