Рецензия 1927 года на роман Вирджинии Вульф «На маяк»

В чем смысл жизни? Вот и все – простой вопрос; вопрос, который с годами все больше замыкался на себе, за которым не последовало великого откровения. Великое откровение, вероятно, так никогда и не пришло. Вместо этого происходили ежедневные маленькие чудеса, озарения, неожиданно зажигались в темноте спички. Вот один из таких моментов.

Метод, примененный Вулф в Миссис Дэллоуэй , в значительной степени был сохранен ею и в новом романе На маяк , но, хотя мы снова сталкиваемся с ее поразительно индивидуальным смешением внутреннего, одновременно являющегося и внешним, действия, в котором стиль «потока сознания» освобождается от присущего ему хаоса и посредством отбора и чувства порядка формально сжат, мы обнаруживаем, что вышеупомянутый метод применяется к несколько иным целям.
…

«На маяк» – это книга о взаимоотношениях между людьми, и хотя есть главные и второстепенные персонажи, главные из них не являются, как Кларисса Дэллоуэй, самыми главными в истории, но, выражаясь более верно, они являются средством для придания истории ее гармонии и единства, ее основного акцента. Те, кто отвергает «На маяк», объясняя это тем, что он будто бы уступает «Миссис Дэллоуэй», что он не предлагает никому и вполовину такой запоминающейся ясности, как Кларисса Дэллоуэй, должно быть, не в силах понять его более масштабных и, с художественной точки зрения, более сложных целей. Они, должно быть, не замечают тех более богатых качеств ума, воображения и эмоций, которые проявляет миссис Вулф, и которые она опустила в «Миссис Дэллоуэй», возможно, не желая их упоминать. Должно быть, они не могут понять, что по мере того, как автор развивается, он всегда разрушает то совершенство, которого достиг на более ранней стадии своего творчества, чтобы осуществлять новые цели.
…

Заключительная часть книги озадачивает больше всего. Кажется, будто в миноре она звучит так же, как длинная первая часть звучала в мажоре, сохраняется ироническое настроение, восстанавливается сцена с печальными изменениями, вызванными временем, преуменьшается символическое достижение, которое в конце концов приближается к моменту отрицания. Длинная вступительная часть, кажется, ведет читателя вперед к чему-то, что будет невероятно выразительным, но затем заключительная часть наполняется туманом неясности, состоящей из дуг, дробей, разрозненных нот. По сравнению с остальными, финальная часть кажется бледной и слабой. Возможно, тому есть причина, возможно, миссис Вулф хотела показать, что со смертью миссис Рэмзи все разваливается, теряет взаимосвязь. Мистер Рэмзи больше не интересен – может быть, потому, что он больше не противопоставляется своей жене? Жизнь, кажется, плывет по течению, как Рэмзи плывут по заливу в своей лодке, и вся их физическая энергия и тот факт, что они достигли маяка, в конце концов, не имеет никакого значения.

Правда в том, что заключительная часть книги звучит нотой минора, не продуманной минорной нотой, которая в художественном смысле может восприниматься и нотой мажора, а бессмысленной минорной нотой, которая передает ощущение, что путь человека к месту назначения еще не окончен, что истории, которая блестяще открывается и продолжается через великолепную интерлюдию, недостает силы и выразительности.

В любом случае, в остальной части книги есть немало достоинств. Как и в «Миссис Дэллоуэй», в его основе лежит ироническое отношение миссис Вулф к жизни, хотя здесь персонаж противопоставляется не манерам, а другому персонажу. И снова миссис Вулф использует свой замечательный метод создания образов, метод, основанный не на наблюдениях или личном опыте, а на чисто синтетическом, творческом подходе. Кларисса Дэллоуэй – чудесный синтез, и именно по этой причине роман «Миссис Дэллоуэй», который из-за его современности отождествили со школой «Улисса», отличается базисными элементами персонажей, поскольку он настолько же объективен, насколько «Улисс» автобиографичен и является результатом наблюдений. В персонажах миссис Вулф нет ничего «фотографического», ни в «Маяке», ни в «Миссис Дэллоуэй». Ни в Клариссе, ни в миссис Рэмзи нет ничего автобиографического о ней; оба персонажа – законченные творения, и обеим женщинам, при всем их обаянии и грации, приходится немного пострадать в лучах направленного на них света независимого ума и чувства иронии миссис Вулф.

В романе «На маяк» нет никого, кто был бы хоть сколько-нибудь близок к персонажу Клариссы Дэллоуэй в плане полноты и запоминаемости образа, но в меньшем и, возможно, более убедительном масштабе образ миссис Рэмзи достигает мощной реалистичности. В других персонажах не ощущается полноты жизни, потому как они недостаточно целостны. Большинство из них – одномерные фрагменты, созданные с большим пониманием, но недостаточной жизненной силой. У них есть разум, настроение, эмоции – но все это они получают с помощью творческого интеллекта. Для страсти у миссис Вулф нет дара – ее люди никогда не вторгаются в область элементарных эмоций: их вообще трудно назвать животными.
…

В романе «На маяк» нет того внешнего совершенства, связности, впечатляющей живости созданных образов, которые есть в «Миссис Дэллоуэй». Ему свойственна некая небрежность. Он уступает «Миссис Дэллоуэй» по степени достижения своих целей, однако, превосходит ее по величине самих целей. Ибо в своем изображении жизни, которая менее упорядочена, более сложна и столь обречена на разочарование, он звучит более значительной нотой и показывает нам часть концепции, которая должна стоять во главе всего творчества Вирджинии Вулф.

Луис Кроненбергер, Нью-Йорк Таймс, 8 мая 1927 г.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ