Образ матери Вирджинии Вулф незримо присутствует в большинстве ее произведений

Вирджиния Вулф стала писательницей отчасти потому, что литература с ее возможностью передавать идеи через образы и писательское ремесло позволили ей стать ближе к своей покойной матери. Образы Джулии Стивен (мать Вирджинии Вулф — прим. пер.) неизменно присутствуют в разных формах в романах По морю прочь (1915), Комната Джейкоба (1922) и На маяк (1927). Обрывки ее образа мелькают и в других произведениях.

Вирджиния Вулф испытывала своего рода обожание по отношению к матери. Но в семье из семи детей, где Вирджиния была шестым по счету ребенком, отец занимал главное место, бабушка ничуть не уступала ему, а сыновья считались важнее дочерей, она не знала свою мать даже в той привычной, но значительной степени, как некоторым из нас посчастливилось узнать своих матерей.

Быть ближе к матери, обратить все ее внимание на себя, иметь с ней особую связь — это то, чего и Вирджиния, и Ванесса Стивен (сестра Вирджинии Вулф — прим. пер.) были лишены в детстве. Это также то, о чем они страстно мечтали с того момента, как поняли, что каждый из четырех братьев — в разной степени и в разное время — это имел. Отсутствие этой природной, первобытной связи пробило брешь в монолите эмоционального состояния сестёр и всю жизнь приносило им страдания.

С раннего детства Вирджиния Вулф была невероятно шустрой, живой, разговорчивой и ласковой девочкой. Ревя и причитая, выбираясь на оконные карнизы, она делала все возможное, чтобы привлечь к себе внимание, но в большей семье, проживающей по адресу Гайд Парк Гейт, 22, ей не удавалось надолго удерживать его. «Возможно ли припомнить, чтобы я хоть раз бывала наедине [с матерью] больше, чем пару минут?» — позднее задастся вопросом писательница. Она была практически рада, когда однажды, будучи ребёнком, она заболела, а Джулия приходила к ее постели и заботилась о ней.

В остальное время рядом всегда был кто-то, наглым образом требующий безотлагательного внимания матери и получающий его — братья Вирджинии, гость, проситель, прислуга, собака, отец семейства! Жизнь Джулии Стивен, по словам Вирджинии Вулф, «охватывала так много, что у нее не оставалось ни времени, ни сил» на своих дочерей. Семейная фотография Джулии и ее мужа Лесли, сидящих друг подле друга на диване и сосредоточенно что-то читающих, где из-за плеча отца выглядывает крошечное лицо Вирджинии, идеально воплощает то, каким образом строилось общение писательницы с родителями — дружеские отношения, в которых она стала настоящей невидимкой.

Источник: Smith College Libraries. Автор: Неизвестен

В своем автобиографическом эссе «По адресу Гайд Парк Гейт, 22» Вирджиния Вулф отказывается винить мать во всем. Она преклонялась перед ней, будучи ребёнком, и, повзрослев, она продолжает обожать ее — такую остроумную, такую смешную, такую уверенную, такую активную и такую невероятно красивую. По воспоминаниям писательницы, жизнь с матерью — первые 13 лет жизни самой Вирджинии Вулф — для всех была наполнена счастьем. Это было счастье обыденности, регламентированного и безупречно отлаженного течения событий, которые могли навевать скуку, как ежедневные зимние прогулки по Кенсингтонским садам (королевский парк в лондонском районе Кенсингтон — прим. пер.); сопровождаться болью, как на приемах у зубного; дарить радость, как ежегодный летний отдых их многочисленного клана в прибрежном городке Сент-Айвс, графство Корнуолл — но они всегда были островком постоянства. «Что за хаос воспоминаний я храню [о матери], — пишет Вулф, — но во всех них она в чьей-то компании; окружена людьми; образ ее обобщен; она разбросана по закоулкам памяти; вездесуща; творец этого светлого, наводнённого людьми мира, вокруг которого так весело вращалось мое детство».

Но потом, совершенно неожиданно, в 1895 году, Джулия Стивен умирает в возрасте 49 лет. От прежнего светлого мира «ничего не осталось. Над нами нависло мрачное облако; казалось, мы все сидим, сгрудившись, мрачно-торжественные, как во сне, окутанные пеленой тяжелых чувств… чья-то рука сомкнула наши уста». Вирджинии Вулф смерть матери казалась самой ужасающей из возможных трагедий. Психологическая травма привела к кратковременному отказу разговаривать и амнезии. Драгоценные воспоминания о матери вытеснила благочестивая фотография Джулии в черном паспарту (черное паспарту является траурным аксессуаром при оформлении фотографий и писем с соболезнованиями — прим. пер.), трепетно хранимая в фотоальбоме, созданным отцом в память о супруге и оставленным в назидание Вирджинии Вулф и остальным детям, который они будут называть Мавзолейной книгой.

Только в 1909 году Вирджиния Вулф нашла в себе силы впервые попытаться освободить Джулию Стивен из текстового мавзолея, созданного Лесли Стивеном. Лишь после публикации романа «На маяк» Вулф наконец удалось похоронить призрак матери в прошлом. К тому времени по всей Англии пронеслась яростная волна отрицания викторианского прошлого, а Джулия Стивен во многих отношениях была воплощением его ценностей. К концу 1920-х гг. становится совсем очевидно, что для появлении той Вирджинии Вулф, какой мы ее теперь знаем, внезапная кончина ее матери была необходима и неизбежна. Мог ли кто-нибудь представить, что Джулия Стивен позволила бы такому незадачливому еврею, как Леонард Вулф, приблизиться к одной из ее дочерей на расстояние вежливого приветствия?

Сказать, что семья, в которой родилась Вирджиния Вулф, непростая, было бы преуменьшением. Если отбросить викторианский антураж — стены, покрытые черно-золотыми деревянными панелями; бордовые бархатные портьеры, не пропускающие солнечный свет; прислугу, суетливо выбегающую с серебряными чайными приборами из освещенного газовыми лампами подвального этажа и спешащую обратно с полными ночными горшками — мы увидим семью 21-го века.

В первую очередь, у нас есть Лесли и Джулия; занятая, состоятельная пара, которая владеет домом в центре Лондона, снимает летний домик на морском побережье и может позволить себе семь слуг, находящихся в доме круглые сутки, а также дополнительные рабочие руки в прачечной и саду, но которая все равно ощущает себя беднее своих родственников и друзей. Для обоих супругов это был второй брак (партнеры от первого брака трагически скончались — прим. пер.). Они были обременены тяжелым эмоциональным багажом прошлого и четырьмя детьми — Джордж, Стелла и Джеральд Дакуорт и Лора Стивен — от предыдущих браков. Когда в семье практически сразу один за другим родилось еще четыре ребенка, ситуация стала по-настоящему напряженной. Дети Джулии и дочь Лесли от предыдущих партнеров имели мало общего, но делили одно жильё. Семья Стивенов из десяти человек оказывается вписанной в увеличившуюся семью из грудастых тетушек, разживающихся состоянием дядюшек и жутковатых двоюродных братьев (речь идёт о Джеймсе Кеннете Стивене, впоследствии сошедшем с ума и умершем в психиатрической больнице — прим. пер.), не говоря уже о теще, постоянно требующей внимания к себе через личные визиты или записки, приходящие почтой в их дом по несколько раз в день.

Сказать, что жизнь Джулии Стивен была полна забот, было бы преуменьшением. Едва выйдя замуж за Лесли Стивена, она забеременела, и после рождения Ванессы, ее четвертого ребенка, уже не отрицала, как мучительно и изнурительно вынашивать и рожать детей. В течение последующих 4 лет на свет появятся еще три ребенка, каждый из которых, как все подмечали, расшатал физическое здоровье Джулии. Тем не менее, главной тревогой Джулии были не семеро своих детей и дочь мужа от предыдущего брака, а ее супруг — большой ребенок, который никогда не вырастет и не покинет дома на Гайд Парк Гейт.

То, насколько Джулия была добродетельна, соответствовало тому, насколько раздражителен бывал Лесли: даже в ту эпоху, когда от жен ожидалось, что они пожертвуют своей жизнью для благополучия мужей, ее друзья и родственники считали Лесли Стивена человеком исключительно трудным в обращении. В романе «По морю прочь» персонажи Ридли и Хелен Эмброуз являются первой литературной попыткой Вирджинии Вулф рассказать о том, каким был брак ее родителей. Роман начинается с описания Хелен в минуту печали. Уже несколько месяцев, если не лет, она вынуждена находиться в разлуке с двумя маленькими детьми, которых она обожает — особенно сына — и оставлять их на попечение няньке, внушающей опасения религиозной фанатичке. Учитывая домашние заботы и обязанности Хелен Эмброуз, зачем, спросим мы, она отправляется в Южную Америку?

Мы узнаём по ходу действия романа, что учёный муж Хелен, Ридли, устал от работы и ему нужен отдых; что он мечтает провести сезон на вилле родственника в Южной Америке и, вероятно, он не сможет пережить такое путешествие без жены.

В начале романа мы видим, как Ридли в первый день плавания, войдя в каюту, переоборудованную в кабинет для его личных нужд, внезапно превратился в дрожащий от беспокойства и негодования комок нервов. Его стол шатается; стул не той высоты; между дверью и полом зазор, откуда задувает сквозняк. Хелен прогоняет его из каюты, договаривается о новом столе и стуле с судовой командой, ползает на коленях с молотком и куском толстой ткани, чтобы закрыть щель и ноги ее мужа не мерзли от холодного морского ветра.

Светясь от счастья, восстановив гармонию в своем мирке, Ридли Эмброуз снова уходит с головой в редактирование нового издания произведений греческого поэта Пиндара, без которого, невольно понимает читатель, мир мог бы спокойно продолжить свое существование. В конце романа, пока его племянница Рэчел умирает в своей спальне на втором этаже, все, что Ридли может сделать для своей раздавленной и измученной супруги — свести с ума ее и всех остальных в доме чтением стихов и распеванием баллад под окнами. В детстве отец Вирджинии Вулф учил наизусть целые тома поэзии и среди родственников и друзей был известен тем, что декламировал стихотворения и напевал себе под нос старинные песенки, особенно на старости лет и с появлением глухоты.

В романе «По морю прочь» немыслимые старания Хелен Эмброуз услужить мужу на отдыхе наводят на мысль о том, как, возможно, был устроен сложный механизм ведения быта, запущенный Джулией Стивен в доме по адресу Гайд Парк Гейт, 22. Каждое утро следует относить тёплую воду наверх в гардеробную хозяина и наполнять ею ванну — немыслимо ожидать, что он будет соперничать с другими членами семьи за единственную ванную комнату (в зажиточных домах викторианской эпохи показателем достатка являлись отдельные для каждого члена семьи ванные комнаты, которые также могли использоваться как личные гардеробные — прим. пер.) — полагаю, все члены семьи, кроме Лесли Стивена, особенно не благоухали. После завтрака он отрешался от всех забот и направлялся в своё поднебесное гнездо на пятом этаже, чтобы изо всех сил трудиться над редакцией словаря (Национальный биографический словарь — прим. пер.) и научными книгами. Грохот падающих на пол тяжелых томов был знаком того, что хозяин за работой, а значит во всем остальном кипящем жизнью доме должна царить тишина. Одна из служанок обязана периодически подниматься наверх и, не создавая шума, опорожнять ночной горшок в его кабинете — спуск в один из трёх туалетов на нижних этажах может нарушить ход его мыслей. Блюда, тщательно продуманные хозяйкой для того, чтобы угодить вкусу хозяина и стимулировать его пищеварение, должны подаваться в строго определённое время.

Такие запросы материального плана подразумевали немалые труды, но, поскольку Джулия весьма эффективно вела бытовые дела, она справлялась с этим. Куда более утомительным для миссис Стивен, если бы не помощь второй коридорной горничной (помните то подвальное помещение с газовыми лампами, где семь слуг, нанятые с полным проживанием в доме, покрывались плесенью?), были неизлечимые приступы беспокойства мистера Стивена. Разве он не был всего лишь третьесортным гением? Действительно ли кто-нибудь из посещавших их дом молодых людей вроде Мейтленда (Фредерик Уильям Мейтленд, выдающийся британский юрист и историк права — прим. пер.) восхищался им? Неужели через год после его смерти будут забыты все его труды? Только Джулия могла давать отпор этим ночным страхам, но после того, как Лесли наконец засыпал, она частенько лежала без сна, измученная усталостью и тревогой.

А ещё секс — слово, которое не произносилось Стивенами, и тема, которая не затрагивалась в их доме и совсем не упоминалась в Национальном биографическом словаре (справочник биографий выдающихся британских деятелей — прим. пер.). Секс — грязные сплетни, которые Вирджиния Вулф пресекала в переписке столь молниеносно, но желанием которого в семейной жизни проникалась столь медленно — также был тем «пунктиком», который она обходила в своих многочисленных рассказах о браке родителей. Пройтись по избитым идеям викторианской эпохи — одно. Думать о своих родителях в постели во время интимной близости — совершенно другое.

Тем не менее, для Джулии Стивен — женщины, которая смогла произвести на свет семерых детей от двух мужей менее чем за 10 лет и умерла изможденной в возрасте 49 — секс был подобен слону посреди комнаты: его слышали, чувствовали, ощущали по запаху, но никогда не упоминали. Лесли Стивен был высоким, крепким, здоровым мужчиной из темпераментного рода; мужчиной, который расцветал в компании молодых красивых женщин и мог быть возмутительно груб со старыми и некрасивыми; мужчиной, который в первый и единственный раз решился пойти в театр, чтобы поглазеть на Лилли Лэнгтри (британская актриса, модель и муза, известная своей красотой — прим. пер.). Лесли желал Джулию, когда она была еще подростком, и видеть ее, наконец, в своей постели, должно быть, было большим удовольствием. Джулия, со своей стороны, без сомнения, обнаружила, что любовный акт был верным способом успокоить мужа и уложить его спать. Наконец, есть ли лучший способ для женщины поднять самооценку мужчины и избавить его от смертельных тревог о своем статусе и наследии для мира, чем подарить ему четырёх здоровых, красивых, смышлёных детей (так отличавшихся от бедной Лоры!) — двух крепких мальчиков и двух прелестных дочерей?

Джулии было 32 года, когда она вышла замуж за Лесли Стивена. Многие женщины в возрасте 30-40 лет находятся на пике сексуального влечения, а Джулия 9 лет прожила без интимной близости. Возможно, она так же жаждала радостей секса и возможности сбросить напряжение, как и ее новый муж. Образ родителей Вирджинии Вулф, воплощённый в персонажах Эмброузов в романе «По морю прочь» и Рэмзи в романе «На маяк», намекает и на счастливую сексуальную жизнь, и на интеллектуальные товарищеские отношения Лесли и Джулии. Возможно, они прекрасно проводили время в постели. Мы никогда этого не узнаем. Тем не менее, что мы наверняка знаем, исходя из отсутствия интимных признаний а-ля Блумсберийский кружок (группа английских писателей, интеллектуалов, философов и художников первой половины 20 века, куда входила Вирджиния Вулф; многие члены имели бисексуальные отношения с несколькими партнерами в рамках кружка — прим. пер.) — модель поведения Джулии во втором браке разительно отличалась от той, что имела место в первом.

Согласно письмам, которые Джулия хранила и которые Лесли Стивен обнаружил после ее кончины, ее трехлетний брак с Гербертом Дакуортом был одним бесконечным медовым месяцем. Друзья и родственники отмечали, что даже будучи беременной и уже кормящей, Джулия Дакуорт ни на шаг не отходила от своего мужа-барристера (адвокаты, ранее имевшие, в отличие от адвокатов-солиситоров, право выступать перед судьей — прим. пер.). Она отправлялась с ним в поездки по судебному округу (объезд нескольких графств Верховным судом Великобритании для рассмотрения наиболее важных дел — прим. пер.), когда обладала возможностью, и тосковала, если они находились в разлуке. Ее мать и сёстры, которые прежде были центром ее любви и внимания, были вынуждены уступить главенствующим требованиям мужа. Во втором браке, однако — особенно около первых 10 лет — Джулия строила свою жизнь абсолютно по-иному. Теперь это была Джулия, которая часто отсутствовала дома в силу длительных поездок; желания и нужды ее мужа, равно как и ее детей, были часто второстепенны по отношению к нуждам и желаниям ее расширившегося семейного и даже дружеского круга.

Однако, позвольте сразу же заметить, что Джулия Стивен покидала семью не для собственного удовольствия — например, не для поездки в санаторий по состоянию здоровья, которая была равносильна полноценным каникулам, как частенько, даже не поведя бровью, поступала ее мать. Нет, Джулия Стивен оставляла дом по делам милосердия, чтобы навестить любимых людей, которые страдали от болей или находились на грани смерти. Во времена, когда больницы были для бедных, а частные медицинские учреждения — для сумасшедших, никто не ставил под сомнения ее действия. В 1890-х гг. больные со средствами оставались дома, вызывали врачей к себе, родственницы ухаживали за ними при сторонней и в разной степени плодотворной помощи платных сиделок (помните Сару Гэмп, пьющую, вороватую сиделку в романе Чарльза Диккенса «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита»?).

В семье, подхватившей болезнь, никто не мог справиться с хаосом и навести порядок быстрее Джулии Стивен. При необходимости она была готова выполнять непривлекательную, отвратительную работу — придерживать ночные горшки, вытирать рвоту, менять повязки и испачканные испражнениями простыни — которую сегодня, если у нас есть шанс и деньги, мы чаще всего делегируем профессионалам. А когда практическая помощь оказывалась бесполезна, Джулия Стивен сидела у кровати умирающего, держа его за руку и сдерживая свои слёзы, пока тело не обмоют, не приведут в должный вид и не придёт время его оплакивать. Она выполняла эту работу много раз, что, на мой взгляд, делает ее героиней. Возможно, на ваш взгляд, это делает ее святой, но слово «святая» редко произносилось в доме Стивенов без иронии.

В 1883-м друзья и родственники убедили Джулию Стивен опубликовать небольшую брошюру под названием «Записки из комнаты больного», в которой она давала советы другим женщинам о том, как правильно ухаживать за больными близкими. Советы Джулии практичны и просты, однако, следовать им было хлопотно. Больным требуется полная тишина и идеальная чистота, пишет она, неограниченный запас чистого белья, аппетитная и питательная пища и идеально гладкая нижняя простыня. Крошки всегда попадают в постель, замечает миссис Лесли Стивен, и даже самая маленькая крошка может доставлять дискомфорт и страдания. Прежде всего, сиделка должна внимательно наблюдать за пациентом, чтобы быть уверенной, что все его нужды удовлетворены с учетом конкретных пожеланий, вкусов и привычек.

Судя потому, что Джулия Стивен не говорит в своих «Записках из комнаты больного», она не верила в чудеса и не слишком доверяла докторам и медицине. В конце концов, доктора оказались бессильны помочь Герберту Дакуорту и Минни Теккерей Стивен. Подобно Флоренс Найтингейл (известная британская сестра милосердия — прим. пер.), чей бестселлер «Записки об уходе» Джулия прочла, она знала, что даже самой нежной и неусыпной заботы не всегда бывает достаточно, и домашняя сиделка должна быть готова оказать сильную и любящую поддержку своему пациенту в последние дни и часы его жизни.

Поскольку Джулия Стивен не верила, что после смерти мы переходим в новый и лучший мир, в отличие от Флоренс Найтингейл в 19 веке или Матери Терезы в 20-м, она не желала обещать умирающим утешительную перспективу Рая и воссоединения с мертвыми, которых они любят. Однако, тем, кто говорил, что только религиозной женщине можно доверить заботу об умирающих, Джулия Стивен отвечала, что, напротив, эта жизнь — единственная данная нам, и помочь облегчить боль и сделать конец жизни как можно более комфортным — высший долг женщины. Таково было кредо Джулии, и она жила в соответствии с ним.

Джиллиан Джилл (Gillian Gill)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ