Мой любимый Исигуро. Маргарет Этвуд, Иэн Рэнкин и другие

«Не отпускай меня»
Маргарет Этвуд

Не бывает, чтобы роман Кадзуо Исигуро был о том, о чем он кажется на первый взгляд, и «Не отпускай меня» не исключение.

Рассказчица, Кейти Ш., вспоминает школьные дни, проведенные в, казалось бы, идиллическом учреждении под названием Хейлшем, где воспитывались дети-клоны, чье назначение обеспечивать органами «нормальных» людей. У них нет родителей, у них не может быть детей. Они, когда вырастут, станут «помощниками» тех, кто уже подвергается выемке органов, затем органы будут забирать и у них.

Эта затея прикрывается эвфемизмами: внешний мир жаден до выгоды, но не желает признаваться в жестокости. Все некогда возникавшие протесты уже подавлены, и как выгодоприобретатели, так и жертвы считают существующее положение в порядке вещей (как некогда было с рабством).

Кейти Ш. ничего не говорит о несправедливости своей судьбы. Основное ее внимание сосредоточено на личных взаимоотношениях – с ее «лучшим другом», командиршей Рут, и мальчиком, которого она любит, симпатягой Томми. Исигуро выдерживает идеальный тон: Кейти щебечет, как все девчонки, методично описывая каждую влюбленность, каждое проявление деланного равнодушия, каждый сговор, каждую размолвку. Все это до жути знакомо всякому, кто в подростковом возрасте вел дневник.

По ходу дела Кейти разгадывает ряд тайн. Почему настолько важно, чтобы такие дети занимались творчеством? Зачем им учиться, если они умрут молодыми? Люди они или нет? Это жутковато перекликается с историей детей из концлагеря Терезиенштадт, которые тоже занимались творчеством, и японских ребят, которые делали бумажных журавликов, умирая от радиации.

Персонажи задаются вопросом: «Зачем нужно творчество?» Еще со времен Платона была распространена идея о том, что оно должно служить какой-то светлой общественной цели, а в XIX в. она захватила все умы. В этом романе у творчества есть определенная цель, но она совсем не та, на какую надеются герои.

Лейтмотив романа «Не отпускай меня» – это процесс формирования группы изгоев внутри обособленной группы: среди тех, кто отчужден от общества, также происходят внутренние процессы отчуждения. Даже умирая, доноры составляют гордую и жестокую клику, в которую Кейти Ш. не вхожа – ведь она пока не донор, ей не понять.

А еще эта книга о том, как мы обеспечиваем собственное благоденствие за счет других. Эти дети – человеческое жертвоприношение, брошенное на алтарь ради здоровья всего человечества. Нежелание Кейти Ш. и ее товарищей противостоять тому, что их ждет (боль, увечья, смерть), возможно, объясняет любопытный факт: в описании Кейти своей жизни отсутствуют любые физические проявления. В этом романе никто почти ничего не ест, никто не чувствует никаких запахов, даже секс до странности безжизненный. А вот природа, здания и погода явственно присутствуют. Как будто Кейти вложила огромную часть своего самоощущения в то, что существует вне ее тела, а значит, ей уже не так просто причинить боль.

И, наконец, эта книга о нашем желании поступать правильно. Острое стремление детей стать «хорошим помощником», а потом – «хорошим донором» надрывает душу. Из-за этого они оказываются в ловушке. Никто и не думает, чтобы сбежать или отомстить обществу «нормальных». В мире Исигуро, как и в нашей реальности, большинство делает, что им скажут.

Интересно, что на ум приходят два слова. Одно – «нормальный». Второе – «положено», как в последней фразе этого романа: «туда, где мне положено быть». Кто определяет, что значит «нормальный»? Кто говорит, где нам положено быть? Такие вопросы никогда нас не оставляют, а в тяжелые времена становятся особенно важны.

В людях из романа «Не отпускай меня» нет ничего героического, а конец не приносит утешения. И все-таки это блестяще написанная книга искусного мастера, который выбрал очень сложную тему: он рассматривает нас самих как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13:12; синодальный перевод).

«Погребенный великан»
Иэн Рэнкин

Вышедший в 2005 году роман Исигуро «Не отпускай меня», повествующий о моральном аспекте генетических исследований и, в частности, клонирования, помог нам понять, что автор решительно против деления людей на категории. Его следующего полноценного прозаического произведения, яркого фантастического романа о походе на страшное чудовище, читателям пришлось ждать 10 лет. Действие происходит в Средние века в Англии после правления короля Артура, где на каждом шагу герои, чародеи, колдовство и ратные дела. В начале истории мы встречаем мужа и жену, Акселя и Беатрис. Их воспоминания о давно прошедшем по меньшей мере затуманены, как и у всех, кто живет рядом. Однако они припоминают, что когда-то у них был сын, и отправляются на его поиски. По пути они встречают сакского воина по имени Вистан, а еще сэра Гавейна (прославленного благодаря Зеленому рыцарю). Гавейн расскажет им о короле Артуре и о том, как он погубил саксов. Вистан же отправился на поиски приключений с особой целью: его задача — отыскать и убить дракона Кверига.

В этом нет никакого издевки или постмодернизма. Исигуро не ставит перед собой цели заново изобрести фантастическую сагу. Он, по-видимому, искренний поклонник этой формы, и в «Погребенном великане» соблюдены все ее правила как в отношении читателей, так и в отношении героев. Я, скорее, поклонник Исигуро, чем научной и ненаучной фантастики вообще. Он завоевал мое доверие с самого начала — ведь он рисует яркий мир и населяет его персонажами, которые мне интересны и за приключениями и злоключениями которых мне хочется следить. Исигуро не способен написать скучное предложение. А еще он обладает способностью глубоко сопереживать, и в результате получилась история о вечной любви и связи между людьми. Мир Акселя и Беатрикс — это мир, где забытое бывает не менее важным, чем то, о чем помнят. Мир между некогда воевавшими племенами бриттов и саксов зависит от могущества дракона. Если вернутся повсеместно стертые воспоминания, возникнет и вероятность возобновления войны и кровопролития.

Пятого марта 2015 года и я отправился на поиски приключений. Очередь передо мной казалась пугающе длинной, но я крепко держал свой экземпляр «Погребенного великана», как талисман, который оградит меня от холода ночи. Огромная толпа только что послушала рассказ Исигуро о его новой книге в Королевском лицейском театре Эдинбурга. Последовавшая за этим автограф-сессия проходила в здании на другой стороне улице, где располагались офисные и репетиционные помещения театра. Писатель сидел за столом на верхней площадке лестничного колодца, вдоль которого змейкой выстроились мы, его поклонники. Незнакомые между собой люди оживленно болтали, а я к тому времени, как поднялся к своей цели, успел прочитать пару десятков страниц. Я уже встречался с «Иси» пару месяцев назад на мероприятии у Ван Моррисона в Лондоне, поэтому мы немного поболтали. Я сообщил ему, что вот уже много лет не читал фантастического романа. Еще мы поговорили о роли жен в нашей работе. По совету супруги он уничтожил более раннюю версию романа, а значит, на эту книгу ушло гораздо больше времени, чем на какие-либо другие его произведения.

— Надеюсь, в конце концов, это того стоило, — сказал он, размашисто подписывая мой экземпляр.

Примерно через неделю, когда я дочитал книгу, мне очень захотелось разыскать его и поподробнее ее с ним обсудить. В ней много одновременно и событий, и таинственности. Упомянутый в названии погребенный великан — это не столько дракон, сколько ярость, которая вполне может вспыхнуть при внезапном возрождении стертой истории. Возникает вопрос: может, лучше ничего не знать? Эта мысль прослеживается повсюду: от Милана Кундеры до «Матрицы», а в литературе она совсем недавно рассматривалась в таких произведениях, как «Второй сон» (The Second Sleep; действие происходит в будущем) Роберта Харриса и «Красная таблетка» (Red Pill; действие — в настоящем) Хари Кунзру. Водворяя эту мысль в Средневековье, в мир мифов и колдовства, Исигуро дает ей новую, своеобразную интерпретацию.

Кроме того, он развлекается от души, как и мы, его читатели.

«Остаток дня»
Сара Перри

Первый раз я прочитала «Остаток дня», когда мне было семнадцать — это нужно было для школы. Поскольку тогда я отдавала предпочтение мелодраме, мне не понравился сухой, безнадежный тон рассказчика, но делать нечего, и я уныло засела за то, что казалось мне нудной домашкой. На самом же деле передо мной оказался роман такой убедительный и такой отчаянно трогательный, что на следующей неделе весь класс ввязался в неистовый спор о природе любви.

Действие романа начинается в 1956 году с того, что мистер Стивенс, дворецкий из Дарлингтон-холла, готовится к поездке на запад. Там он надеется уговорить мисс Кентон, бывшую экономку, вернуться на работу в Дарлингтон. Стивенс, похоже, совершенно не способен прямо заявить, что небо находится над землей, не ввернув массу всевозможных оговорок. Его повествование пересыпано беспокойными ремарками, вроде «рискну утверждать», «насколько припоминаю» и «полагаю», а мысли без конца крутятся вокруг вопроса управления английскими загородными домами вообще и Дарлингтон-холлом в частности.

Но все это представляет собой подпорную стену, возведенную, чтобы отгородиться от бескрайних полей скорби и утрат, и заслуга Исигуро (которая в этом отношении сравнима, пожалуй, только с заслугой Генри Джеймса в романе «Что знала Мейзи» (What Maisie Knew)) состоит в том, что он позволяет читателю видеть эти поля как на ладони, без единого пролома в той стене. И вот, пока Стивенс едет через Солсбери и Тонтон, размышляя о природе своей профессии и чрезвычайной важности подходящего плана комплектации штата, читатель понимает — гораздо раньше самого рассказчика — что Стивенса сломили его собственные идеальные представления о достоинстве и службе, что члены аристократического семейства, которому он посвятил всю свою жизнь, были пособниками фашистов и дураками, и что он упустил свою единственную надежду на романтические отношения.

Это роман, в котором раскрывается вся до жути педантичная абсурдность британской классовой системы, но я полагаю, что больше всего его, пожалуй, полюбят за описанную в нем историю неудавшейся, сбившейся с пути любви. Там есть короткий, но замечательный эпизод, когда Стивенс уверен, что мисс Кентон плачет за закрытой дверью, но ему не удается увязать собственные чисто человеческие чувства с чувством собственного достоинства, к которому его обязывает его должность, а потому ничего не предпринимает. Это и вызвало споры в школе: любил ли Стивенс мисс Кентон или нет? Со всеми глубокими познаниями девочки-подростка, которая только что обзавелась парнем, я доказывала, что конечно же, он ее не любит, ведь любовь — это действия, а если любовь не в состоянии сподвигнуть тебя открыть дверь, значит, грош ей цена… Тогда мы так и не разрешили этот вопрос, и сомневаюсь, что я пришла к какому-то решению и теперь.

«Остаток дня» — история не трагическая, а печальная, и это куда хуже. Очень удобно с чистой совестью всхлипывать над «Тесс из рода д’Эбервиллей» или «Итаном Фромом», ведь по-опереточному жалкие судьбы находятся на безопасном удалении от обыкновенного читателя. Тогда как мистер Стивенс предстает предостережением из мучительно правдоподобного будущего: так легко растратить свою жизнь и дать любви, как горстке песка, просочиться сквозь пальцы!

«Безутешные»
Румаан Алам

Роман «Безутешные» довольно длинный и c таким извилистым сюжетом, что его невозможно пересказать вкратце, но я рискну: Райдер, знаменитый пианист, находится в некоем городе, где он должен выступить и где он оказывается участником странных событий. Описанная в книге реальность постоянно смещается (допустим, персонаж, появившийся сначала как незнакомый главному герою человек, позже оказывается одним из его родственников), а все более причудливые встречи сбивают нашего героя с запланированного маршрута. Это противоречивое произведение со множеством философских рассуждений, сначала просто странное, а потом по-настоящему действующее на нервы. Это — один из моих самых любимых романов.

Исигуро знает, как соблазнить читателя. В первых трех его романах (каждый из них изумителен) это мастерски осуществляется посредством прямого обращения рассказчика к читателю, ясностью языка, чистым наслаждением добротной, хорошо рассказанной историей. «Безутешные» — это тот же Исигуро, но автор направляет свои способности владения языком и юмор на другие цели: книга словно пропитана стремлением смутить и даже рассердить читателя.

Понять «Безутешных» было бы проще, будь роман чистой экспериментальной абстракцией. Однако в нем описываются сцены, которые почти невозможно увязать в одно целое. Весь замысел развивается по логике сновидения, и возможно, это дает нам понять, насколько процесс чтения похож на полуночные попытки отыскать в чем-то смысл, когда мы просыпаемся от того, что нам приснился какой-нибудь особенно яркий кошмар.

Это роман о пианисте, и многочисленные разговоры о музыке (вышеупомянутые философские рассуждения) явно представляют собой борьбу писателя с искусством как таковым. Райдеру хотелось выступить со своим концертом, но его все время кто-то перехватывал и отвлекал, и он все больше отчаивался и выдыхался. По-видимому, каждая успешная поп-группа записывает композицию о том, как это сложно, когда тебя так любят. «Я сделаю все от меня зависящее, но предупреждаю, что, быть может, уже не пользуюсь таким влиянием, как прежде», — говорит Райдер толпе доброжелателей перед концертом (перевод С.Сухарева). Однако Исигуро говорит не только о себе. Райдера преследует его прошлое, которое он едва помнит. Он оказывается в разных местах (гостиничных номерах, квартирах, кафе), которые вроде бы знакомы ему, но основательно изменились. Он не просто проживает этот день — на каждом шагу его осаждают странные люди и лишенные логики обстоятельства. Все довольно бессмысленно. Но он продолжает свой путь: из гостиничного номера в квартиру, а оттуда в кафе. Это не об искусстве, ну или не только. Это о самой жизни.

«Когда мы были сиротами»
Мадлен Тьен

«Когда мы были сиротами» Исигуро выходит после его шедевра «Безутешные» и до бестселлера «Не отпускай меня». И хотя для меня оба этих романа — величайшие произведения прошлого столетия, «Когда мы были сиротами» ближе всего моему сердцу. Когда я впервые прочитала эту книгу, мне было 26 лет, и я помню, что закрыв ее, подумала: «Что это вообще было?»

В романе «Когда мы были сиротами» Кристофер Бэнкс, знаменитый английский детектив, рассказывает о событиях, которые привели к исчезновению в Шанхае его родителей, и о его намерении спустя десятки лет (поскольку японо-китайская война и гражданская война в Китае перетекли во Вторую мировую войну) благополучно завершить это дело.

В то время мне показалось, что роман не удался. С моим юным мнением были согласны многие критики и даже сам Исигуро. «Когда мы были сиротами» похож на дом, где выбиты все окна, мебель перевернута, стены покоробились и обрушились, однако ни рассказчика, ни читателя это не отталкивает, и они упорно не обращают на это внимание, как будто все вокруг в полном порядке.

Двадцать один год я терзалась мыслями об этом романе. За это время я прочла тысячу других книг, но не смогла выбросить из головы «Когда мы были сиротами», все время мучаясь вопросами, порожденными этим романом. Что, если ясность мысли никогда не имела отношения к реальности? Что, если фантазии из нашего детства вперемешку с детским горем затемняющей пеленой обволакивают наши взрослые жизни? Может, я неправильно понимаю собственные действия? Что если мы (и наши правительства) играем в понимание?

В романе «Когда мы были сиротами» приветливым голосом Бэнкса (за счет его простодушия и любезности, которые являются одновременно и оболочкой, и неотъемлемой частью его натуры) ведется захватывающий и совершенно дезориентирующий рассказ о внешних атрибутах власти по сравнению с властью как таковой. Его мемуароподобное облачение бьется о жестокую реальность города, поделенного на обители колониализма, национализма, гражданской войны и надвигающегося тоталитаризма. Реальность одновременно искажена и придумана за счет многочисленных нереальных элементов… А также за счет страшных последствий, которые ложатся на тех, кто невидим и не назван, не только на нашего главного героя, но, к нашему ужасу, и на нас.

В произведениях Исигуро мы движемся по стеклянной поверхности, поскальзываясь на каждом шагу. Бэнкс замечает (мельком, но с пугающей ясностью), что мир искажен и что он никогда ничего не видел как есть. Это понимание растворяется, как будто по велению инстинкта, чтобы он, несмотря ни на что, не сдался и смог остаться таким, каким себя воображает (или каким нужен себе).

Разновидность детектива-писателя проходит через многие книги Исигуро, где досконально разбираются разные формы видения: взгляд в прошлое, взгляд в будущее и взгляд вглубь вещей. Он постоянно подвергает сомнению нашу надежду на то, что один человек благодаря своей наблюдательности может проникнуть в суть вещей. Однако отсутствие такой-то ясности и становится ключом, открывающим иные двери и поднимающим иные вопросы. Что мы знаем и что вечно от нас ускользает? Какие нравственные принципы и какая надежда могут вести нас во тьме?

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ