Тревожные истории о привидениях М.Р. Джеймса

Автор: Адам Сковелл (Adam Scovell)

Известный антиквар и прославленный автор историй о призраках М.Р. Джеймс ныне с миром покоится на кладбище. Люди нечасто забредают в это место, расположенное в стороне от проторенных туристических маршрутов и примыкающее к осыпающимся стенам, окружающим Итонский колледж в Виндзоре. Оно расположено там, где город начинает постепенно сходить на нет, рассыпаясь на окаймляющую его сельскую местность и растянувшиеся вдоль Темзы луга. Кладбища, вообще характерные для историй о сверхъестественном, не раз фигурировали в мрачных рассказах Джеймса, но доведись нам выбирать место, которое наилучшим образом отражало бы характерную для его творений атмосферу, это точно было бы не выдуманное им последнее обиталище, а реальное, где он сам покоится с момента своей смерти в 1936 году в возрасте 73 лет.

Жизнь Джеймса по большей части обошлась без явных промахов и изобиловала академическими достижениями. Родившись в Гуднстоне, графство Кент, в 1862 году, будущий автор вырос в Суффолке под сильным интеллектуальным влиянием своего отца-священника. Отучившись в подготовительной школе Темпл-Гроув, он с успехом прошел по освоенной многими до него дорожке из Итона в Королевский колледж Кембриджа. В 1905 году беспрецедентная академическая карьера привела его к должности ректора этого колледжа, на которой ему предстояло провести несколько самых трудных лет своей жизни, после чего он вернулся в Итон, где проработал ректором с 1918 года до самой своей смерти.

Несмотря на свои бесчисленные успехи, Джеймс известен последующим поколениям именно благодаря его историям о привидениях, оказавшим огромное влияние на писателей, кинематографистов и художников всех мастей. Эффектные страшилки, поначалу предназначавшиеся исключительно для развлечения членов общества, в котором он состоял в Королевском колледже, внезапно получили широкую известность далеко за пределами того мира пыльных рукописей, что отнимал большую часть его времени. Его первый сборник «Истории антиквария о призраках» ( Ghost Stories of an Antiquary ) был издан Эдвардом Арнольдом в 1904 году и имел большой успех, за ним последовали несколько не менее знаменитых томов, что в результате привело его к званию выдающегося автора жанра, который, вполне вероятно, остается непревзойденным и поныне.

Вымышленный страх может стать мощным противником страха реального, что, я думаю, понимал и сам Джеймс. Его рассказы воспринимаются, помимо прочего, как бессознательное освобождение от собственных упорно подавляемых чувств и страхов. Раньше приход осени наполнял меня субъективным, но от этого ничуть не менее сильным ужасом, не имеющим ничего общего с его историями. Осень всегда символизировала для меня возвращение к школьной жизни в Мерсисайде, которую я находил адски несчастной, и только работы Джеймса много лет спустя сумели реабилитировать мою любовь к более холодным сезонам, заменив воспоминания о мрачных утрах и тривиальной школьной тирании тем, что он сам называл «приятным испугом». Как предположила Сьюзен Хилл , написание этих историй было своего рода катарсисом, они служили «облегчением тайного безумия, скрытого глубоко внутри его души». Его рассказы о злобных призраках постепенно вытеснили мои утомительные воспоминания. Если он действительно находил утешение, когда писал их, то многие люди с тех пор делают то же самое, просто читая их, даже если это выглядит странным с учетом их пугающей природы.

Рассказы Джеймса о том, как антиквары раскапывают давно забытые ужасы, обретают особую силу с приходом холодов, как будто они каким-то образом взаимодействуют с более темными временами года. Его истории явно предназначены для наслаждения в уютной обстановке, его слова просачиваются в холодную неизвестность подобно сквозняку. Мир Джеймса – это проклятые артефакты, бескрайние ландшафты, забытые рукописи и осязаемые сущности, которые наказывают чрезмерно любопытных и тех, кто склонен проявлять интеллектуальное высокомерие. Несмотря на обилие в них фантастических диковин, его рассказы – это не просто развлечение. Самые пугающие моменты в них – рот, случайно нащупанный под подушкой ничего не подозревающей рукой, дух-хранитель Саксонской короны, разбивающий челюсть человека на пустынном морском берегу в Восточной Англии, пустая кровать, внезапно продавленная севшей на неё бесплотной фигурой, – тесно связаны с теми, кто их пережил, прочно осев в их воспоминаниях. Как заметил Рональд Блайт, «ни один из его призраков не является безобидным; все они кошмарны и крайне шокируют».

С тех пор как я живу в Лондоне, я каждый год навещаю могилу Джеймса, стоит листьям начать покрываться ржавчиной, а вечерам – удлиняться. Я отправляюсь в путь отчасти в знак почтительной благодарности за то, что его истории возродили для меня радость осенних занятий. Его могила расположена в месте, удаленном от Восточной Англии с её лазурным небом и ярко-желтыми осенними красками, которой так много в его произведениях, но оно зато, как предположил профессор Дэррил Джонс, «глубоко связано с его личной историей». Поблизости там расположен Итон, и это соседство сообщает нам о том, что его любовь к университетам, где он обосновался, была сильнее той, что связывала его с любимыми им пейзажами. Несмотря на то, что мое ежегодное паломничество служит чем-то вроде ритуала познания, оно в то же время всегда заставляет меня нервничать, хотя и в приятно волнующем смысле. На кладбище мир на какое-то время отчетливо распадается на факты и вымысел, и это несколько тревожит.

Многие из историй о привидениях Джеймса представляют собой самые настоящие карты, по которым можно прокладывать путь. Они настолько точны в деталях, что, даже читая их, ты словно проходишь по описанным в них местам. Они наполняют тебя желанием путешествовать. Джеймс был художником-пейзажистом, а потому нередко воплощал подобные путешествия на холсте. Как утверждает Роберт Макфарлейн, его видение пейзажа «далеко от благостности простой сценки, предлагающей живописное утешение». Его самый первый рассказ, Альбом каноника Альберика , воспринимается как туристический маршрут, проложенный по маленькому французскому городку Сен-Бертран-де-Комменж в Пиренеях, а последний, «Виньетка», опубликованный уже после его смерти, напоминает пейзажи вокруг дома в Грэйт-Ливермер, где он вырос. В произведениях Джеймса подлинность заключает необычный союз с вымышленным ужасом, и эта связь основана главным образом на его личном опыте, связанном с местами, где он побывал. Его пейзажи чаще всего безлюдны, как в В назидание любопытствующим , где «на долгом пути не встретишь ничего, кроме гальки – ни дома, ни человеческого существа, один лишь клочок земли». Подобное уединение, впрочем, недолго остается безмятежным.

Такие не вполне уместные путешествия, вставляемые в занимательную погоню за древностями, являются квинтэссенцией сюжетной дуги писателя не в последнюю очередь потому, что он, перефразируя одно из наиболее нервирующих описаний из «Альбома каноника Альберика», писал из жизни. Он также писал книги о том, как отважиться на поиски такой сельской старины – в частности, опубликовал собственные заметки о восточно-английских церквях в Саффолке и Норфолке, объединив их броским заголовком «Прогулка по двум графствам с заметками об их истории и древних зданиях». Как предположила одна из величайших поклонниц Джеймса Рут Ренделл , главным обитателем его вымышленных миров был он сам. Она также сказала о его персонажах, что «все они – сам М.Р. Джеймс, но от этого они ничуть не хуже». В этом смысле поиск его могилы наделен некой метафизической иронией, поскольку становится одним из истинно джеймсианских занятий. В любом случае, Джеймс и путешествия идут рука об руку.

В этом году мое паломничество пришлось на пасмурный день, готовый вот-вот разразиться дождем. Я отправился в путь из Паддингтона и ненадолго остановился в Слау, где несущиеся мимо с огромной скоростью поезда угрожают смести вас с платформы. Поезд оттуда до Виндзора больше похож на новомодную конструкцию, типичную для британских морских курортов – из тех, что возят счастливых детей по коротким, но будоражащим нервы маршрутам. Сам Виндзор пребывал в подавленном настроении, как и большинство городов после ковида, – архаичное место, полное противоречий и разногласий между старым и новым. Прямо над Темзой, в стороне от устрашающего Виндзорского замка, начинаются плотные ряды компактных зданий, которые в конечном итоге выводят тебя к колледжу. Ты проходишь по нескольким извилистым дорогам, и вот уже город кажется воображаемым, практически несуществующим.

Маленькая церковь, расположенная в самом центре кладбища, ныне принадлежит колледжу и, по всей видимости, заброшена. Они не стали ничего с ней делать, так что она похожа на что-то вроде готического чулана для метел. К счастью, то же благодушное пренебрежение распространяется и на кладбище с его флорой. Место выглядит приятно заросшим, так что здешние тропинки с трудом борются с наступающими на них растениями. Вряд ли сам Джеймс мог придумать место, которое лучше соответствовало бы настроениям его прозы. В поразительной тишине гравий громко хрустит под ногами, и кажется, что вот-вот поблизости раздадутся чужие шаги. Над покосившимися надгробиями разросся плющ, мох жмется к камням подобно зеленой тени, а большая часть северной стороны кладбища затемнена подступающим лесом до цвета мрачного изумруда.

Во время своего первого визита я беспокоился о том, как будет выглядеть могила Джеймса, поскольку прочитал о работах по её восстановлению, имевших место за несколько лет до смены тысячелетий. Однако тревоги оказались напрасными: место с тех пор заросло до такой степени, что в тот свой визит я с трудом нашел нужную могилу среди решительно поглотившего надгробие Джеймса шиповника. Вокруг места его поминовения земля кажется особенно алчной. Даже сейчас могила Джеймса больше напоминает растительный покров, чем камень. Думаю, если он по-прежнему бродит где-то здесь, то и сам похож не столько на традиционного полупрозрачного призрака, сколько на поросшую мхом дриаду, чья фигура сплетена из веток и коры. Именно этот образ встает передо мной, когда я в одиночестве хожу, спотыкаясь, среди здешних камней и деревьев, раз за разом обещая себе тщательнее подмечать любое движение в периферийном зрении.

В эту поездку даже знание места расположения могилы Джеймса не помогло мне найти её. Клянусь, такое со мной случается регулярно, несмотря на ежегодные визиты сюда. Такое впечатление, что могила всё глубже уходит в зелень и листву, всё больше отгораживаясь от незваных гостей колючей проволокой ежевики. Джеймс во всех тонкостях понимал скрытые волнующие качества пасторальных пейзажей, так что неудивительно, что тот небольшой кусочек ландшафта, в котором он сейчас обитает, отказывается соответствовать приличиям живописной стабильности. Его собственные пейзажи были далеки от академической затхлости благодаря населяющим их злым духам. Его кладбище ничем не отличается. Среди мертвых обычно довольно тихо, так что у меня получается посидеть в одиночестве на скамейке, поесть и покурить в спокойствии, нарушаемом лишь редким самолетом, летящим из Хитроу, или шорохом, производимым черной птицей. Однако во время предыдущего визита внезапно упавшая рядом с обветшавшей скамейкой урна обнаружила массу снующих живых существ и несколько белых яиц, возможно, принадлежащих рептилиям. Порой кладбища оказываются гораздо оживленнее, чем их мрачная репутация.

Взяв с собой в дорогу фотоаппарат «Полароид», я планировал сделать несколько снимков могилы и её окружения. Когда краткий проблеск послеполуденного солнца пробился сквозь облака, сырость камней отступила, и я понял, что лучше момента для съемки не найти. Во время первых двух снимков могила активно сопротивлялась фотографированию, она отражала свет и заставляла цвета блекнуть, словно кадры были сделаны на резком солнечном свете, а не в итонской влажной духоте. Прежде чем вновь навести объектив на могилы, я выждал некоторое время, окидывая взглядом участок Джеймса и тонкие пальцы плюща, цепляющиеся за церковную стену в попытке по ней взобраться. Я терпеливо ждал, пока проявятся образы, наблюдая, как над могилой, словно блуждающий огонек, возникает фигура. Точно так же, как в рассказе Джеймса Меццо-тинто , изображение, казалось, содержало нечто готовое вот-вот проявиться, подняться из земли. Настало время уходить, и я в очередной раз поддался приятному волнению, что порождает во мне это противоречивое место, тихое и в то же время полное жизни. Пустившись в обратный путь, я не мог не обернуться и затем не ускорить шаг, когда что-то мимолетное мелькнуло, едва замеченное краем глаза, снова побуждая оглянуться, на этот раз с нервным любопытством. Я оставлял это кладбище еще на один год, довольный тем, что мой уход проходит под чьим-то внимательным взором.

Адам Сковелл – писатель и кинорежиссер из Мерсисайда, ныне проживающий в Лондоне. В 2018 году получил докторскую степень в области музыкы в Голдсмит-колледже. Автор статей для BFI, The Times, Financial Times, Little White Lies и BBC, а также для многих других изданий. Работал над несколькими фильмами вместе с писателем Робертом Макфарлейном, включая экранизации Холлоуэя (2015) и Несса (2019). В 2017 году издательство «Auteur and University of Columbia Press» опубликовало его первую книгу «Folk Horror: Hours Dreadful and Things Strange». В 2019 году издательство Influence Press опубликовало его первый роман «Mothlight».

Перевод: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ