Насколько страшны истории о привидениях в год пандемии, лесных пожаров, ураганов и полицейского насилия?

Автор: М. Дресслер (M Dressler)

Я зарабатываю на жизнь тем, что пишу рассказы о привидениях. Истории о призраках я люблю уже… целую вечность. Первая из тех, что я прочла за свою жизнь, случайно попалась мне на глаза в узком проходе библиотеки моей начальной школы, поманив сияющим голубым зеркалом на обложке, и прошептала мне на ухо рассказ о том, как одинокая юная девушка попала под чары другой юной девушки – мертвой злодейки, что пряталась внутри прекрасного стеклянного шара в саду массачусетского поместья. Это была «Джейн-Эмили» (Jane-Emily), история Патриции Клэпп о невинности и гневе, и о том, что происходит, когда эти качества сталкиваются и им приходится сосуществовать слишком близко друг к другу.

В средней школе готикой, которую я постоянно перечитывала, стала классическая книга Генри Джеймса Поворот винта . Моя мать, запойная читательница, любившая дарить мне книги «на вырост», сказала мне, что это своего рода загадка: на самом ли деле мертвые любовники мисс Джессел и Питер Квинт злобно подсматривали за героиней из камыша и парили над стенами эссекского поместья или они были всего лишь плодом разгулявшегося воображения одинокой гувернантки, отражением её неудовлетворенных желаний?

В литературе о сверхъестественном, как я вскоре узнала, встречались призраки, которые точно являлись призраками, призраки, которые могли быть или не быть призраками, и «призраки», которые вовсе не были таковыми – например, безумная миссис Рочестер в Джейн Эйр и своенравная Ребекка в одноименном романе Дафны дю Морье . Все они служили средством самовыражения плененной души за пределами её темницы (также способными, как я поняла гораздо позже, транслировать тревожные идеи, связанные с полом, расой, классом и властью – столь же липкие и неприятные, как эктоплазма, оставленная на темных перилах настоящими привидениями).

К тому времени, как я познакомилась с Ширли Джексон , я уже мечтала стать романистом, пишущим книги, которые были бы одновременно достоверными и наводящими на размышления, одержимыми призраками, захватывающими и в то же время вызывающими, со всем дыханием, стуком, стонущей тяжестью Призраков дома на холме . Джексон больше, чем другие писатели, заставила меня жаждать писать истории, которые были бы в равной степени напряженными и разоблачающими, чтобы люди, читая их, возбуждались не просто так. Описывая свой дом с привидениями, Джексон словно говорит нам: «Смотри, как ведут себя люди, когда всё, что, как им казалось, они знают о мире, начинает рушиться. Смотри, как многие из них ведут себя не очень хорошо, заботясь лишь о собственных интересах. Смотри, как они слепы, не видя того, что находится прямо перед ними. Смотри, как они не могут найти путь друг к другу, находясь в одной и той же комнате в одно и то же время. Смотри, как они разобщены. Смотри, как они склонны искать виноватого, утешение и даже юмор в сложной ситуации. Смотри, как дружеская рука, за которую ты цепляешься среди ночи, вдруг оказывается вовсе не тем, за что ты её принимала».

Когда после нескольких книг об исторически известных призраках я начала писать собственную серию готических романов в надежде нырнуть в тот же глубокий колодец, где обитают привидения, пугающие не столько формой, сколько значимостью собственной фигуры в мире героя – как это было во многих книгах, начиная с Возлюбленной Тони Моррисон и заканчивая блестящими недавними «Кладбищенскими мальчиками» ( Cemetery Boys ) Эйдена Томаса, – то обнаружила, что мертвые персонажи рассказывают главным образом о способах выживания там, где вы и подумать не могли.

«Вот каково это – жить в тени. Смотри, кому позволено выражать свой гнев, а кому нет. Не хочешь ли потратить какое-то время на размышления о том, кто становится видимым, а кто нет? Кто вообще определяет границу – скажем, между жизнью и смертью, между видимым и невидимым? Чья идея «порядка» и «границы» побеждает? Где на самом деле должны прятаться наши страхи? И скажи мне, отчего ты болеешь за охотника за привидениями, а не за призрака? Быть может, и у тебя тоже есть веские причины для беспокойства, возможно, ты ошибаешься, думая, что всё спокойно под твоей удобной кроватью, в опрятном шкафу, на забытом чердаке, в саду, заставленном пластиковой мебелью, в пустом школьном здании, где дети обычно сидят лицом к лицу с учителями?»

Готические романы, как и «спекулятивная» литература в целом, может многому нас научить по части границ, власти, страха, гнева и вариантов нашей реакции на них. Беспокойный и изменчивый 2020 год предоставляет писателю богатейшую и необычную почву для раздумий, сдобренную печалью и присыпанную надеждой. И хотя книгопродажи, туры в поддержку книг, книжные магазины и сама книжная культура значительно пострадали от пандемии, связанного с ней экономического кризиса, а также вездесущего «пиратства», в наши дни всё же безопаснее (хотя и не в финансовом плане) быть писателем, чем медсестрой, работником продуктового магазина, водителем автобуса или учителем. 2020 год я провела, сидя в одиночестве за компьютером, работая удаленно, что было нормой для писателей еще до пандемии… но в то же время с ужасом обнаружила, что все остальные люди, кроме ближайшего окружения, вдруг оказались вне досягаемости, превратились в отдаленные, мимолетные фигуры – как жертвы COVID-19, сваленные в кучу на графиках и в моргах, как темнокожие американцы, в которых по-прежнему стреляют, как беженцы, что томятся у пограничных заграждений и за железными решетками, живя или умирая вдали от того, что на самом деле должно или могло бы стать их жизнью.

В этом году я не раз ловила себя на том, что сознательно прекращаю писать – говорю себе, что должна просто заткнуться и молча слушать чужие жизни и смерти. Я усомнилась в значении своей работы в данный момент, нет, скорее на фоне продолжающейся истории столь серьезной опасности для стольких людей. Я наблюдала, как моя писательская мысль тормозит, бормочет, настаивает, терпит неудачу, сопротивляется, колеблется и снова пробивает себе путь. Подобно беспощадной смерти, я цеплялась за своих мятежных духов, за персонажей, которые изо всех сил стараются захватить мир, я постоянно напоминала себе о том, что любой персонаж романа – это всегда призрак, фантом, существующий, но в то же время не существующий, тянущий за собой цепочку слов, спрашивающий тебя: «Ты обратишь на меня внимание?» Мне пришлось использовать писательство как форму проявления внимания к жизни и смерти, одновременно занимаясь сбором одеял, еды и предметов первой необходимости для некоторых из тех тысяч людей (в штате, где я пишу это эссе), кому пришлось эвакуироваться из своих домов и городов, спасаясь от смертельных пожаров, вызванных изменением климата. Я заставляла себя смотреть на карты и видеть не географические контуры и не статистику, а смутные видения, воплощающие реальность людей, которым я не могу помочь. И мне пришлось признать, что мой собственный дом тоже может сгореть или уже горит прямо сейчас, что то, что некогда казалось фантастическим, ныне реально, что нечто, начавшееся как проблема, или досада, или несправедливость, или ошибка, или холодный расчет, в конечном итоге проявится целиком и полностью, везде, где это возможно.

Писатели знают, насколько важно воображение, но это еще не всё. Творческий подход тоже имеет значение. Книга может отвлекать или настаивать, а иногда и то и другое. Человеческое тело может переворачивать страницы. Но какие именно? И каким образом? В некоторых историях призрак грозит тебе страшным пальцем и произносит: «Ради всего святого, я же тебя предупреждал».

Стоило моей серии готических романов увидеть свет, как я с удивлением столкнулась с неожиданной реакцией: люди начали рассказывать мне о духах, с которыми им довелось встретиться. Чаще всего они стеснялись говорить об этом. «Я никогда никому об этом не рассказывала. Я всегда боялась, что люди обо мне подумают». Они уверяют меня, что живут в мире науки, основанном на фактах, – и я уверяю их в том же в ответ, – а потом рассказывают, как их пуэрториканская бабушка каждую ночь громыхает кастрюлями на кухне. Как после смерти любимого мужа – «он был коллекционером, он коллекционировал часы» – его жена обнаружила, что все часы в доме потрескались и сломались. Как человек пришел сказать последнее «прости» своей любимой, а она «стояла там, прямо на ковре, такая же реальная, как вы или я», как свет загорелся без всякой причины, как он «схватил мою одежду сзади и потянул к себе, очень осторожно».

Все без исключения истории, которые мне рассказывали, были либо о любви, либо о гневе, либо о том и о другом, вместе взятых. Когда во время публичных чтений в книжном магазине (во времена, когда писатели еще могли себе такое позволить) меня впервые спросили, верю ли я в привидения, раз уж пишу о них, мне хотелось быть честной, поэтому я дала хорошо продуманный ответ:

«Я не верю, что призраки реальны, но верю, что мы способны видеть или ощущать их. Призраки – это то, что мы сами удерживаем в своем пространстве реальности в этот самый момент, случайно или по собственной воле, а затем оказываемся глубоко потрясены этим опытом. Думаю, подобные случаи поражают нас не потому, что мы боимся или не боимся, удивляемся или нет, а потому, что внезапно, несмотря на все наши заверения в обратном, мы обнаруживаем, что принадлежим к виду с недостаточным уровнем эмпатии, потому что мы более эгоистичны, чем сами о себе думаем или можем признать, и более ограниченны, чем осознаем.

Мне кажется, что внезапное сверхъестественное переживание, этот неожиданно появившийся призрак Другого вне нас, это ошеломляющее осознание и принятие отдельной души, которую по какой-то причине невозможно было увидеть, пока этот человек был жив, на мгновение захватывает наше внимание так сильно, так неожиданно, что мы сами исчезаем. Это переживание само по себе так тревожно, что порой нам нужно превратить его в историю, книгу или фильм, в которых призраки будут плохими, плохими, плохими или, по крайней мере, неприятными. Именно поэтому мы должны победить его, прежде чем мы расправимся со своим попкорном, сидя в удобном откидном кресле в этом безопасном месте – всегда безопасном и всегда доступном, потому что кинотеатры ведь будут открыты всегда, верно?»

Это было и остается минимальным расстоянием, на которое я могу приблизиться к разговору о том, о чем мне действительно не хочется говорить: что я так думаю о призраках, потому что точно знаю, что сама не верила в реальность собственного отца, пока он не умер. Только теперь я поняла, что не видела его целиком, пока он не ушел. Пока он был жив, у себя в голове я видела в нем скорее персонаж, воплощение человеческого существа, отца, а не самостоятельного субъекта, полностью отделенного от меня и моих потребностей. Пока не зажегся свет. Пока я не увидела свое имя, написанное чужим почерком. Пока что-то не схватило меня за рубашку сзади, вовсе не осторожно, когда я сидела за его столом, сочиняя надгробную речь.

Как вы наверняка догадываетесь, писать истории о привидениях довольно страшно. Тебе приходится заглядывать в самые темные углы. Честно говоря, мне страшно заканчивать свой новый роман и вообще страшно писать в такое время, но я говорю себе, что это моя работа – прислушиваться к призракам, не спать всю ночь и, если получится, постараться не дать уснуть читателю. Между прочим, я никогда не думала, что пугать читателей или любого другого человека чисто ради того, чтобы напугать их, – это действительно то, к чему стоит стремиться. На свете существует слишком много вещей, которых стоит бояться, и вещей, которые стоит увидеть целиком, чтобы признать их существование, как существуют также способы узнать, в какой момент твой страх используется против тебя, и понять, что то, что тебя на самом деле беспокоит и пугает, не может отразить целиком всех тех, кто напрасно умер в этом году. Кто из нас не откидывался в кресле, думая, что все эти другие, поверьте мне, не реальны, все эти цифры, они не считаются, они не складываются, их просто не существует.

Призраки 2020 года говорят об обратном.

М. Дресслер – автор книг «Последний, кто меня видел» (The Last To See Me) и «Я вижу тебя так близко» (I See You So Close), первых двух романов серии «Последний призрак», обладатель гран-при премии «Book Pipeline» в номинации «Художественная проза». Вы можете больше узнать о её произведениях на сайте mdressler.com.

Перевод: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ