Карлос Кастанеда: тайны жизни гуру в Калифорнии 70-х годов

Автор: Майк Сейджер (Mike Sager)

Зимним днем 1973 года Карлос Кастанеда и Глория Гарвин сидели бок о бок на пляже недалеко от Малибу. Они уютно устроились, завернувшись в одеяло. Солнце кроваво-рыжим шаром спускалось за горизонт. В идеально лазурном небе отливали розовым и пурпурным легкие облачка. Над головами с жалобными криками носились чайки, а по песку прыгали тонконогие кулики. За несколько сотен метров от берега серфингисты в мокрых костюмах отрабатывали трюки на тихоокеанских гребнях.

Кастанеда ласково взял руку Глории в свои и заглянул в ее необыкновенные, голубые с золотистыми крапинками глаза.

«Ты всегда была словно птица, маленькая птичка, запертая в клетке, – говорил он, стараясь заглушить шум накатывающих волн. – Тебе хочется летать. Ты готова, и дверца открылась, но ты по-прежнему остаешься в клетке. Я возьму тебя с собой. Помогу воспарить. Если ты присоединишься ко мне, тебя уже ничто не остановит».

Глории, миниатюрной девушке с фарфоровой кожей и стрижкой под Клеопатру, исполнилось 26 лет. В конце шестидесятых, во времена своих странствий с группой хиппи, эта привлекательная молодая особа уже наслушалась разных предложений, но еще никто никогда не говорил с ней так, как Карлос Кастанеда. Она сознавала, что его слова отдавали, по большому счету, избитостью. Подобный вздор обычно несли герои любовных романов, которыми зачитывалась ее мать. Но почему-то...почему-то они совсем не воспринимались как банальщина. То, что произносил Кастанеда, казалось свежим, волшебным и трогательным. Его слова зачаровывали Глорию.

Она впервые услышала о Карлосе холодным днем в начале 1969 года. Тогда Глория сидела у большого стола в гостиной старинного викторианского дома в Хейт-Эшбери, районе Сан-Франциско.

Девушка со своим бойфрендом добралась до города на попутках из Лос-Анджелеса, чтобы увидеть концерт группы Grateful Dead в зале Fillmore West. После четырехдневного музыкального марафона они отправились в гости к другу, который встретил их настоящим лакомством: тыквенным пирогом с гашишем.

Наевшись, остаток ночи они провели на раскиданных по полу подушках, получая наслаждение от совместного кайфа и утоленного голода под мерцающим светом бумажного японского фонаря, который, казалось, гипнотизировал и уводил во вселенную.

На следующий день компания, все еще не протрезвев, расположилась за обеденным столом с чашками кофе и косяками. Вдруг кто-то начал зачитывать вслух отрывки из рецензии на «Учение дона Хуана» .

Эта книга, яркая и вместе с тем написанная простым языком, оказывала глубочайшее впечатление на некоторых людей. Она, первая из серии двенадцати произведений, походила на захватывающее путешествие в головокружительный мир галлюциногенов и альтернативных реальностей. Нечто подобное мог бы написать Джек Керуак под воздействием психотропных препаратов.

Первая публикация «Учения дона Хуана», с присвоенной классификацией «документальная антропология», вышла в издательстве Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Чуть позже права на книгу выкупило издательство Simon & Schuster и выпустило ее повторно. Хотя книга претендовала на отнесение к научно-популярной литературе, она скорее походила на роман, в котором сочетаются магический реализм Габриэля Гарсиа Маркеса и ясный, отрывистый стиль Эрнеста Хемингуэя.

Если не принимать во внимание жанр «Учения», который со временем стал вызывать ожесточенные споры, то само оно появилось в необычайно удачный момент. В самом расцвете была эра секса, наркотиков и детей цветов-хиппи, желания вернуться к истокам, к изначальной невинности и в то же время покорить необъятное космическое пространство. История, поданная в виде дневниковых записей, разворачивается на фоне каменистой пустыни с колоннообразными кактусами и сверкающими горными массивами. В ней рассказывается о странном, нелегком, иногда абсурдном обучении скептично настроенного и слегка назойливого молодого студента Карлоса Кастанеды у лукавого старого шамана, индейца из племени Яки по имени Хуан Матус. По словам Кастанеды, их познакомил один друг в зале ожидания при автобусной остановке в Аризоне, на краю мексиканской границы. Встреча произошла примерно через полгода после вступления автора в брак с Маргарет Раньян.

Книга, в которой коренные индейцы соседствуют с человекоподобными существами и духами, как озорными, так и злонамеренными, полна таинственных ветров и пугающих звуков, шелеста листвы в сумерках и величественности ворона в полете, острого аромата текилы и дурманящего вкуса пейота – волокнистого, коварного напитка. Кастанеда подробно описывает свои встречи с Мескалито, духом пейота, который появляется то в обличии игривой черной собаки, то сверкающего луча света, то создания, похожего на сверчка с зеленой бородавчатой головой.

Кастанеде слышится устрашающий и необъяснимый грохот от застывших потоков лавы. Он общается с двуязычным койотом, зашивает глаза ящерице иголкой и ниткой, полученными из кактуса. Его останавливает страж мира второго внимания, огромный комар с пучками колючих волосков по телу и текущими слюнями.

Сухим и беспристрастным академическим языком в книге детально описывается приготовление из перетертых в порошок псилоцибиновых грибов и прием получившегося хумито, «дымка». После Yerba del Diablo, травы дьявола или дурмана, у автора на голове вырастают крылья, клюв и лапы. Он превращается в ворона и взмывает в небеса. Сталкиваясь с каждым новым испытанием или событием, Кастанеда предстает в роли скептика и рационалиста, обычного современного человека, пытающегося найти для собственных мистических впечатлений конкретное научное объяснение, на котором вообще во многом строится европейская мысль.

Собственно, его единственный инструмент познания – это вопросы. Кастанеда неуклюже, но вместе с тем напористо пытается вести с доном Хуаном сократический диалог.

Придя в себя после экспериментов с травой дьявола, одной из двадцати двух наркотических галлюцинаций, описанных в первых двух книгах, он спросил старого шамана: «Я летал подобно птице?»

«Ты всегда задаешь вопросы, на которые у меня нет ответа, – промолвил старик. – То, что ты хочешь знать, не имеет смысла. Птицы летают, как птицы, а человек, принявший траву дьявола, летает в соответствующем виде».

В «Учении» и в последующих за тридцать лет одиннадцати томах под призрачными и завораживающими зрелищами, под психоделическими переживаниями кроется стремление Кастанеды стать безупречным воином, «человеком знания», существующим в полном согласии с окружающим его миром.

Воин, проворный и сильный, свободный от эмоций и личной истории, знает, что каждое его действие может стать последним. Он одинок. Смерть – корень его жизни, ее постоянное присутствие заставляет воина всегда совершать «безупречные» поступки. Он на одной волне с пустыней, ее звуками и тенями, животными и птицами, местами силы и местами защиты. Цель воина – стать человеком знания. Молодой исследователь через свое ученичество постигает, как «останавливать мир» и «видеть», т.е. узнавать жизнь напрямую, схватывать ее суть без истолкования. В итоге он приходит к пониманию, что вселенная в том виде, как ее воспринимают обычные люди, – это всего лишь некая конструкция из общих традиций, языков и суждений.

Дон Хуан рассказал своему часто пугающемуся и неловкому ученику, что на самом деле люди состоят не из плоти, а из тонких волокон света, сплетающихся в сияющую белую сеть. Она тянется от головы до пупка и формирует яйцеобразный кокон циркулирующих потоков, от которого во все стороны расходятся светящиеся волоски. Этими волосками каждый человек соединен с другим человеком, окружающей средой и вселенной.

«Человек, будь то нищий или король, – это светящееся яйцо, и нет способа что-либо изменить», – наставлял дон Хуан Карлоса.

Особое значение в такой неординарной анатомии человека имеет «точка сборки», место яркого свечения, которое расположено за лопатками примерно на расстоянии вытянутой руки. Там происходит человеческое восприятие. По учению старого нагваля, смещая точку сборки во время сна, можно получить доступ в другие миры. Это называется «Искусством сновидения».

Вернувшись в Лос-Анджелес под впечатлением от новых возможностей, открывающихся в мире дона Хуана, Глория Гарвин упомянула о диковинной книге в разговоре со своей тетей, сотрудницей библиотеки для студентов-дипломников Калифорнийского университета. Оказалось, что та видела Кастанеду: он провел немало времени в отделе редких книг. К тому же, еще и встречался с другой сотрудницей, приятельницей тети, будучи при этом женатым. Вскоре с автором была назначена встреча.

Глория для поддержки взяла с собой бойфренда. Пара провела с этим выдающимся человеком весь вечер. Они сидели в зале студенческого союза за пластиковым столом, вокруг них шумели и бегали учащиеся, а троица все говорила о жизни и смерти, наркотиках и сексе, поиске смысла и шаманизме.

В конце Кастанеда взял Глорию за руку в первый раз. «Это была весьма благодатная встреча, – сказал он, а затем, мотнув головой в сторону бойфренда, добавил, – жаль только, что ты еще этого дурачка с собой привела».

В течение следующих нескольких лет Глория Гарвин и Карлос Кастанеда поддерживали связь в письмах и по телефону. По настоянию писателя она поступила в Калифорнийский университет на факультет антропологии. Позже, опять же по его настоянию, расторгла помолвку со своим многолетним партнером. Кастанеда тем временем опубликовал вторую книгу «Отдельная реальность», затем и третью, «Путешествие в Икстлан», которая одновременно послужила его докторской диссертацией.

Идя вразрез с заявленным в двух первых книгах, Кастанеда в третьей сообщает, что после десяти лет обучения у старика-индейца прекратил прием наркотиков. Во вступлении к «Путешествию» написано так: «Мне стало ясно, что мои изначальные представления о роли психотропных растений были ошибочными. Такие растения не являлись у мага существенным элементом для описания мира. Они только подспорье, чтобы зацементировать, образно выражаясь, части описания, которые иначе я не смог бы воспринять. Настойчивое желание держаться за собственный стандартный вариант реальности сделало меня практически невосприимчивым к замыслам дона Хуана, слепым и глухим. Таким образом, это именно моя нечувствительность посодействовала их использованию».

Отныне же, по утверждению писателя, когда его глаза открылись, настала необходимость сосредоточиться на том, что старый маг называл «техниками остановки мира». Только так можно стать «безупречным воином».

«Для любого действия нужно иметь настрой воина, – учил дон Хуан в своей типичной манере, жесткой, критичной и вместе с тем наполненной любовью, словно он старый ворчливый дядюшка. – Иначе все извратится и станет уродливым. В жизни нет ни одной силы без этого настроя. Посмотри на себя. Все тебя расстраивает и обижает. Ты ноешь, жалуешься. Тебе кажется, что люди заставляют тебя плясать под их дудку... Воин, с другой стороны, – это охотник. Он все просчитывает. Это руководство. Как только все подсчеты закончены, он действует и перестает думать. Это раскрепощенность. Воин не листок, летящий во власти ветра. Никто не может давить на воина. Никто не может заставить его делать что-то против его воли и убеждений. Воина учат выживать, и он выживает самым лучшим из всех возможных образов».

Ко времени публикации «Путешествия в Икстлан» Кастанеда действительно стал жить самым лучшим из всех возможных образов. Он превратился в культовую фигуру. Мечтающие обучаться так же, как он, и просто туристы, отрицающие ценности доминирующей культуры, стекались в Мексику толпами и прочесывали пустыни в поисках грибов и дона Хуана. Экземпляры «Учения» продавались с невероятнейшей скоростью – по 16 тысяч штук в неделю. «Путешествие» в твердом переплете также стало бестселлером. Продажи книг в мягкой обложке сделали Кастанеду миллионером. Он сменил старый микроавтобус фольксваген на новую ауди и купил двухквартирный дом на авеню Пандора в Лос-Анджелесе.

Не заставил себя ждать и звонок из журнала Time – одного из самых влиятельных общественно-политических еженедельников той поры. В течение десятилетий попасть на его обложку было, можно сказать, равносильно сегодняшнему вирусному пиару, за исключением того, что в Time практиковался классический, основанный только на фактах подход к журнализму.

В первом, ставшим и последним, большом интервью Кастанеда сообщил репортеру журнала, что родился на Рождество 1935 года в бразильском Сан-Паулу. Его семья пользовалась известностью. Отцу на момент рождения Карлоса было семнадцать, а матери пятнадцать. Отец позже стал преподавателем литературы. Мальчика же до шести лет растили на птицеферме бабушка и дедушка с материнской стороны. Затем его забрали родители. Но счастливое воссоединение продлилось недолго, до смерти матери. Диагноз врачей, по словам Кастанеды журналисту Time, звучал как «пневмония», но сам он считал, что причиной стала депрессия с характерной духовной апатией. «Она была замкнутым человеком. Очень красивая и очень разочарованная. Скорее украшение, чем живая женщина, – вспоминал писатель. – Я отчаянно хотел помочь матери измениться, но она бы вряд ли ко мне прислушалась, в конце концов, мне было только шесть лет».

Растить Карлоса стал отец – загадочная личность, которого сам Кастанеда упоминает в книгах со смесью нежности, жалости и презрения. Отцовское слабоволие, как заметил писатель, резко контрастировало с «безупречностью» дона Хуана. Кастанеда описывал попытки отца стать писателем как фарс нерешительности. В интервью он выразился так: «Я как мой отец. Если бы не встретил дона Хуана, еще бы годами только оттачивал карандаши. Когда бы все-таки садился писать, у меня тут же бы начиналась головная боль. Дон Хуан научил меня понимать, что это глупо. Если хочешь сделать что-то, делай это безупречно. Вот в чем суть».

В статье представлены отрывки из книги «Shaman: The Mysterious Life and Impeccable Death of Carlos Castaneda» Майка Сейджера. Выпущена издательством NeoText.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ