О торжестве бардака и безумия Сола Беллоу

Автор: Брайан Каслберри (Brian Castleberry)

После того, как меня отчислили из колледжа в 90-е, я несколько лет хватался за любую работу, чтобы оплачивать съемное жилье, или иногда даже спальное место, еду и коммунальные услуги. Некоторое время я подрабатывал в смузи-баре студенческого городка, делая коктейли из замороженных фруктов, ростков пшеницы и белкового порошка. Именно в это унылое время мой друг подарил мне гостевую карту университетской библиотеки. По вечерам, лишь только отойдя от пьянки-гулянки и как бы очнувшись от дурмана, я затесывался между алюминиевыми книжными стеллажами, читал на холодном пыльном полу, забирал книгу с собой, а на следующий день возвращался за новой. В какой-то момент своей затянувшейся юности я решил, что стану писателем, хотя ничего толком об этом не знал.

Я пытался заниматься самообразованием. Выбирал книги с оригинальными названиями: Бремя страстей человеческих , Имморалист , Смерть в Венеции . Читал Кафку запоем, и начал представлять себя — всего через несколько лет после отъезда из родных мест сельской Оклахомы, — этаким европейским интеллектуалом. Однажды, просматривая книгу о французском «новом романе», я ожидал узнать из нее хоть что-нибудь о своем так называемом ремесле, но понял лишь, что персонажи были старомодными, или, может быть, речь шла о 60-х, не уверен. Читая «Абсурдного героя в американской литературе», я думал, что она научит меня писать забавные вещи. Вместо этого книга познакомила меня с темным необъятным ничто экзистенциализма и необузданным внутренним миром Сола Беллоу .

Два первых произведения Беллоу — небольшие, написанные в 40-е годы, безусловно изображают «абсурдных» центральных персонажей, страдающих от непонятных им сил. Между небом и землей ( The Dangling Man )— роман о молодом человеке, ожидающем призыва на Вторую мировую войну; Жертва ( The Victim ) повествует о главном герое, которого преследует человек, обиженный им случайным словом много лет назад. Оба произведения построены на том, что я считаю важнейшими аспектами работы Беллоу: утонченности и неординарности языка, необузданности внутренней жизни личности и гаргантюэлевских персонажей, готовых выставить себя на посмешище. В третьем грандиозном романе писателя Приключения Оги Марча ( The Adventures of Augie March ) стиль автора раскрывается в полной мере в изображении галдящего Чикаго его юности, а также в форме и звучании повествования в еврейских традициях. Посмотрите, как в этом тексте звучит голос говорящего:

Теперь я понимаю, что врать было и необязательно, но тогда все думали, будто необходимо, особенно бабушка Лош — одна из последовательниц Макиавелли на нашей маленькой улочке и в ближайших окрестностях.

Или:

Копы держали нас в стороне, поскольку слушалось другое дело, в странном ночном просвете электрического настольного шара восседали четверо или пятеро лиц вместе с сержантом с огромным телесно-белым толстым лицом.

Эти предложения подчиняются воле персонажа и при этом раскрывают не только его личность, но и способ видения мира по-новому. В Оги есть что-то маниакальное, пронизывающее все произведение Беллоу. Он хочет, чтобы мы в полной мере наслаждались жизнью в том моменте, в котором находимся, наш скрытый от всех голос разума — наш собственный ночной просвет. Это стремление найти внутренний хаос героя и дать этому хаосу взять власть над повествованием для меня было основополагающим. Что казалось и до сих пор кажется моральной необходимостью.

Его творчество помогает нам смотреть на других и понимать бурю и музыку их личной жизни.

Меня, выросшего в консервативной Оклахоме, где праздный разговор — это стена между истинной сущностью человека и его ограничивающими потенциал предвзятыми мыслями, поразил наглядный и шокирующий стиль описания характеров Беллоу. У его персонажей такое же безудержное и бурливое сознание, как и у меня. В своих произведениях он представляет внутренний мир героев, а не только внешние воздействия, которые я раньше считал единственными движущими силами развития истории.

Достаточно вспомнить, что в одной из его самых известных повестей Лови момент присутствует только пара сюжетных событий. Главный герой завтракает со своим отцом, а после отправляется на биржевой рынок вместе с новым знакомым, беспокоясь, не совершает ли он ошибку. Все остальное — это душевные скитания нашего героя, и нельзя сказать, что они менее интересны. Эти персонажи — личности, но не в категории упакованного «индивидуализма» Джона Уэйна/Айн Рэнд, а в категории небрежной, несовершенной, бредовой, гениальной индивидуальности, которую мы все знаем из нашего собственного жизненного опыта. Его творчество помогает нам смотреть на других и понимать бурю и музыку их личной жизни.

Еще один метод в писательстве, которому я научился у Беллоу, заключается в том, как формировать внутреннюю дугу персонажа через тему и вариацию — или, поочередно, развитие и усиление. Если повествовательная перспектива приближена к сознанию персонажа (повествование ведется от первого или третьего лица), можно построить своего рода напряжение, позволяя герою частично вспоминать или наблюдать за чем-либо в прошлом, а затем возвращаться к этому снова, расширяя картинку с каждым последующим разом. В моем все еще не столь опытном сознании это работает как тема и вариация в музыке, создавая паттерн, который сдвигает и исследует потенциал чего-то, что мы слышали раньше.

Хорошей иллюстрацией этого является произведение Подарок от Гумбольдта , когда рассказчик, Чарли Ситрин, на первых страницах упоминает человека, который злится на него за неоплачиваемый чек. Мы уносимся от этого чека и позже возвращаемся к нему снова, сначала чтобы узнать о карточной игре, где нужен был данный чек, затем, чтобы обнаружить, что получивший чек парень оказался преступником, и только после всего этого мы видим воспоминание о той ночи в целом, которое снова меняется, когда он сталкивается с преступной стороной событий. И одновременно на этих пятидесяти страницах мы узнаем еще больше о Ситрине, его проблемах, его городе, его прошлом и будущем. И ни одно предложение не кажется лишним — все они наполнены бурной, крайне острой прозой, которая ощущается как естественное ограничение и одержимость блуждающего ума.

В другом романе, Герцог , мы наблюдаем, как персонаж открывается постепенно слой за слоем через этот процесс возвращения к ключевым темам / навязчивым идеям его жизни. Мозес Герцог — человек средних лет, теряющий контроль над реальностью (и пишущий бесконечные письма друзьям и знаменитостям, которые он никогда им не отправит) — один из самых привлекательных персонажей американской литературы, и, несмотря на это, книга не сфокусирована исключительно вокруг личности героя. Происходит движение и действие в процессе раскрытия его многочисленных неудач и чаяний.

У Беллоу есть свои недостатки, как и у большинства писателей прошлого века. Со своим близким и закадычным другом Ральфом Элиссоном он критиковал мультикультурализм и ценность мировой литературы. Я никогда не понимал роман Хендерсон — король дождя , об американце среднего класса, сбежавшем в Африку и путешествующем среди людей, не более реальных, чем расистские тропы старых диснеевских мультфильмов. Его произведения переполнены людьми, а люди всегда находятся в центре событий. Пока это открывает некоторый любопытный анализ эротики гомосоциальных связей (особенно в «Подарке от Гумбольдта»), и вряд ли Беллоу пропагандирует женоненавистничество, читатель в целом остается в весьма односторонней версии мира, когда женщины часто оказываются в стороне от основного действия в повествовании. И мне очень интересно, насколько ярче был бы его и без того богатый стиль, если бы некоторые из недостатков середины века были пересмотрены и преобразованы.

Даже несмотря на свой критический взгляд на его работу, я возвращаюсь к нему как к основополагающей фигуре в моей жизни. Хорошо это или плохо, но он научил меня писать или, по крайней мере, показал мне идеальный пример того, как писать. И он познакомил меня с множеством еврейских писателей, таких как Рот, Лиспектор и Бабель, которые тогда и сформировали мою писательскую и читательскую жизнь. В течение последних нескольких месяцев, когда в 2020 году надежды сменялись трагедией и обратно, я воодушевлялся шумными персонажами Беллоу, разгуливающими по Чикаго и разбалтывающими свои бесконечные планы, мнения и жалобы. Пару недель назад во время протеста в Ричмонде я вспомнил о его книге, когда организатор акции призвал нас посмотреть в глаза стоящему рядом и сказать: «Твоя жизнь важна для меня». Помню, как я подумал тогда, когда мы все начали выходить на улицу: «Это наш долг, и все зависит от нас».

Книга Брайана Каслберри Nine Shiny Objects уже в продаже в магазинах издательства Custom House

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ