Новый рассказ Эрнеста Хемингуэя «Погоня как счастье»

Автор: Эрнест Хемингуэй
Перевод: Любовь Лаппо ( ectd )

В тот год мы собрались ловить марлина у побережья Кубы целый месяц. Начали десятого апреля, к десятому мая поймали двадцать пять штук, и срок проката судна истёк. Нам осталось прикупить парочку подарков, заправить Аниту дорогим кубинским горючим с небольшим запасом, пересечь залив, пройти таможню и отправиться домой в Ки-Уэст. Но крупная рыба так и не пришла:

– Капитан, может еще месяцок? – спросил господин Хози. Ему принадлежала Анита и он сдавал её напрокат за десять долларов в день при обычной цене того времени в тридцать пять. – Останешься – сторгуемся на девяти.

– И где найти девять долларов?

– Заплатишь потом. Ты на хорошем счету в «Стэндард Ойл Компани» в Белоте по ту сторону залива, а все расходы оплатим из прокатных денег за прошлый месяц. А будет непогода – ты может напишешь чего-нибудь.

– По рукам, – согласился я, и мы рыбачили еще месяц. К концу месяца мы поймали сорок два марлина, но крупная рыба так и не пришла. Неподалеку от морской крепости Эль-Морро на входе в бухту Гаваны сильное глубинное течение приманивало к себе косяки летучих рыб – они выскакивали прямо из-под носа корабля, а птицы удили их без передышки. Но мы не поймали ни одного синего марлина, хоть белые марлины у нас ловились и срывались ежедневно, однажды я даже поймал пять.

В порту мы пользовались популярностью из-за того, что потрошили всю пойманную рыбу и сразу же раздавали её. Поэтому, когда мы прошли крепость Эль-Морро и направились по каналу к пирсам площади Святого Франциска с поднятым флажком, обозначающим одного пойманного марлина, прямо на наших глазах толпа рванула в сторону порта. В тот год рыба напрямую у рыбака стоила от восьми до двенадцати центов за фунт, а на рынке – вдвое дороже. А в день, когда мы вернулись с пятью флажками, полиции даже пришлось сдерживать толпу дубинками. Тошно было смотреть на это безобразие. Но такой уж безобразный год выдался на берегу:

– Гребанные полицаи сейчас разгонят всех наших постоянных покупателей и загребут всю рыбу, – возмутился г-н Хози. – Иди в задницу, – огрызнулся он на полицейского, который тянулся к куску марлина в десять фунтов. – Я твою рожу тут раньше не видел. Тебя как зовут?

Тот назвался.

– Капитан, глянь-ка, он у нас записан в компромисо?

– Не-а.

Испанским словом компромисо мы называли долговую книгу, куда записывали людей, которым обещали привезти рыбу:

– Капитан, запиши тогда на него в компромисо небольшой кусочек на следующую неделю», – распорядился г-н Хози. – А теперь, господин полицейский, идите-ка в задницу, и хватит лупить дубинкой наших друзей. Довольно я на вашего брата насмотрелся. Иди-иди. Хватай дубинку с пистолетом и, если не портовый, то вали отсюда.

В конце концов рыбу мы разделали и распределили строго по книге, а сама книжка заполнилась обязательствами на следующую неделю:

– Капитан, сходи-ка ты в гостиницу и помойся хорошенько. Прими душ и спускайся, встретимся внизу. Потом заглянем в «Эль-Флоридиту» и потолкуем. Этот полицай мне все нервы растрепал.

– И ты бы в душ сходил.

– Не пойду. Я и тут умоюсь. Как ты я сегодня точно не взмок.

Я срезал путь к нашей гостинице «Амбос Мундос» по брусчатой улочке, проверил почту на стойке регистрации, а затем поднялся на лифте на верхний этаж. Окна моего номера выходили на северо-восток, и комнату обдувал освежающий пассат. Я оглядел в окно крыши старого города и порта, понаблюдал, как лайнер Орисаба медленно заходит в гавань при полной иллюминации. Рыба утомила меня. Я хотел спать, но знал, что лягу –точно усну, поэтому я сел на кровать, посмотрел в окно и стал наблюдать, как охотятся летучие мыши. Потом, наконец, разделся и сходил душ, переоделся в чистое и спустился. Г-н Хози ожидал в дверях гостиницы:

– Эрнест, ты, должно, устал, – заметил он.

– Ничуть, – соврал я.

– А я устал, – признался он. – Даже просто смотреть как ты тянешь рыбу утомительно. Всего двух не хватило до нашего прежнего рекорда в семь рыбин и глаз восьмой. – Хоть мы оба и не любили вспоминать о глазе восьмой рыбины, но рекорд всегда считали только так, и никак иначе.

Мы шагали по узкому тротуару улицы Обиспо, и г-н Хози разглядывал освещенные окна магазинов. Он делал покупки только перед отъездом домой, но всегда любил поглазеть на витрины. Мы миновали последние магазины и лотерейную будку и распахнули дверь старого доброго бара «Эль-Флоридита»:

– Капитан, тебе лучше присесть, – предложил г-н Хози.

– Нет. Давай постоим у барной стойки.

– Мне пиво, – обратился г-н Хози к бармену. – Немецкое. А тебе, капитан?

– Дайкири со льдом без сахара.

Константе налил дайкири, в шейкере остался запас ещё на пару порций. Я ждал, когда г-н Хози предложит тему для разговора. Что он и сделал, едва ему принесли пиво:

– Карлос считает, что крупная рыба придёт в следующем месяце, – сказал он. Карлос – это наш кубинский приятель и успешный промысловый рыболов марлина. – Он говорит, что никогда не видел такого сильного течения, и что оно соберет такую крупную рыбу, которую мы отродясь не видали. Он считает, что она обязательно придёт.

– Он и мне так сказал.

– В общем, капитан, если останешься ещё на месяц, то я снижу плату за прокат до восьми долларов в день, а ещё я могу готовить, чтобы не тратиться на всякие бутерброды. Мы зайдем в бухту, и я приготовлю обед. Нам же постоянно попадаются всякие полосатые скумбрии. А они на вкус не хуже тунца. Карлос говорит, что он может что-нибудь достать на рынке, когда пойдет за приманкой. А вечером можно поужинать в ресторане «Жемчужина Святого Франциска». Я неплохо там вчера поужинал за тридцать пять центов.

– А я вчера не ужинал и сэкономил.

– Капитан, тебе надо обязательно поесть. Ты поэтому сегодня и подустал.

– Да, знаю. А ты уверен, что хочешь остаться еще на месяц?

– Аните все равно ещё месяц простаивать. С чего бы нам вообще уходить, коль скоро придет крупная рыба?

– Ну может тебе есть, чем ещё заняться.

– Нет. А тебе?

– Думаешь, рыба придет?

– Карлос уверен.

– Тогда представь, что мы подцепим такую рыбину и не справимся с ней нашими снастями.

– Справимся. Да её годами можно тягать, если кушаешь хорошо. А кушать мы будем хорошо. И ещё кое-что.

– Что?

– Если ты будешь рано ложиться и не будешь кутить, то сможешь вставать засветло и писать, и к восьми утра уже отстреляешься. Мы с Карлосом всё подготовим, тебе останется лишь ступить на борт.

– Хорошо, – согласился я. – Без кутежа.

– Капитан, это кутёж тебя так выматывает. Я не прошу отказаться от него совсем. Гуляй по субботам.

– Ладно, – вновь согласился я. – Кутёж только по субботам. И о чём ты предлагаешь мне написать?

– А это уже сам решай, капитан. Я в это не лезу. Ты сам всегда неплохо справлялся.

– А о чём бы ты почитал?

– Может какие-нибудь рассказики о Европе или о Западе напишешь, как тебя ранило или про войну? Слушай, а может напишешь про то, что только мы с тобой знаем? Напиши рассказ о том, что мы повидали на Аните. Там и про кутёж упомянуть можно, чтобы всем точно понравилось.

– Я же завязываю с кутежом.

– Несомненно, капитан. Но тебе есть что вспомнить. Завязка тут никак не повредит.

– Верно, – подытожил я – Большое спасибо, г-н Хози. С утра начну.

– И прежде чем вступить в новую жизнь, съешь-ка сейчас большой бифштекс с кровью, чтобы завтра проснуться с нестерпимым желанием писать и рыбачить. Карлос считает, что крупная рыба может прийти в любой момент. И для неё надо приберечь силы, капитан.

– Как считаешь, ещё бокальчик мне не повредит?

– Никоим образом, капитан. Там же только ром, лаймовый сок и ликёр Мараскино. Такое мужчине не повредит.

И тут в бар вошли две знакомые девушки. Они свежо выглядели и были готовы хорошо проводить вечер:

– Рыбаки, – воскликнула одна по-испански.

– Два здоровых рыбака прямиком с моря, – ответила ей другая.

– БК, – напомнил мне г-н Хози.

– Без кутежа, – согласился я.

– Секретничаете? – спросила одна из девушек. Она выглядела сногсшибательно. В ее профиле почти не читалось легкое несовершенство линий миловидного носика, привнесённое в сей чистый образ правой рукой раннего ухажёра юности.

– Мы с капитаном говорим о делах, – осадил г-н Хози девушек, и они отошли к дальнему концу барной стойки. – Видишь, как легко? – обратился г-н Хози ко мне – Я позабочусь о твоих контактах, а тебе надо только рано вставать, писать и ловить рыбу. Крупную рыбу. Чтоб прям фунтов на тысячу.

– А давай наоборот, – предложил я. – Я позабочусь о контактах, а ты встанешь рано утром, попишешь и поймаешь крупную рыбу, чтоб фунтов на тысячу».

– Да я бы с радостью, капитан, – серьезно ответил г-н Хози. – Но из нас двоих только ты умеешь писать. А ещё ты моложе меня и сноровистей рыбачишь. А я лишь заведую Анитой, вот и всё.

– Да, знаю, – вздохнул я. – Постараюсь написать что-то стоящее.

– Вот бы я тобой гордился, – мечтательно заметил г-н Хози. – И вот бы мы поймали здоровенного, мать его, марлина, какого ещё свет не видывал, взвесили бы его без обмана, разделали бы и раздали нашим знакомым беднякам, и чтоб ни кусочка не перепало тем проклятым драчунам-полицаям.

– Так всё и будет.

Тут одна из девушек помахала нам с дальнего конца барной стойки. Всё предвещало томный вечер, в баре кроме нас никого не было:

– БК, – напомнил мне г-н Хози.

– БК, – привычно повторил я.

– Константе, – повернулся к бармену г-н Хози. – Позови-ка официанта нам с Эрнесто. Мы созрели на парочку бифштексов с кровью.

Константе улыбнулся и призывно поднял палец.

Когда мы проходили мимо девушек за столики, одна из них протянула мне руку. Я пожал ее и торжественно прошептал на испанском: «БК».

«Господи, – испугано сказала другая девушка. – И эти полезли в политику, да ещё в такое время». Они обе были под впечатлением.

Утром я проснулся с первыми осветившими залив лучами солнца, поднялся с постели и сел писать рассказ, который, как я надеялся, придется по душе г-ну Хози. Я писал про Аниту, набережную, всякие наши приключения, о которых знали только мы. Я старался передать ощущение моря, его каждодневный вид, запах и звук. Я писал каждое утро, а каждый день мы ловили рыбу и улов был хорош. Я наловчился ловить рыбу стоя, а не сидя в кресле, как раньше. Но крупная рыба не шла.

Как-то мы видели, как одна такая рыба тащит за собой рыбацкую шлюпку, которая чуть ли не черпает носом, а марлин прыгает и поднимает брызги как быстроходный катер. Та рыба сорвалась. В другой раз, во время ливня, мы наблюдали, как четверо рыбаков пытаются втащить в лодку мясистого иссиня-пурпурного марлина. Он весил пятьсот фунтов, я потом видел у торговцев на мраморных плитах старого рынка огромные куски этого марлина.

А потом, в солнечный день, когда вода тёмного подводного течения была столь чиста и так близка, что в устье гавани можно углядеть рыбные косяки на десять саженей вглубь, мы встретили первую крупную рыбу прямо рядом с крепостью Эль-Морро. В те времена еще не было всяких держателей для удочек, и я как раз закинул лёгкий крючок в надежде поймать макрель, мы выходили на фарватер, и тут крупная рыба клюнула. Подняв волну, она всплыла на поверхность, её нос был похож на обрубок бильярдного кия. Затем показалась огромная голова шириной со шлюпку. Затем рыба промчалась вдоль лодки, катушка с леской раскручивалась так быстро, что стала горячей на ощупь. На катушке было намотано четыреста ярдов плетеной лески в пятнадцать нитей, и половина уже ушла под воду, когда я уперся в нос Аниты.

Я добрался дотуда по поручням, встроенным в верхнюю часть рубки. Мы неоднократно репетировали порядок действий – пробежать, перемахнуть на верхнюю палубу, а там упереться ногами в дно лодки. Но мы ещё никогда не репетировали с рыбой, которая тянет вперёд и несется, как экспресс мимо полустанка, с брыкающейся удочкой в одной руке, а другой рукой и обеими босыми ногами тормозя об палубу.

– Врубай мотор, Хози! – заорал я. – Пока рыба всё не размотала.

– Уже завелся, капитан. Ух, поперла!

К тому времени я прижал одну ногу к носу Аниты, а другую – к якорю по правому борту. Карлос обхватил меня за пояс, а перед нами прыгала рыба. В прыжке она казалась огромной, как винная бочка. Она серебрилась на ярком солнце, по бокам были видны широкие пурпурные полосы. Каждый раз после прыжка поднимались такие брызги, будто в воду со скалы сорвалась лошадь, а рыба всё прыгала и прыгала. Горячую катушку уже невозможно было держать, лески на ней становилось все меньше и меньше, хоть Анита и мчалась на полном ходу вслед за рыбиной.

– Ещё быстрее можешь? – крикнул я г-ну Хози.

– Быстрей уже некуда, – ответил он. – Много осталось?

– Да ни черта.

– Здоровенная какая, – восхитился Карлос. – Я таких ещё не встречал. Хоть бы остановилась и ушла на глубину, мы бы тогда её подтянули за леску.

Рыба проделала путь от крепости Эль-Морро и впервые остановилась только напротив гостиницы Националь. На катушке осталось менее двадцати ярдов лески, поэтому, когда рыба остановилась, мы подошли к ней, наматывая леску обратно. Помнится, перед нами шёл лайнер судоходной компании Грейс, навстречу которому уже вышел чёрный лоцманский катер, а я сразу забеспокоился, что мы окажемся на пути у лайнера, когда он будет заходить в порт. Я наблюдал, как лайнер набирает скорость, пока сматывал леску и возвращался на корму. К счастью, и лайнер, и катер, обошли нас на порядочном расстоянии.

Я уселся в кресло, рыба вновь начала метаться вверх и вниз, но на катушке теперь уже была треть лески. Карлос остудил катушку морской водой, а потом вылил ведро воды мне на голову.

– Как дела, капитан? – поинтересовался г-н Хози.

– В порядке.

– Ты там не поранился на носу?

– Нет.

– Вот это рыбина, с ума сойти, да?

– Да уж.

– Грандэ, грандэ, – бормотал на испанском Карлос. – Огромная. Он трясся, как ищейка, напавшая на след. – В жизни не встречал такую рыбу. Ей-богу.

Рыба не показывалась час и двадцать минут. Сильное течение снесло нас в сторону района Кохимар, почти на шесть миль от того места, где мы впервые обнаружили рыбу. Я подустал, но руки и ноги были в хорошей форме, и я понемногу осторожно подтягивал леску, стараясь не делать резких движений. Я уже мог сдвинуть рыбину с места. Это было нелегко, но вполне возможно, если держаться за леску подальше от точки разрыва.

– Она всплывает, – сказал Карлос. – Крупная рыба порой всплывает и её можно забагрить, пока не очухалась.

– Почему она всплывает? – спросил я.

– Она в растерянности, – ответил Карлос. – А ты её куда-то тащишь. Она не понимает, что происходит.

– И пусть не понимает, – решил я.

– Если её выпотрошить – она сотен на девять выйдет, – мечтательно сказал Карлос.

– Хватит с ним трепаться, – вмешался г-н Хози. – Капитан, перехватиться не хочешь?

– Нет.

При виде рыбы мы вновь осознали её огромный размер. И не то чтобы мы напугались, но точно впечатлились. Марлин замер под водой практически неподвижно, грудные плавники походили на два длинных пурпурных лезвия косы. А потом рыбина заметила нашу лодку, рванулась на северо-запад и стала прыгать, взметая каскады брызг, а леска с бешеной скоростью вновь начала разматываться.

Я опять переместился на нос, и мы преследовали рыбу, пока она вновь не ушла на глубину, на этот раз это прямо напротив замка Эль-Морро. После этого я вновь вернулся на корму.

– Капитан, хочешь попить? – спросил г-н Хози.

– Нет, – ответил я. – Попроси Карлоса аккуратно капнуть масла в катушку и ещё раз облить меня морской водой.

– А я сам чем тебе могу помочь, капитан?

– Дай мне новые руки и спину, – ответил я. – Эта дрянь вообще не устала.

В следующий раз мы увидели её через полтора часа, уже далеко за Кохимаром, она подпрыгнула и снова понесла, пришлось вновь перемещаться на нос и пускаться в погоню.

Когда я вновь вернулся на корму и присел, г-н Хози спросил:

– Как она там, капитан?

– Да всё так же. Но удилище теряет гибкость.

Оно выгнулось, как лук с натянутой тетивой, а когда я поднял удочку, даже не распрямилось обратно.

– Горючее ещё есть, – сообщил г-н Хози. – Капитан, ты его так вечность таскать будешь. Тебя облить?

– Рано пока, – ответил я. – Меня волнует удилище. Оно выгнулось под весом рыбины.

Через час рыба неторопливо, большими кругами, начала подниматься к поверхности.

– Она устала, – пояснил Карлос. – Теперь нам будет проще. От прыжков её пузырь наполнился воздухом, на глубину уйти она не сможет.

– Удилищу конец, – заметил я. – Оно вообще не распрямляется.

Так и было. Кончик удилища теперь касался воды, а когда я приподнимал удочку, чтобы поднять рыбу и намотать леску на катушку, удилище оставалось неподвижно. Это было уже не удилище вовсе, а продолжение лески. При таком раскладе едва можно вытянуть пару дюймов лески – и всё.

Рыба медленно ходила кругами, разматывая леску на дальней от нас части круга, а я сматывал её обратно на ближней к нам части. Но погнутым удилищем больше не получалось направлять рыбу.

– Плохо дело, капитан, – сказал я г-ну Хози. Мы звали друг друга капитанами по очереди. – Если она сейчас решит уйти помирать на глубину, мы её в жизнь не вытащим.

– Карлос считает, что она всплывет. Она нахваталась воздуху, пока прыгала, и не сможет залечь на дно чтоб издохнуть. Крупная рыба всегда так себя ведет, когда наскачется. По моим подсчётам она прыгнула раз тридцать шесть, а то и больше.

Таких длинных речей от г-на Хози я раньше не слышал и поэтому сильно впечатлился. И тут рыба попёрла все глубже и глубже. Я обеими руками ухватился за барабан катушки, удерживая леску практически в точке разрыва, и чувствовал пальцами, что катушка рывками все равно медленно прокручивается.

– Что там по времени? – спросил я у г-на Хози.

– Ты с ней мучаешься уже три часа и пятьдесят минут.

– По-моему, ты говорил, что она не пойдет подыхать на дно, – напомнил я Карлосу.

– Хемингуэй, ну должна она всплыть. Я уверен в этом.

– Ну так напомни ей, – буркнул я.

– Дай ему воды, Карлос, – распорядился г-н Хози. – Капитан, лучше помолчи.

После ледяной воды стало легче, я сбрызнул ей запястья и попросил Карлоса вылить остатки стакана мне за шиворот. Пот просолил саднящие от ремней плечи, но солнце так пекло, что я даже не заметил выступившую кровь – был июль и солнце стояло в зените.

– Возьми губку и смочи ему голову морской водой, – продолжал г-н Хози.

И тут рыба перестала тянуть. Она зависла на какое-то время, неподвижная, как бетонный пирс, и начала медленно подниматься. Я сматывал леску, работая лишь запястьем, потому что удилище никак не помогало и безжизненно болталось как ветка ивы.

Когда рыба была уже в сажени от нас и начала медленно кружить, мы отметили, что она похожа на длинное полосатое пурпурное каноэ с двумя огромными выступающими веслами. Я изо всех сил старался сократить круг. Я держал леску аккурат на точке разрыва, но удилище все-таки сломалось. Не резко и не внезапно –просто развалилось.

– Отрежь тридцать саженей лески от большой катушки, – приказал я Карлосу. – Я придержу марлина пока он кружит. Когда он будет проплывать вблизи, мы свяжем обе лески узлом, и я заменю удилище.

Со сломанным удилищем мы никак бы не поймали самого большого на свете марлина. Но теперь он подустал, и хорошими снастями мы бы его выудили. Проблема была лишь в том, что большое удилище было слишком жестким для лески в пятнадцать нитей. И я собирался эту проблему решить.

Карлос отматывал белую леску в тридцати шесть нитей с большой катушки, отмерял её руками, продевал через направляющие нового удилища и бросал на палубу. Я, как мог, удерживал рыбу бесполезной удочкой. Карлос наконец перерезал белую леску и протянул ее всю по направляющим.

– Отлично, капитан, – наставлял я г-на Хози. – Теперь держи леску, а когда рыба пойдет на следующий круг, вытяни побольше, чтобы Карлос быстро связал старую с новой. Но тяни мягко и осторожно.

Рыба неуклонно приближалась. Когда она проходила близко, г-н Хози фут за футом вытащил леску и передал ее Карлосу, тот связал её с белой леской.

– Он связал, – отчитался г-н Хози. У него в руках оставалось около ярда зеленой лески в пятнадцать нитей, рыба к тому времени прошла ближнюю к нам часть круга. Я отпустил сломанную удочку и взял у Карлоса большую.

– Отрезай, как будешь готов, – сказал я Карлосу. Г-ну Хози я дал указания: «Капитан, отпускай плавно и мягко, пока леска не натянется».

Карлос отрезал. Я смотрел на зеленую леску и громадную рыбину, а потом вдруг услышал нечеловеческий крик, какой издают лишь безумцы. Все отчаянье мира было вложено в него. Затем я увидел, как зеленая леска медленно проходит сквозь пальцы г-на Хози и исчезает в море. Карлос перерезал не тот узел. Рыба скрылась из вида.

– Капитан, – прошептал г-н Хози. Выглядел он не очень. Затем он посмотрел на часы. – Четыре часа и двадцать две минуты.

Я спустился к Карлосу. Его тошнило. Я попросил его не корить себя, ведь такое могло случиться с кем угодно. Его загорелое лицо сковало, он ответил мне странным, едва слышным низким голосом:

– Я всю жизнь рыбачу и никогда не встречал такой рыбы, а тут сотворил такое… Я сломал нам всем жизнь.

– Глупости, – утешил я. – Не бери в голову. Мы кучу рыбы ещё крупнее поймаем. – Но не поймали.

Мы с г-ном Хози уселись на корме, Анита дрейфовала по волнам. В заливе стояла прекрасная погода и дул легкий ветерок. Мы смотрели на берег, где-то вдалеке виднелись крошечные горы. Г-н Хози обработал мои раны на плечах, руках и стёртых подошвах ног, а затем сделал два виски с лимоном.

– Как там Карлос? – поинтересовался я.

– Совсем раскис. Лёг и свернулся клубком.

– Я его попросил не корить себя.

– Ага. Но он валяется и корит себя.

– Ну и как тебе крупная рыба? – спросил я.

– Теперь я мечтаю о ней, – ответил г-н Хози.

– Капитан, как я её, а?

– Да уж, чертяга!

– Погоди. Скажи честно.

– Сегодня последний день проката. Хочешь, вообще денег больше не возьму, бесплатно рыбачь?

– Не хочу.

– А я хочу. Нет, ну ты помнишь, как она пёрла к Националю, а?

– В мельчайших подробностях.

– Как там рассказы поживают, капитан? С утра легко пишется?

– Стараюсь изо всех сил.

– Ну и отлично, продолжай в том же духе.

– Но я бы завтра с утра отдохнул от писательства.

– Почему это?

– Спина болит.

– Ну голова ведь не болит? Ты ж не спиной пишешь.

– Руки будут болеть.

– Карандаш-то уж удержишь как-нибудь. Думаю, с утра ты и сам захочешь.

Так оно и было. Как ни странно, я хорошо поработал, и мы вышли из гавани в восемь утра. День был не хуже вчерашнего – дул такой же легкий ветерок и сильное течение по-прежнему сносило к Эль-Морро. В тот день мы решили даже не забрасывать легкую удочку – и так слишком часто этим занимались. Я поймал скумбрию под четыре фунта и насадил её на крюк самой большой удочки. К ней крепилась надёжная катушка с белой леской в тридцати шесть нитей. Карлос привязал обратно отрезанные вчера тридцать саженей лески, поэтому катушка была заполнена. Проблема была лишь в том, что удилище слишком жёсткое. Как говорят, когда идёшь на крупную рыбу, слишком жёсткое удилище губит рыбака, а гибкое – рыбу.

Карлос всё ещё печалился и молчал, лишь отвечал на наши вопросы. У меня ныло всё тело, поэтому было не до печали, а г-н Хози вообще не умел печалиться.

– Он всё утро трясёт башкой, – заметил он. – В таком виде он нам рыбы много не наловит.

– Как себя чувствуешь, капитан? – спросил я.

– Хорошо, – ответил г-н Хози. – Я вчера вечерком пошёл в центр послушать девичий оркестр на площади, выпил пару бутылочек пива, а затем пошел в бар Донована. Там был сущий ад.

– В каком смысле ад?

– В плохом, капитан. Я рад, что тебя там не было.

– Рассказывай, – попросил я, вытянув удочку в сторону так, чтобы насаженная на крючок скумбрия трепыхалась на волнах от нашего судна. Карлос развернул Аниту, чтобы идти по течению вдоль крепости Сан-Карлос-де-ла-Кабанья. Белый цилиндрик поплавка метался по волнам. Г-н Хози уселся в кресло на своей стороне кормы и тоже начал нанизывать на удочку скумбрию.

– В баре какой-то мужик уверял всех, что он капитан тайной полиции. Он заявил, что мое лицо ему понравилось и в качестве подарка он убьет тут любого, на кого я укажу. Я попытался его утихомирить. Но он повторил, что я ему понравился, и в доказательство он готов убить кого угодно. По ходу, он был из полиции особого назначения Мачадо. Это те самые отряды с дубинками.

– Я знаю про них.

– Не сомневаюсь, капитан. И всё же хорошо, что тебя там не было.

– И что он сделал?

– Он всё хотел убить кого-то, чтобы показать, насколько я ему нравлюсь, а я всё твердил ему, что не стоит, что надо просто выпить и забыть обо всём. После этих слов он ненадолго утихал, но потом опять заводил ту же шарманку.

– Должно быть он неплохой собутыльник.

– Капитан, да он пропащий. Я пытался отвлечь его рассказом о нашей крупной рыбе. Но он ответил: «Мне насрать на твою рыбину. Не было такого. Усёк?» А я ответил: «Хорошо, насрать на мою рыбину. Вот и договорились, теперь идём по домам». «В жопу иди со своим «по домам»! – ответил он. – Я для тебя сейчас кого-нибудь грохну в подарок и мне насрать на твою рыбину. Не было никакой рыбины. Ты врубился?» Тогда я пожелал ему спокойной ночи и рассчитался с Донованом. И представляешь, капитан, тут этот полицейский скинул деньги со стойки на пол и встал на них ногой. «Хрен ты домой пойдешь, – сказал он. – Ты мой друг, и остаёшься здесь со мной». Я вновь пожелал ему спокойной ночи и обратился к Доновану: «Прости, Донован, но деньги за мой заказ валяются на полу». Мне плевать было, что учудит этот полицай, я просто хотел пойти домой. И стоило мне двинуться, как полицейский достал пистолет и начал бить им беднягу Гальего, который весь вечер молча пил пиво за стойкой. И никто ему не помешал. И я в том числе. Мне стыдно за себя, капитан.

– Это быстро пройдет, – ответил я.

– Да, пройдет. Но больше меня воротит от того, что полицейскому лицо мое понравилось. Это какое же у меня дрянное лицо, что аж такому гаду понравилось?

А мне тоже сильно нравилось лицо г-на Хози. И нравилось мне оно сильнее, чем любое другое. Я не сразу это понял, ведь в такое лицо с трудом можно влюбиться с первого взгляда. Оно пропитано морем, сорванным у катал в барах кушем и рискованными, продуманными до мелочей, и блестяще провернутыми аферами. Черты его лица совсем не привлекательны, только глаза сияют ярче и лазурнее Средиземного моря в самую ясную погоду. И как только такие удивительные по красоте глаза уживаются с некрасивым, похожим на плохо выделанную кожу, лицом.

– Хорошее у тебя лицо, капитан, – произнёс я. – Ну хоть что-то хорошее тот ублюдок разглядел.

– Так что пока там всё не уляжется, я по барам не ходок, – подытожил г-н Хози. – Буду сидеть на площади и слушать оркестр, там ещё девчушка так здорово поет. А теперь давай начистоту. Ты как себя чуствуешь, капитан?

– Весьма паршиво, – честно сказал я.

– Живот не болит? Я так переживал за тебя, когда ты держал рыбину, там на носу.

– Нет, – сказал я. – Поясница болит.

– Руки и ноги пройдут, а ремни у кресла я перетянул, теперь они не будут так сильно натирать, – отчитался г-н Хози. – И капитан, по-честному, ты утром хорошо посочинял?

– Конечно, – ответил я. – Это уже как дурная привычка, чёрт отвыкнешь.

– Дурные привычки – вещь вредная, – проворчал г-н Хози. – А по мне, работа убивает больше людей, чем любая дурная привычка. Но ты, когда пишешь, ни о чём другом же и не подумаешь.

Я смотрел на берег, мы проходили рядом с печью для обжига известняка у крепости Эль-Морро, неподалеку от пляжа, где море резко уходило вглубь и Гольфстрим протекал почти у самого берега. Из печи вился дымок, а грузовик поднимал клубы пыли на скалистой дороге побережья. Птицы растаскивали приманку. И тут я услышал крик Карлоса: «Марлин! Марлин!»

И мы все одновременно его увидели. Он темнел под водой, его уродливо короткий, толстый и круглый нос показался на поверхности и потянулся к скумбрии. Следом за ним на поверхности вздыбилась рыбина и вновь погрузилась в воду.

– Пусть заглотит! – орал Карлос. – Почти попался!

Г-н Хози насаживал приманку, а я следил за леской. Её натяжение означало бы, что марлин заглотил скумбрию.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ.