Патриция Хайсмит: Почему она не дает нам покоя

Автор: Сара Хилари (Sarah Hilary)

Учитывая съемку нового телесериала о мистере Рипли и долгожданную публикацию ее дневников в следующем году, Патриция Хайсмит , как никогда ранее, находится сейчас в центре внимания. Ее романы об антигерое уже давно признаны в Европе, но в США, родной стране писательницы, они десятилетиями не удостаивались внимания. Изменится ли к ней отношение на этот раз? Будем надеяться, что да, особенно потому, что ее произведения — часто обнажающие самое отвратительное, всегда оставляющие неприятное ощущение — в высшей степени актуальны для современности.

В поисках причин ее запоздавшего ренессанса будет приемлемо рассмотреть параллели между нынешней социально-политической ситуацией и периодом Холодной войны, на фоне которой происходит действие ее самых знаменитых романов. Не сжимают ли нас сейчас тиски паранойи и невроза, столь типичные для бóльшей части 1950-х годов? Безусловно, наша жизнь сейчас полна тревоги, ощущением оторванности друг от друга и катастрофической нестабильности. Наше чувство общности уничтожено, чувство справедливости поругано. Будь Хайсмит жива сегодня, у нее было бы невпроворот работы, ибо ей доставляло удовольствие писать о таких лихорадочных, неустойчивых состояниях — в этом заключался ее талант.

Критики Хайсмит не упускают случая указать на ее предрассудки и плохое поведение. Она часто поступала неразумно, неоднократно отпускала неуместные замечания, даже — если судить по ее дневникам — видела не те сны. Ей всю жизнь было трудно понимать других людей, которых она считала неразрешимыми головоломками.

«Жизнь, — писала она, — это долгая цепочка непонимания».

И все же, никто не понимает нас лучше, чем Хайсмит. Наше тщеславие и комплексы, наши слабости и сложность характера, все, что делает нас великими и добрыми или мелкими и ничтожными, описано в ее романах. Она не читает нравоучений. Она не дает умных ответов. Она действует в мире теней, приглашая к ней присоединиться, а также отдать должное той роли, которую тени играют в нашей жизни.

До Хайсмит, а также, бесспорно, и после нее, многие писатели детективов строили свои книги по принципу разъяснения всех вопросов в финале. У Хайсмит все не становится ясным. Все становится более темным. Более извращенным и запутанным, несомненно, более неуловимым. Она указывает нам на большие истины: в жизни невозможно все предугадать, справедливость редко торжествует, не на все вопросы есть ответы. И это выводит нас из душевного равновесия. Даже шокирует.

В период Холодной войны считалось, что детективный жанр должен привносить большее, а не меньшее, успокоение: если в реальной жизни недостаточно справедливости, то можно, по крайней мере, рассчитывать на ее торжество в литературе. Эндрю Уилсон, биограф Хайсмит, называл эту неформальную функцию «поддержанием морали», но не стоит уповать на помощь Хайсмит в этом высоком начинании. Она ловко высмеивает подобную идею в «Глубоких водах» (Deep Water), где героя привлекает к ответственности не кто иной, как писатель детективов. Несмотря на это затруднение, Вик Ван Аллен (неоспоримо, один из самых одомашненных психопатов в литературе) пользуется любым случаем поиздеваться над заурядностью общепринятой морали, – привычка, к которой склонны все ее герои время от времени. Хайсмит придерживалась собственных идей относительно роли детективного жанра во времена Холодной войны, и поддержание морали не было одной из них.

Нет никаких сомнений, что Хайсмит была политическим писателем. В 1980-х годах она совершила трудное путешествие в свой родной Техас, где наблюдался рост государственной религии, которая внушала ей одновременно и отвращение, и восхищение до такой степени, что она посчитала своим долгом описать это в «Людях, которые стучат в дверь» (People Who Knock On The Door). Это был не первый раз, когда она исследовала мрачную подноготную популистского движения, и не последний. Анализ творчества Хайсмит в периоды социальных и политических перемен показывает, насколько точно она чувствовала настроение людей. Например, в «Дневнике Эдит» (Edith’s Diary) мы находим одно из самых изобличительных описаний женского рабства в литературе. В ее книгах у мужчин всегда есть возможность убежать, но женщины остаются прикованными к плитам и раковинам, опасные фантазии — единственный способ спасения.

«Правда, — сказал Уильям Тревор, — была ее работой».

Большая часть творчества Хайсмит до сих пор близка нам потому, что ее произведения зачастую остаются неразрешенными; как не было в ее книгах концов, дающих ответы на все вопросы в 1950-е годы, так их нет и в 2020-м году. Вместо этого, благодаря Хайсмит мы окунаемся в психологическую подоплеку ее героев, где пробираемся на ощупь в темноте, щурясь и поеживаясь, и восхищаясь многими извращениями Тома Рипли, к которым относится и убийство, поскольку она одарила нас способностью полностью погружаться в историю. Когда мы читаем ее книги, мы полностью оторваны от всего: от наших моральных устоев, от политкорректности, даже от обычных правил приличия. Можно уверить себя в наличии более либерального подхода к «обычным правилам приличия» по сравнению с ее современниками, но это заверение легко разбивается в пух и прах в эпоху социальных медиа, когда суждение выносится молниеносно, а следом проворно следует осуждение. Хотя, возможно, и хорошо, что Хайсмит не дожила до эпохи Твиттера, справедливости ради надо заметить, что она разбиралась в человеческой психологии лучше, чем многие ее современники.

Ее дебютная книга, «Незнакомцы в поезде» (Strangers on a Train), была опубликована в 1950-м году, за два года до того, как Американская психиатрическая ассоциация выпустила первое издание «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам». Детективному жанру, раскрывающему «кто убил?», предстояло задаться вопросом «почему убил?», и Хайсмит была основной движущей силой этой трансформации. Эпоха Холодной войны предоставляла ей почти неограниченный материал: не надо далеко ходить, чтобы обнаружить в ее книгах намеки на Красную опасность, Лавандовую угрозу и любой другой цвет панического страха, сковывающие США в то время. Вместо того, чтобы унимать страхи, Хайсмит нравилось играть на них: усиливать напряжение, заставлять узнавать себя в героях, выбивать почву под ногами читателей.

В «Незнакомцах в поезде» одержимость Бруно детективными историями интерпретируется как возможный фактор в развитии его скрытой психопатии, в то время как Гай считает, что «каждый человек — сам себе закон и судья и сам себя наказывает», что шло вразрез с преобладающими в то время взглядами. Это одна из первых криминальных книг, в которой постулируется мнение, что в каждом из нас заложена способность к совершению зла, идея настолько знакомая современному читателю, что сейчас трудно осознать возмущение первых читателей «Незнакомцев в поезде». Такое ощущение, что автор думает, будто стоит приподнять камешек под нашей общепринятой реальностью, как под ним обнаружится целый ворох извивающихся червей. В этой, как и во всех ее книгах, миф об обычной жизни развенчивался до того цинично, что невозможно припомнить, как и зачем мы так жили.

К моменту встречи с Томом Рипли предрасположенность Хайсмит к раскрытию горькой истины достигла своего совершенства. Нам требуется не более десятка страниц, чтобы встать на сторону одного из самых вопиющих антигероев в истории литературы. Ведь Том очень плохой человек. Он неуёмный сноб, склонный к излишней сентиментальности и суевериям, одержимый идеей продвижения по социальной лестнице и приобретению различной собственности (жены, в том числе). Он постоянно себе лжет и ежечасно поступает как хам и трус. И все же мы встаем на его сторону, даже влюбляемся в него.

В 1955-м году, когда эта книга была впервые опубликована, Том оказался не только антиподом боевитого героя, но и противоположностью беспощадного злодея, столь популярного в детективном жанре того времени. Молодой человек, который часто плачет, правда, не во время убийства и избавления от своих жертв (волочение Фредди Майлза за каблуки его ужасных ботинок — пожалуй, единственный раз, когда он был на грани слез во время совершения преступления), и который легко расстраивается из-за неприятностей, Том — необычный убийца, для которого это действо является скучной обязанностью, подобно чистке садовой лестнице от мха. Используя этот ловкий маневр, Хайсмит уклоняется от наивного обвинения в создании монстра. Однако самым возмутительным аспектом книг о Рипли является то, как быстро мы становимся на сторону ее бездушного молодого убийцы.

Своим новым определением психопата как «обычного человека, живущего более явственно, чем позволительно в окружающем мире», создатель Рипли демонстрирует более глубокое понимание природы психопатии, чем большинство других писателей детективов, включая сенсационного Томаса Харриса, который в своем Ганнибале Лектере изобразил противоположность обычному человеку и на десятилетия обременил жанр идей того, что это не психопату не хватает некоего необходимого человеческого компонента, наоборот, у психопата есть нечто большее, чем у остальных — очарование, способность к неоправданному риску, сверх интеллект, возможно несколько чрезмерная любовь к искусству и музыке, а также изысканным блюдам.

Герои Хайсмит редко могут похвастаться утонченностью натуры. Зачастую они живут совершенно обычной жизнью. Они ведут себя непоследовательно, что может расстроить читателя, рассчитывающего на четкое упорядоченное действие и его толкование. Грэм Грин обратил внимание на то, что только читая Патрицию Хайсмит, замечаешь, как «удивительно рациональны» большинство литературных персонажей. Хайсмит считает, если правда страннее жизни, то тогда зачем что-то выдумывать.

Это возвращает нас к возрождению интереса к ее творчеству сегодня. Хайсмит была в числе первых американских писателей, отмечавших, что великая детективная литература является отражением господствующих нравов и правил поведения. Ее аморальные персонажи существуют не просто для развлечения, это яростная нападка на двойные стандарты общества. Период Холодной войны изобличил эти двойственности, как и #MeToo и другие общественные движения изобличают сегодняшних лицемеров и лицемерное поведение.

Подождем и увидим, впишется ли телесериал о Рипли в современную обстановку. Сможем ли мы заново влюбиться в антигероя Хайсмит? И если да, то что это говорит о нашей способности соблазняться теми, кто преследует только собственные мелкие интересы.

Сообщается, что сериал будет основан на всех пяти книгах о Рипли ( «Талантливый мистер Рипли» , «Мистер Рипли под землей» , «Игра мистера Рипли» , «Мистер Рипли под водой» , «Тот, кто следовал за мистером Рипли» известных в совокупности как Риплиада) и будет показан на Showtime, одном из телевизионных каналов США. Америке пора признать своего отечественного антигероя.

Один критик объяснял непопулярность Хайсмит в 1950-е годы американским «неутомимым стремлением к счастью». Бесспорно, ее предпочтение историй об утрате корней и преобразовании не способствовало официальному одобрению во эпоху Маккарти. Согласно другому проницательному критику, нежелание американцев глядеть правде в глаза — вот главная проблема; идеи Хайсмит о чувстве вины слишком щепетильные, очень тонкие и чересчур спорные. Прибавьте сюда еще безнаказанность ее злодеев, которые избегают поимки. Это расчищает дорогу для таких, как Декстер, Патрик Бейтман и, конечно, Ганнибал Лектер. Она позволила нам — даже поощрила нас — сопереживать с ее убийцами. Ее наследие можно разглядеть в «Хладнокровном убийстве» Капоте, а также во многих пересказах истории Леопольда и Леба, да и в нашей собственной зацикленности на реальных преступлениях.

«Повседневная жизненная рутина, — говорила она, — это злость и чувство несправедливости».

По крайней мере, это заявление наверняка найдет отклик у современных читателей.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ