Жизнь, какова она есть на самом деле: переводчик Ричард Пивер о произведениях Чехова

Из предисловия к англоязычному сборнику «Пятьдесят два рассказа Антона Чехова» в переводе Ричарда Пивера и Ларисы Волохонской (апрель 2020 года, издательство Knopf, США)

Автор: Ричард Пивер (Richard Pevear)

При создании этого сборника мы руководствовались идеей передать необычайное многообразие рассказов Антона Павловича Чехова , от самых ранних до самых последних, показать разнородность его персонажей, описываемых событий, социальных слоев, окружающей обстановки, особенностей речи и новаторских приемов. По чистой случайности мы отобрали 52 рассказа – получилась «полная колода»! Но, как сказал однажды Чехов, «в искусстве, как и в жизни, ничего случайного не бывает».

Когда Чехов только начинал писать юмористические рассказы и очерки, он считал, что делает это исключительно ради заработка. В общем-то, так оно и было. В 1876 году разорился его отец, владелец бакалейной лавки в их родном Таганроге, городке на берегу Азовского моря. Спасаясь от долговой тюрьмы, семья бежала в Москву, где уже учились в университете два старших брата Чехова. Сам Чехов, которому на тот момент было шестнадцать лет, остался в Таганроге, чтобы закончить гимназию. Он зарабатывал на жизнь разными способами, одним из которых была публикация юмористических рассказов в местных газетах, под разными псевдонимами. В 1879 году он окончил гимназию и тоже переехал в Москву, где поступил на медицинский факультет Московского университета, и где его сочинительство, все еще под псевдонимами, стало фактически единственным источником средств к существованию для всей семьи – матери, отца, четырех братьев и сестры.

Чехов не придавал особого значения художественному уровню своих юморесок: он писал их мимоходом, иногда по нескольку в день, и рассылал в разные ежедневные и еженедельные юмористические журналы, редакторы которых охотно печатали их. Но даже в самых утрированных, абсурдных и дурашливых из его ранних заметок уже чувствовался подлинный писательский дар – врожденный, интуитивный. Рассказы были в основном шуточными и часто сатирическими, где он уже с ловкостью играл словами, в частности, давая говорящие имена героям своих рассказов.

Например, фамилия почтмейстера из рассказа «В почтовом отделении» (1883)– Сладкоперцев, а полицмейстера – Залихватский. Гувернер-французик из рассказа «На чужбине» – месье Шампунь. Деспотичный офицер из одноименного рассказа – унтер Пришибеев. В рассказе «Интеллигентное бревно» (1885) фамилия обвиняемого – Помоев, а мирового судью зовут Шестикрылов, что наводит на мысль о серафиме. В «Романе с контрабасом» (1886) главного героя, обладателя контрабаса, зовут Смычков – фамилия, созвучная с названием приспособления для извлечения звука из инструмента. Там же мы встречаем таких персонажей как Жучков, Лакеич и Шкаликов. Есть и другие. Как правило, при переводе на английский язык фамилии чеховских персонажей почти во всех случаях просто в точности воспроизводились на латинице (транслитерировались), тем самым утрачивался их дословный смысл, который они имели в русском языке.

После 1886 года Чехов перестал использовать такие откровенно комичные имена, но и в более поздних рассказах мы можем встретить таких персонажей как, к примеру, Жмухин в рассказе «Печенег» (1897), чья фамилия, будучи достаточно правдоподобной, все же подразумевает некое давление, притеснение, угнетение. Кроме того, Чехов часто любил воспроизводить различные звуки. Собака в «Учителе словесности» (1894) не просто лает: ее «ррр… нга-нга-нга...» звучит на протяжении всего рассказа. Ночная сова в «Печенеге» кричит монотонно: «сплю! сплю!», а ветер охает и стонет. Его описаниям природы свойственен антропоморфизм (перенесение человеческого образа и его свойств на неодушевлённые предметы, животных, растения, природные явления и др. – прим. пер.): падающие без чувств деревья, разговаривающие реки, «злобная, но глубоко несчастная» метель из рассказа «В пути» (1886), давешний туман из «Страхов» (1892), который «робко жался к кустам и кочкам». В своем письме от 10 мая 1886 года Чехов дает несколько советов старшему брату Александру, который тоже пытался писать:

Например, у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки или волка и т. д. Природа является одушевленной, если ты не брезгуешь употреблять сравнения явлений ее с человеческими действиями….

И тем не менее, в письме от 14 января 1887 года, адресованном одной его знакомой, Марии Киселевой, которая критиковала Чехова за то, что он все время копается в «навозной куче» безнравственности, писатель утверждает:

Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Ее назначение – правда безусловная и честная.

И далее он говорит, что писатель есть «то же, что и всякий простой корреспондент». И действительно, рассказы Чехова насыщены подробностями повседневной жизни, зачастую весьма неприглядными и всегда очень точно подмеченными. У него был свой собственный огромный жизненный опыт в отношении русского быта на всех уровнях, и он мог живописать самых разных людей: помещиков, крестьян, военных, чиновников, земледельцев, горожан, священнослужителей высокого и низкого рангов, провинциальных школьных учителей, интеллигенцию, студентов, юношей, содержанок, жен, охотников, пастухов. В одном рассказе главным героем мог стать мальчик двух лет и восьми месяцев от роду, в другом – собака. Но истории, которые он рассказывает, едва ли можно назвать простыми репортажами.

Вместе с тем, множество чеховских рассказов далеки от реализма «бытописательства». Иногда он выбирает такие ситуации (в поезде, в пути, на подводе), которые создают благоприятные условия для нечаянных откровений или псевдо-откровений. Многие из таких рассказов фактически являются монологами, которые подчас способствуют неожиданному повороту событий. Так, в рассказе «Сирена» (1887) секретарь суда после одного из судебных заседаний искушает своих начальников (среди которых есть стойкий философ) вдохновенным и подробнейшим – на пяти страницах – разглагольствованием о русских блюдах и напитках, в том числе и о водке, настоянной на меду и пряностях, о которой он говорит так: «После первой же рюмки всю вашу душу охватывает обоняние, этакий мираж, и кажется вам, что вы не в кресле у себя дома, а где-нибудь в Австралии, на каком-нибудь мягчайшем страусе...» Встречаются и приемы противопоставления, как, например, в раннем рассказе «Толстый и тонкий» или в более позднем, «Володя большой и Володя маленький». В подзаголовке к довольно мрачному рассказу «Пари» (1889) Чехов впервые называет это «сказкой». Во всех его произведениях присутствуют формальные признаки рассказа, притчи, анекдота и нравоучительной истории. Его творчество опирается на традицию, однако он распоряжается этой традицией по собственному усмотрению.

Чехов был хорошо знаком как с политическими течениями своего времени, так и с их главными представителями. В разное время его персонажи упоминают Сергея Аксакова и славянофилов, ссылаются на нигилистов и утилитариста Дмитрия Писарева , указывают на теоретика народничества Николая Михайловского и французского анархиста Пьера-Жозефа Прудона , а также немецкого философа Шопенгауэра . Он дружил с писателем-консерватором, журналистом и редактором Алексеем Сувориным , который опубликовал много его рассказов в своем журнале «Новое время». Но Чехов не разделял взглядов редактора, становившихся все более реакционными, и порвал с ним на почве разногласий относительно «дела Дрейфуса». Как писатель, Чехов никогда не выдвигал никаких идей, у него не было ни программы, ни идеологии. Критики его времени задавались вопросом «о предмете» его творчества.

В письме к своему сыну от 4 сентября 1895 года Л. Н. Толстой говорит о Чехове, что у того «до сих пор нет своей определенной точки зрения». Отношение Чехова к крестьянам проявлялось в том, что многих из них он лечил совершенно бесплатно, когда жил в своей небольшой усадьбе в Мелихове. Он заботился о природе не так, как это делает старик из рассказа «Свирель», который постоянно оплакивает вымирающую природу, а сам сажал деревья, как доктор Астров в его пьесе «Дядя Ваня» .

В своих рассказах Чехов делает то же, что делали авторы рассказов во все времена: высмеивает честолюбивые желания и нелепые поступки людей, разыгрывает комедию человеческих противоречий, но в конечном счете, даже в самых мрачных из своих рассказов, воспевает природу и человеческое существование во всем их многообразии.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ