Эмили Сент-Джон Мандел: «Я восхищаюсь писателями, которые продвигают этот жанр»

Автор: Ханна Бекерман (Hannah Beckerman)

Эмили Сент-Джон Мандел – это канадская писательница, которая сейчас живет в Нью-Йорке. Ее четвертый роман, антиутопия «Станция одиннадцать», сделал ее знаменитой в 2014 году. Эта книга стала бестселлером в Великобритании и США, победителем премии Артура Кларка в научном жанре, номинантом Национальной книжной премии и премии Pen/Folkner. Ее новый роман – «Стеклянный отель».

Основные действия «Стеклянного отеля» происходят в финансовый кризис 2008 года. Почему вы решили исследовать именно этот период?

Это период недавней истории, который я помню очень ярко. Это было такое тревожное, хаотичное время. В частности, я была очарована историей Бернарда Мэдоффа. «Стеклянный отель» не о Бернарде Мэдоффе, его сотрудниках, его семье или его инвесторах. Но в романе есть такое же преступление. Мэдофф казался почти воплощением этой эпохи. Было так популярно направлять свой гнев против него, потому что мы думали, что наша экономика такая сильная, а оказалась как карточный домик. А тут и этот сказочно богатый мошенник, который играл с пенсионными накоплениями.

Это не история Мэдоффа, но ваш главный герой, Джонатан Алькайтис, очень похожий персонаж. Что вас заинтересовало в этом типе личности?

Разделение. Мы все разделяемся в некоторой степени: вы один человек на работе и другой дома, один человек с семьей и другой со знакомыми. Но чтобы иметь возможность разделить свою жизнь таким образом – посвятить свою профессиональную энергию массовому мошенничеству и в то же время быть мужем, другом и отцом... Это что-то невероятное для меня.

Жизнь фальшивой трофейной жены Джонатана внутри «денежного королевства» пуста и бесполезна. Это стало вашей отправной точкой?

Это была часть желания написать о деньгах в своей стране. Я думаю, если вы живете с огромной суммой денег, это отправляет в совсем другой мир, в котором свои нравы и обычаи. Ты очень ярко видишь это в аэропорте: в лаунджах первого класса и секциях первого класса в самолете. Но с другими деньгами они уже не на одном самолете. Они на своих частных самолетах.

Призрачность и привидения пронизывают роман. Вы бы описали это как историю о призраках?

Абсолютно. Это забавно – я хотела написать книгу, которая бы была узко сфокусирована на крахе и последствиях массовой схемы Понци, но в конце оказалось, что я написала призрачную историю, где схема Понци только один из элементов. Правда в том, что я всегда хотела написать призрачную историю. Это жанр, который я люблю.

Переосмысление и трансформация – это сильные темы. Кажется, что для некоторых героев это сила, а для других способ сбежать от реальности и своих собственных демонов.

Да, в целом я считаю, что способность к переосмыслению чудесна. Часто это может придать жизни устойчивости, когда что-то идет не очень хорошо. Иметь смелость сделать что-то совершенно другое – я думаю, это достойно восхищения. Но иногда это может быть просто спасительным люком.

В вашем предыдущем романе, «Станция одиннадцать», вспыхнула глобальная пандемия – Грузинский грипп. В свете коронавируса, роман теперь кажется тревожным предзнаменованием?

Это не так, но только потому, что я много читала о пандемии, когда писала его. Это не прольет свет на пандемию в целом – это ужасная ситуация – но это то, что время от времени происходит в истории человечества. Пандемии были раньше и будут еще. Я думаю, к сожалению, реальность такова, что каждые несколько лет «Станция одиннадцать» будет казаться ужасно актуальной.

Какой ваш любимый роман-антиутопия?

«Страсти по Лейбовицу» Уолтера Миллера. Это старый роман – он вышел в 1960 – и он о последствиях ядерной катастрофы. Это очень острая, прекрасно написанная работа. Это запало мне в память, я читала его когда мне было 15 лет, и сейчас он остается для меня ярким путем.

А что по поводу вашей любимой призрачной истории?

«Маленький незнакомец» Сары Уотерс. Я просто думаю, что это было чудесно. Жуткость и неясность этого были ошеломляющими.

Какие авторы больше всего повлияли на ваше творчество?

Рэймонд Чандлер определенно оказал влияние. Также Ирен Немировски – ее самый известный роман «Французская сюита», который был не окончен, так как она была арестована нацистами и умерла в Освенциме. Но даже незаконченный, этот роман – шедевр прозрачности и ясности, и я всегда пишу, следуя этому стилю прозы. И также американский писатель Дэн Чаон: он делает реально интересные вещи со стилем и жанром, которыми я восхищаюсь.

Какими писателями, работающими сегодня, вы восхищаетесь больше всего?

Те, кто делают действительно интересные вещи в этом жанре, в некотором роде продвигают его. Так что Али Смит – одна из моих любимых. И на этой стороне Атлантики также хочу назвать Дженнифер Иган: ее роман «Время смеется последним» оказал огромное влияние на меня в смелости структуры.

Каким читателем вы были в детстве?

Я была ненасытным читателем. Моя семья никогда не была богатой, но у нас было невероятное количество книг, поэтому я просто читала коллекцию книг моих родителей. Я уверена, что это было совершенно неуместно, но читала все.

Какие книги и авторы остались с вами с детства?

Серия Сьюзен Купер «Восход тьмы». Никто в США ничего не слышал о ней, но я думаю, она была чудесной. Также «Хроники Нарнии» и книги Толкиена – цикл «Властелин колец».

Последняя по-настоящему классная книга, которую вы прочитали?

«Самые синие глаза» Тони Моррисон.

Какая книга следующая на вашей прикроватной тумбочке?

«Поймать и убить» (Catch and Kill) Ронана Фэрроу – я очень жду этого момента.

Каких литературных деятелей – мертвых или живых – вы бы хотели встретить больше всего?

Я бы хотела встретиться с Элис Манро. Она дружила с моей бабушкой много лет назад. Моя бабушка мертва уже 25 лет, но она говорила об Элис. Я хотела бы встретиться с Манро, чтобы поговорить о ее работе, которую я люблю, а также спросить, помнит ли она мою бабушку.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ