Туве Янссон и ее личная вселенная

Наиболее известная как создательница муми-троллей, Туве Янссон была карикатуристкой, писательницей и многогранной творческой личностью. Поклонники ее причудливых и захватывающих вымышленных миров никогда не переставали ждать от нее все новых и новых историй.

В 1950-60-е годы одной из самых известных карикатуристок в мире была художница-лесбиянка, жившая на отдаленном острове у берегов Финляндии. Туве Янссон имела статус любимой всеми культурной иконы: ее обожали дети и почитали взрослые. Вплоть до самой своей смерти в 2001 году в возрасте восьмидесяти шести лет Янссон писала картины, романы, детские книги, оформляла обложки для журналов, рисовала политические карикатуры и поздравительные открытки, сочиняла либретто и делала многое другое. Однако большую часть почитателей своего творчества Янссон обрела благодаря придуманным ею муми-троллям – дружелюбным упитанным существам белого цвета, которые немного напоминали бегемотиков, передвигающихся на задних лапах. Они стали главными персонажами ее девяти книг-бестселлеров, а также героями газетных комиксов, которые выходили в печать ежедневно на протяжении двадцати лет.

Янссон много ездила по миру в качестве посла Муми-долины, посещая званые вечера, где представители деловых кругов были облачены в муми-галстуки. Во время одной из таких поездок в Стокгольм в 1963 году, она писала домой: «Меня разбудили еще одни телевизионщики, которые хотели, чтобы я высказалась по поводу ситуации в сфере культуры. … Плюс ко всему, мне нужно решить множество вопросов, касающихся семьи и кузенов, а также уладить дела с представителями детской культуры, переводчиками и художественными галереями. … Я чувствую себя вполне уверенно, однако стараюсь поддерживать имидж кроткого, утонченного и восторженного дитя природы».

Неизбежным следствием ее публичности стала необходимость вести бесконечную переписку. Новелла «Послания», опубликованная ближе к концу ее жизни, состоит из отрывков из писем, которые она получала:

Привет, меня зовут Олави. Вы хорошо пишете, но в последний раз у истории был несчастливый конец. Зачем так делать?

С нетерпением ждем Вашего авторитетного мнения относительно изображения муми-троллей на туалетной бумаге пастельных тонов.

Привет! К Вам обращаются три девушки, которым очень-очень срочно нужно написать эссе о Вас. Не могли бы Вы помочь нам и рассказать буквально в нескольких словах как и почему Вы начали писать, и что для Вас значит жизнь. И что бы Вы хотели сказать нынешней молодежи. Ну Вы понимаете, что мы имеем в виду. Заранее спасибо.

Дорогая мисс Янссон, Вы должны понимать, что единственное, чем я могу зарабатывать себе на жизнь – это делать прихватки с изображением муми-троллей. Я сама придумываю дизайн и занимаюсь их производством на собственной кухне, не получая при этом никаких дотаций. Как насчет 6% для начала?

Несколько страниц этой переписки выглядят очаровательно. Но было бы довольно утомительно читать письма, полученные за сорок лет. Тем не менее, Янссон считала необходимым быть вежливой, так как она понимала, что является единственным эмиссаром своего вымышленного мира. Собственное мнение относительно обязательств, связанных с известностью, сложилось у нее еще в 1948 году, после того, как вышли ее первые две книги о муми-троллях, но еще до того, как от нее потребовали поддержки в изготовлении прихваток с муми-троллями. Младший брат Янссон Ларс (которого она называла Лассе) по собственной инициативе отправил несколько своих стихотворений Дороти Паркер , но та не удостоила его ответом. В письме к другу Янссон выразила свою обиду за него: «Если бы я была Великой Женщиной и получила бы несколько (честное слово, довольно неплохих) стихотворений о любви от одного молодого человека из Финляндии…, написанных на моем родном языке и с восторженным посвящением, то, черт возьми, я бы написала хотя бы несколько строк в ответ». В этом смысле она не была великой женщиной.

Но в чем же тогда ее величие? Сегодня, спустя двадцать лет после смерти Туве Янссон, у нас есть документальное свидетельство переписки, которую она вела на протяжении всей своей жизни, и которая приносила ей радость и вместе с тем была для нее нелегкой ношей. Это книга «Письма от Туве» («Letters from Tove») – издание объемом около 420 страниц под редакцией Боэла Уэстина и Хелен Свенссон, в переводе Сары Дэтс. Книга составлена из писем Туве, адресованных членам ее семьи, друзьям и любовникам, начиная со времен ее учебы в колледже искусств в Стокгольме, и заканчивая периодом начала восьмидесятых, когда она, по всей видимости, перестала писать письма (но не перестала работать). На сегодняшний день эти письма, а также вышедшая в 2014 году книга Боэла Уэстина «Tove Jansson Life, Art, Words: The Authorised Biography» (исчерпывающая биография Туве Янссон на английском языке), рисуют наиболее полный портрет художницы. В этих книгах мы видим человека, который все чаще становится более избирательным относительно того, какой частью себя – и с кем – она готова делиться. Большинству своих собеседников она пишет как путешественник, прекрасно осознающий потребности своего окружения и мира в целом. И лишь немногим она раскрывает свой внутренний мир, а став любимой финской «Муми-мамой», она уже ни с кем не делится своими творческими трудностями.

Туве Янссон родилась в Хельсинки в 1914 году. Она была старшей из троих детей в их шведскоязычной семье (мало кто говорил на финском). Ее отец был харизматичным скульптором, а мать – успешным иллюстратором. «Дом и студия были одним целым, – пишет Уэстин в своей книге-биографии, – без четкого различия между работой и домашним бытом». Когда Туве была еще совсем маленькой, она начала помогать своей матери, выполняя ее многочисленные поручения. Она делает запись в своем дневнике: «Я хочу быть дикаркой, а не художницей».

В свои двадцать три года Янссон уехала в Париж учиться живописи, где вскоре поступила в национальную высшую школу изящных искусств (École des Beaux-Arts). Разочарование школой и неуместными заданиями нашли отражение в ее полных тоски, подробных письмах домой. «Например, на этот раз нам задали «Моисей добывает воду из скалы» и «люди ждут автобуса». На выполнение дали четыре дня». Через две недели она бросила школу, пожаловавшись матери, что «школа изящных искусств – это место, где можно лишь веселиться или жить надеждой на Римскую премию и что, возможно, кому-нибудь удастся почерпнуть там какую-нибудь поверхностную технику, чтобы использовать ее для маскировки своей посредственности». Янссон перевелась в небольшую мастерскую под руководством более радикального швейцарского художника, который, узнав о ее дезертирстве, «побледнел как полотно при мысли о той ужасной опасности, которой мне удалось избежать».

После окончания школы (время, когда разразилась Вторая мировая война) она приступила к написанию психологически напряженного, масштабного портрета своей семьи. Она вложила в него всю душу и надеялась, что это будет шедевр. Картина была представлена на коллективной выставке, но получила неутешительные отзывы. Несколько месяцев спустя Янссон с горечью написала в своем дневнике: «Слишком много «небездарных», «вымученных» или «неестественных» полотен. … Живопись должна представлять для меня самую главную ценность, но либо она потерпит неудачу, либо я».

Именно в эти бурные творческие годы Янссон придумала муми-троллей – сплоченное семейство, состоящее из ребячливого Муми-тролля, сноровистой и прагматичной Муми-мамы, любящего приключения Муми-папы, хорошенькой и тщеславной подружки Муми-тролля, Фрёкен Снорк, а также их друзей, не являющихся муми-троллями. Все вместе они живут в безмятежной покрытой зеленью Муми-долине, но частенько позволяют себе покидать ее пределы. Янссон писала своему другу, что эти персонажи приобрели конкретные черты в то время, «когда я чувствовала себя подавленной и была напугана бомбежками, и хотела избавиться от мрачных мыслей и думать о чем-то совершенно противоположном. … Я попала в невероятный мир, где все было естественно и безобидно, и где все было возможно».

В Хельсинки Янссон уединялась в своей студии, где «не утруждала себя уборкой»,
и где «витали клубы табачного дыма».
Фотограф Пер Олов Янссон (Olov Jansson)

Судя по всему, поначалу она усомнилась в ценности своего эскапистского развлечения и положила эти рисунки «в стол» на несколько лет. Много позже Янссон вспоминала, что во время войны «всякая работа застопорилась: казалось совершенно бессмысленным даже пытаться рисовать картинки». В 1945 году, по настоянию подруги, она наконец опубликовала эти рассказы и рисунки в виде книги «Маленькие тролли и большое наводнение» . Иллюстрированная штриховыми рисунками и оформленная в оттенках сепии, эта история очаровывает тем, насколько не уводящей от действительности она является на самом деле: Муми-тролль вместе со своей мамой, голодные и замерзшие, бродят по опасной местности в поисках Муми-папы. События следующей сказки «Муми-тролль и комета» (1946) также происходят в тревожной обстановке: на этот раз угроза исходит из космоса. Так или иначе, все ее сказки всегда заканчиваются счастливо, даже если в них есть некая суровая правда жизни: вся семья в целости и невредимости, в сопровождении друзей, с радостью возвращается в свою долину.

Муми-тролли сразу же обрели небывалую популярность. Один критик похвалил Янссон, назвав ее «художником с двумя родными языками» – словами и образами. Спустя десять лет после первой публикации «Маленькие тролли и большое наводнение», а также еще трех книг о муми-троллях, лондонская ежедневная газета Evening News обратилась к Янссон с предложением публиковать ее авторские комиксы о муми-троллях ежедневной полосой (газетный формат комикса, появляющийся в рабочие дни, с понедельника до субботы – прим. перев.). Янссон испытала гордость и облегчение: «Это первая в моей жизни постоянная работа». Постепенно комиксы стали печататься более чем в сотне газет по всему земному шару. В Швеции транслировалось телевизионное шоу, в Японии показывали аниме-сериал. Кроме того (иначе и быть не могло), выпускались многочисленные сувениры с соответствующей символикой: «брелки, марципаны и свечи», чашки и тарелки, и даже гигиенические прокладки. Янссон отвечала своим новым почитателям с теплотой и трепетом, характерным для мира ее муми-троллей. Вот отрывок из ее письма, адресованного девочке по имени Руфь (письмо было написано на двух страницах и снабжено рисунками):

Я слышала, что в Ирландии живет довольно много троллей? А у нас сейчас все они впали в зимнюю спячку. … Совсем скоро я начну ждать прихода весны. И отправлюсь на свой остров в Финском заливе. Он совсем крошечный, там нет деревьев и кустарников, только скалы и полевые цветы. А еще большие-пребольшие, прекрасные бури. Тебе бы там понравилось!

Чем объясняется такая популярность ее загадочных персонажей? Прежде всего, это глубокая искренность и остроумие, свойственные книгам и письмам Янссон. В отличие от многих художников послевоенного периода, ее не привлекали ни философия нигилизма, ни какие-либо течения, возникшие под влиянием идей Фрейда , с их туманными анархическими грезами. В одном из писем она назвала сюрреализм «соблазнительным, но лично для меня не имеющим возможности применения. Платье настолько сенсационное, что его можно носить только один сезон». Вместо этого она придумала собственный жизнеутверждающий мир, со своим моральным кодексом, населенный персонажами, чьи проблемы очень похожи на наши собственные. Муми-тролли не столько милые, сколько странным образом знакомые существа, как будто Янссон случайно посмотрела куда-то в другую сторону и увидела их – наших легко ранимых и вдумчивых собратьев, которые все это время жили рядом с нами.

Книга «Письма от Туве» составлена не в хронологической последовательности, а по наиболее значимым для Янссон адресатам: каждая глава посвящена тому или иному ее собеседнику по переписке. Когда одну и ту же историю пересказывают разные люди, каждый со своей точки зрения, у читателя на многое открываются глаза. Из всех ее друзей по переписке наиболее полно Янссон раскрылась перед Евой Кониковой, фотографом русско-еврейского происхождения. Они познакомились, когда Янссон было двадцать с небольшим. В Хельсинки они вращались в одних и тех же артистических кругах. Их переписка началась в 1941 году, после бегства Кониковой в США. Своего лирического и эмоционального пика письма Янссон достигают в годы войны, то есть в тот период, когда ей было от двадцати пяти до тридцати лет. Они наполнены поэтическими образами и ужасом: «Я лежу здесь и смотрю на березу за моим окном. Ее листья шуршат словно тысяча шелковых нижних юбок – зеленовато-черное море, и уже прошел первый дождь, а в лесу – большие выжженные участки, оставшиеся после авиаударов этих тупиц с их зажигательными бомбами…. Над нашими головами изо дня в день слышен рев самолетов, они словно черный крест смерти, распростертый в небесах».

Когда ее близкий друг Тапса приехал с фронта в столь долгожданный, но короткий отпуск, то он отправился к любовнице, «платиновой блондинке с пышными формами, которая чрезмерно увлекалась косметикой и казалась доброй и трогательной» – описание, которое почему-то вызывает ассоциации с Муми-троллем. Часами позже, лежа в постели после вечера, проведенного вдвоем с Тапсой, Янссон пыталась вызвать в себе чувство любви, но постоянное напряжение, связанное с войной, давило на нее тяжким грузом (непрекращающиеся споры с отцом о политике; тот факт, что один из ее братьев ушел воевать; ненавистные антисемитские лозунги). В письме к Кониковой она рассказывает, что вдруг почувствовала отвращение к Тапсе:

Мне вспомнилось все то, из-за чего я не хотела выходить замуж, все те мужчины, которых я видела насквозь и ни во что не ставила. … Представляю, что будет с моими занятиями живописью, если я выйду замуж. Ведь по большому счету, у меня тоже имеются все эти врожденные женские инстинкты – утешать, восхищаться, быть покорной и готовой к самопожертвованию. Одно из двух: или плохой художник, или плохая жена. А если я стану «хорошей» женой, то его работа будет важнее моей, мой разум будет подчиняться ему, я буду рожать ему детей – детей, которым суждено быть убитыми в грядущих войнах! И при этом я буду все понимать и знать, что изменила всему, во что верила.

Переломный момент в личной жизни художника часто сопровождается прорывом в его творчестве. Так было и с Янссон. В 1946 году, спустя год после выхода первой книги о муми-троллях, брат Ларс познакомил ее с театральным режиссером Вивикой Бандлер. Янссон пишет: «Я увидела девушку аристократической внешности, высокого роста, с выдающимся носом, густыми прямыми бровями и вызывающе еврейскими губами. Она слепа на один глаз, но второй глаз ясный, темный и пронзительный». У них начался роман, несмотря на то, что у Янссон был молодой человек, а Бандлер была замужем. Вот как она описывает свой первый любовный опыт с женщиной:

Это стало для меня огромным сюрпризом. Как будто в собственном старом доме, который, как мне казалось, я знаю вдоль и поперек, вдруг обнаружилась незнакомая чудесная комната. И зайдя туда, я уже не понимала, как можно было не знать о ее существовании. Наконец-то я ощущаю себя женщиной, а что до любви, то она впервые приносит мне покой и восторг.

Янссон пишет Кониковой, что «никогда, ни одной секунды, не видела ничего противоестественного» в своем желании, и, хотя их роман с Бандлер закончился, впоследствии из него зародилась многолетняя дружба и театральное сотрудничество. Янссон возобновила отношения со своим избранником Атосом, а на следующий год без особой уверенности предложила ему взять ее в жены, написав в письме: «Я не думаю, что это изменит наш образ жизни. Но если ты этого не хочешь, то сменим тему до твоего возвращения». Их брак так и не состоялся, и даже спустя шесть лет после завершения романа с Бандлер в письмах к Кониковой Янссон все еще предавалась воспоминаниям: «Самым счастливым и самым правильным исходом для меня могло бы стать возвращение в прошлое».

Наиболее тесные отношения Янссон поддерживала с женщинами, и ее письма подругам были гораздо более доверительными, чем даже письма к ее любимому Атосу. В 1956 году она познакомилась с Тууликки Пиетиля («Тути»), преуспевающей художницей и гравером. Они прожили вместе сорок пять лет, вплоть до самой смерти Янссон. Но, как выразились Уэстин и Свенссон, «все, кто жил с Туве Янссон, вынужден был жить и с ее семьей». Время от времени у нее в доме гостила Хэм (домашнее прозвище матери Туве). Еще будучи подростком, готовясь к отъезду в школу искусств, Янссон беспокоилась о матери. В одном из писем, датированном 1961 годом, она описывает какие усилия ей приходится прилагать, чтобы управляться с Тути и Хэм в их «полностью женском домашнем хозяйстве». Она чувствовала, что невозможно угодить одной, не рассердив при этом другую, и во время одного из таких напряженных конфликтов написала подруге: «Иногда мне кажется, что я ненавижу их обеих, и от этого я начинаю чувствовать себя больной».

В одной из новелл «Путешествие налегке» , написанной Янссон в 1987 году, она рассуждает на тему освобождения от бесконечных требований других людей. Рассказ начинается с того, как от берега отходит теплоход. «Не могу описать, какое облегчение я испытал, когда наконец убрали трап», – говорит рассказчик. Но вскоре он оказывается втянутым в разговор с незнакомцем, который начинает «разглагольствовать о том, что его никто не понимал в детстве», а что еще хуже, эти двое мужчин оказываются соседями по каюте. Отчаявшись спрятаться ото всех, рассказчик оказывается на мокрой палубе, чтобы спокойно поспать там, завернувшись в свое пальто. И тут возле него возникает старуха и шепотом говорит ему: «Я покажу вам несколько фотографий моего сына. Вот как выглядел Герберт, когда ему было четыре года». Люди так нуждаются в эмоциональной поддержке!

Этот рассказ был написан во второй половине творческой жизни Янссон. В 1959 году, после семи лет и более чем десяти тысяч рисунков, она отказалась от ежедневных газетных муми-комиксов, поручив эту миссию своему брату Ларсу. (В 2014 году издательство Drawn & Quarterly выпустило прекрасную полную коллекцию рисунков Янссон.) В письме одному из друзей Янссон признается: «Теперь, когда все закончилось, я даже не вспоминаю о них. Я подвела черту под всем этим. Точно так же, как бывает, когда не хочешь вспоминать то время, когда у тебя болели зубы».

В начале семидесятых, после смерти матери, она обратилась к написанию художественных произведений для взрослых. Она написала пять романов, книгу воспоминаний «Дочь скульптора» и множество повестей и рассказов (после ее смерти некоторые из этих произведений были опубликованы издательством New York Review Books в виде сборника «The Woman Who Borrowed Memories: Selected Stories» Tove Jansson ). Она продолжала выполнять все свои многочисленные обязательства перед фанатами муми-троллей, но совсем перестала писать для детей.

Некоторые черты раннего стиля Янссон сохранились и в ее более зрелых работах. Ее поздние работы, «Честный обман» (1982) и «Честная игра» (1989), состоят из отдельных эпизодов, как будто создание комиксов натренировало ее воображение определенным образом. Она создавала своих персонажей, а затем помещала их в самые разные обстоятельства, с убежденностью художника-аниматора в том, что пробелы между главами должны быть запоминающимися и выразительными. Проникая в скрытые глубины характеров своих персонажей, она добиралась до самой сути: основные опасности ее мультяшных миров (леса, моря, бесконечность космоса) обрели более четкие очертания. Это была тонкая сфера, изучение которой, должно быть, доставляло ей удовольствие. По мере того как произведения Янссон приобретали все большую глубину и автобиографичность, ее письма, судя по всему, становились все более поверхностными, и их количество сократилось. Рефлексия ее творческой деятельности устремилась в одном-единственном направлении.

Одно из своих лучших произведений, повесть «Честный обман», Янссон написала когда ей было под шестьдесят. Захватывающая, своеобразная и непривычная, она рассказывает об Анне Эмелин, писательнице и иллюстраторе детских книг. Анна живет одна, и вот однажды в ее жизни появляется – к лучшему и к худшему – Катри, загадочная нелюдимка, которая ведет себя одновременно как помощница и как авантюристка. Заботясь о поддержании имиджа, Янссон изобразила Анну «кротким, утонченным и восторженным дитя природы». В соответствии с этим представлением, у Анны была некая система сортировки многочисленных писем, которые она получала от своих читателей-детей:

В стопке «А» были письма от самых маленьких, которые выражали свое восхищение с помощью картинок: большей частью они рисовали кроликов. Если там был текст, то его писали мамы малышей. Стопка «Б» состояла из просьб, которые зачастую носили срочный характер, особенно если речь шла о днях рождения. В стопку «В» попадали письма, которые Анна называла «печальными историями», и эти письма требовали особой внимательности и тщательного обдумывания.

Чтобы справиться с потоком писем, Катри предлагает Анне составить стандартный текст, но та не соглашается. А что, если ее письма начнут сравнивать брат и сестра, или дети из одного класса? Когда Катри предлагает нанять секретаршу, Анна приходит в ярость: «Они ведь обращаются с вопросами ко мне, а не к кому-нибудь другому…!» Катри советует ей не быть столь сентиментальной по отношению к детям только потому, что они маленькие, и их письма написаны нескладно и с орфографическими ошибками. «Со временем я поняла, что все люди – все до одного, независимо от возраста, – хотят что-то получить», – говорит Катри. Пожалуй, это самые циничные слова из всех, что можно встретить в произведениях Янссон. Может показаться, что эта великая женщина признала (как минимум, в этой повести) часть правды относительно того, на чем строятся отношения между творцом и его поклонниками. Творец хочет, чтобы его воспринимали таким, каким он стремится быть, поклонники же просто хотят быть замеченными. В конце концов, Анна дает Катри задание написать ответы детям, однако потом отчитывает ее за плохо выполненную работу:

Она положила руку на стопку писем и объявила:
– Больше душевности! И пишите покрупнее! И расскажите о моей кошке, опишите ее, поговорите о ней. …
– Но у вас же нет кошки.
– Это не имеет значения. Вся суть в том, чтобы письмо было хорошим. … Вам придется этому научиться. Но я сомневаюсь, что у вас получится. Я почти уверена, что они вам не нравятся.
Катри пожала плечами и, хищно усмехнувшись, произнесла: «Вы тоже».

Янссон требовалось уединение, чтобы иметь возможность скрыться от житейских страстей – какое-нибудь укромное местечко, где можно было бы передохнуть. В Хельсинки она укрывалась в своей студии, где «ей лень было подметать», и в комнате висела «пелена табачного дыма». Еще ребенком, с семьей или друзьями, и позднее, одна или с Пиетиле, каждое лето она проводила в маленьких домиках в деревенском стиле, расположенных на отдаленных островах в Финском заливе. Как-то летом Янссон восторженно написала Пиетиле о буре, разразившейся на острове:

Вся семья была взбудоражена и по обыкновению наслаждалась разбушевавшейся стихией. Мы с Лассе бросились смотреть на наступающую волну, но тут начался настоящий водопад, и залив превратился в бурный поток. Не успели мы опомниться, как вода уже поднялась до самой сауны, и началась привычная кутерьма с лодками: канаты перепутались вдоль и поперек. … Настил начал уплывать прочь. Погреб был полон обезумевших лягушек, волны взлетали высоко над нашими головами, и началось настоящее светопреставление. … Так жаль, что ты не испытала все величие этого ужаса. Но вот увидишь, рано или поздно мы с тобой обязательно станем свидетелями еще более сильных и прекрасных бурь на этом острове.

Действие ее первой повести «Летняя книга» происходит в условиях такой же идиллии. Бабушка и внучка бродят по крошечному островку в окружении мира, сотканного из их собственных мыслей и приключений, и между ними существует тесная связь.

На этих островах многие противоположные стороны личности Янссон – ее собственное «Я», которое дорожило одиночеством и «Я», которое ценило дружбу; «Я», которое любило приключения и «Я», которому нравилась рутина, – становились единым целым. В одном из писем Янссон описывает раннее пробуждение вместе с Пиетиле: «Всегда одновременно, при этом мы спим в разных постелях». По утрам они лежат вместе и слушают радио. Янссон выпускает кошку, варит кофе, читает. Позже она прогуливается вдоль берега и заносит с улицы дрова в дом:

Мы редко убираемся в доме и время от времени устраиваем стирку: во двор выносятся кастрюли с горячей водой, и все это сопровождается большим шумом. До обеда мы занимаемся своими личными делами, потом обедаем где-то в середине дня, уткнувшись носом в свои книги. Затем возвращаемся к своим занятиям. … Мы почти не разговариваем. Вот так, в благословенном спокойствии, проходят дни.

Даже находясь в городе, эта пара сохраняла некую дистанцию в своих отношениях: они жили в отдельных квартирах, соединенных чердачным коридором, через который каждый день ходили друг к другу в гости.

В начале своего писательского пути Янссон выстраивала сюжеты на основе идеализированного представления о понятии «дом»: ее создания отваживались самостоятельно покидать дом, и при этом их повсюду сопровождало какое-то чувство безопасности и уверенности в семейной любви, что позволяло им наслаждаться одиночеством, а не бояться его. В сказке «Мумми-тролль и комета» Снифф (зверек, похожий на мышонка) вместе с подружкой отправляется исследовать новую местность. Они оказываются у входа в огромный пустой грот, и Снифф обращается к своей спутнице:

«Не мешай мне, – торжественно сказал Снифф, – это самый важный момент в моей жизни, и это мой первый грот». Он разгладил песок хвостом и вздохнул. «Я буду жить здесь вечно, – подумал он, – поставлю маленькие полки, вырою в песке ямку для спанья, а по вечерам буду зажигать светильник. И, быть может, сделаю веревочную лестницу, чтобы забираться на крышу и смотреть на море».

В большинстве своих поздних произведений Янссон развивает тему умиротворенности. По ее мнению, любовь основана на тонком балансе между надежным присутствием другого человека и свободой жить в своей личной Вселенной. В отличие от бесцеремонных авторов писем из новеллы «Послания», которым требуется демонстрация собственного «Я», по-настоящему близкие отношения между людьми предполагают глубину их внутреннего мира и оберегают индивидуальность. Это и есть алхимия подлинной взаимности.

В книге «Честная игра» (которая частично основана на истории отношений Янссон и Пиетиле) писательница Мари и художница Юнна живут и работают в одном доме. Юнна получает награду – мастерскую, «предназначенную специально для нее», и для этого ей нужно уехать в Париж. Она не уверена, стоит ли соглашаться, и беспокоится о том, что Мари останется одна. Она нервно оправдывается, рассуждая о «важности этих иллюстраций, напряженной работе и концентрации», необходимой для того, чтобы сделать свою работу наилучшим образом. Но Мари вдруг обнаруживает, что ее не страшит такая перспектива:

Дерзкая мысль вдруг возникла в ее воображении. Она начала предвкушать свое одиночество, умиротворенное и полное возможностей. Она испытывала какое-то радостное возбуждение – чувство, которое можно позволить себе, если ты благословлен любовью.