«Бесчестье» Джона Кутзее и дело Вайнштейна

Автор: Джиа Толентино (Jia Tolentino)

«Наступает эпоха пуритан, — говорит дочери Люси главный герой романа Дж. М. Кутзее «Бесчестье»  (1999) — Дэвид Лури. — Личная жизнь обратилась в общественную работу. Добропорядочному гражданину надлежит теперь по временам мучиться похотью, а то и раскаянием в ней». Действие разворачивается на востоке ЮАР, на клочке земли, оказавшемся единственным прибежищем для оскандалившегося и скрывающегося Лури. За то, что сам он находит здоровой интрижкой со студенткой, — и за то, что эта студентка, Мелани, находит насилием и изнасилованием, он уволен из Технического университета Кейптауна, где преподавал романтическую поэзию.

Лури не стыдится произошедшего, он отстранённо осознаёт свою насильническую роль. Он звонит Мелани и слышит в приветствии «всю её растерянность. Слишком молода. Не знает, как вести себя с ним. Ему следовало бы отступиться, но ныне он и сам не властен над собой». Он заявляется к ней домой, и Мелани «слишком удивлена, чтобы противиться свалившемуся на неё незваному гостю»; она мнётся, порываясь выставить его, но его «ничто уже не может остановить», так что он уносит её в спальню. «Она не сопротивляется, — пишет Кутзее. — Лишь вяло уворачивается: прячет глаза, прячет губы... Тело её сотрясает лёгкий озноб... Не изнасилование, не совсем оно, и всё же она этого не желает, не желает отчаянно. Она словно решила отдалиться от него, уйти в себя... Чтобы всё произошло помимо неё». Потом она просит его уйти, и, сидя в машине, он представляет, как «в эти мгновения она, Мелани, старается, несомненно, очиститься от случившегося, очиститься от него... наполняет ванну, сомнамбулически шагает в воду».

Но Лури безразличны переживания Мелани. Если его желание так настоятельно, может ли оно быть дурно? Позднее, вспоминая расследование университетской дисциплинарной комиссии, настоящим своим преступлением он определяет возраст и наказанием — сопутствующее ему разрушение тела. Он полагает себя виновным не в изнасиловании студентки, но исключительно в том, что начинает стареть, превращается в мужчину из тех, что заставляют проститутку содрогнуться, «как она в брезгливости содрогнулась бы, посреди ночи обнаружив в раковине таракана». «Под суд за образ жизни, — думает он. — За противоестественные деяния: за источение старого, усталого семени. Семени, contra naturam (лат. вопреки природе), безжизненного. Если девиц приберут старики, что станется с родом человеческим? Вот она, самая суть обвинения. И к ней же сводится половина мировой литературы: молодые женщины бьются под тяжестью стариков, вырываясь от них во спасение человеческого рода».

Белый Лури [в замешательстве от ликвидации системы апартеида в 1990-ых гг. — здесь и далее прим. пер.] воображает себя бесправным — и обладающим положительным правом на тело Мелани. «...Старики... с их запятнанными плащами и растрескавшимися вставными челюстями, с волосами в ушах — все они когда-то были детьми Божиими, с долгими членами и сияющими очами. Разве можно винить их за то, как до последнего цепляются они за своё место на сладостном пиршестве чувств?» — вопрошает он, спрятавшись в темноте зала, где Мелани репетирует пьесу. Нет, Кутзее не пишет о грехе; он предупреждает, что кара за использование без сердца любой власти неизменно тяжка и сурова.

Успешный продюсер, магнат Харви Вайнштейн того и гляди растворится в тени своего бесчестья, — тени удлиняющейся, растягивающейся вслед за закатывающимся солнцем его жизни. Вот уже четвёртую неделю в Нью-Йорке продолжается разбирательство его дела. Шестеро женщин заявили об изнасилованиях. Показания первого свидетеля защиты, друга Вайнштейна, сопоставили с его же письмами подсудимому, в которых он говорит, что «кажется, они всё-таки правы и он действительно вёл себя как скотина» и что «будь кто из этих девочек его дочерью, он бы вытряс из него душу». Близится развязка. В заключительном слове один из адвокатов Вайнштейна, Донна Ротунно (известнейший адвокат по изнасилованиям, единственное проигранное дело), попросту свела всё обвинение к той посылке, что «женщины не отвечают за свои действия». В среду своё заключительное заявление представит обвинение, и на следующей неделе к обсуждению смогут приступить присяжные.

Впрочем, широкой общественности всё ясно и так: сто женщин обвинили Вайнштейна в сексуальном насилии и харассменте, показания девяноста четырёх из них занесены в протокол. При этом традиционно крючкотворные по части изнасилований законы оставляют адвокатам множество способов избавить его от уголовной ответственности. Подходящим прецедентом кажется осуждение Билла Косби (американский комик, актёр, музыкант, режиссёр, продюсер, сценарист и политический активист, в 2015 году более пятидесяти женщин в едином порыве заявили, что он изнасиловал их, одурманив наркотиком. Всюду разжалован и осуждён, но всего только лет на десять: по всем его преступлениям, кроме изнасилования несовершеннолетней, давно истёк срок давности) в 2018 году: тогда так же знаменитость обвинялась в давних преступлениях при отсутствии вещественных доказательств и бурном освещении в средствах массовой информации — но дело Вайнштейна осложняет целый ряд нюансов. Чрезвычайно трудно и настоятельно необходимо для вынесения вердикта установить по прошествии времени недобровольность согласия пострадавших, тем более что обе якобы изнасилованные женщины не прекращали общение с Вайнштейном: Джессика Манн (на тот момент начинающая актриса) вступала с ним в добровольные сексуальные контакты, а Мириам Хэйли (сотрудница реалити-шоу «Проект Подиум» (sic), продюсируемого Вайнштейном) поддерживала дружескую электронную переписку (с их слов и эти добровольные контакты были для них нежелательны и травматичны). Манн, будто бы подвергшаяся насилию в двадцать семь лет, три дня не могла завершить дачу показаний — на второй она прервалась, не совладав с рыданиями. В понедельник защита пригласила в суд бывшего друга Манн, который охарактеризовал её отношения с Вайнштейном скорее как романтические, чем как основанные на унижении и подавлении. Ротунно выводит из этого, что именно Манн пользовалась Вайнштейном для упрочения карьеры. (В «Бесчестье» адвокат «из стратегических соображений» советует Лури найти поверенную-женщину. Недавно Ротунно рассказала журналисту «Таймс» Меган Тоуи, что она никогда не становилась жертвой изнасилования, поскольку «никогда не поставила бы себя в такое положение».)

В романе оскорблённая Мелани вынуждена вернуться в дом Лури и переночевать в комнате его дочери. Она просит прощения за прогулы его занятий. Чувствуя, что это он погубил её, Лури думает: «Она плохо себя ведёт... она учится пользоваться им и, пожалуй, станет пользоваться и дальше». И вот однажды, после того как он перебрался к Люси, трое аборигенов нарушают покой её фермы: им нужно позвонить. Они избивают и поджигают Лури, расстреливают собак, грабят дом и угоняют автомобиль. Люси беременеет; о нападении она молчит. Обозначается страшная аналогия: и Лури, и насильники Люси действуют из полубессознательного убеждения в том, что через свои преступления они чуть ли не восстанавливают вселенское равновесие.

Обе стороны процесса постоянно возвращались к деталям внешности подсудимого, его физической форме, возрасту. Шестидесятисемилетний Вайнштейн (19 марта Х. Вайнштейну исполнилось 68 лет), после аварии месяц назад перенёсший операцию на спине и едва переставляющий ходунки на теннисных мячиках, предстал перед судом таким потрёпанным стариком, что иной лишённый сострадательности наблюдатель мог бы заподозрить в этом некоторую нарочитость (последние новостные сводки о его досуге не вполне соответствуют этому образу: «Сплетник» (Page Six) сообщает, что замеченный дремлющим прямо в суде продюсер накануне вечером устроил грандиозное празднество по случаю Супербоула (ежегодный финальный матч в американском футболе, определяет чемпиона Национальной футбольной лиги и знаменуется большим торжеством по всей стране)), и обвинение решительно задалось целью подробно разъяснить присяжным всё безобразие Вайнштейна времён предполагаемых преступлений: демонстрация его старых фотографий сопровождалась намёками на то, что он — метр восемьдесят три, почти сто тридцать семь килограммов — был для любой из пострадавших, молодых красивых женщин, слишком уродлив, чтобы поверить в добровольность их согласия. Допуская подспудно дискриминацию интерсексуалов, Манн с явственной горечью показывала, что крайняя плоть у Вайнштейна удалена, «яички отсутствуют, но, очевидно, наличествует вагина». «Его пенис выглядел омерзительно», — вторила ей Лорен Янг, доложившая суду, что Вайнштейн подстерёг и, мастурбируя, ощупал её в ванной в Лос-Анджелесе, а также что он был волосат, бугрист и бородавчат. В подкрепление подобных оценок присяжным были предложены уже фотографии обнаженного Вайнштейна.

Однако установление подробностей его анатомии не представляется столь уж обязательным для подтверждения правоты женщин, ведь Вайнштейн и не отрицает, что они видели его обнажённым. Кто-то не отказался бы от секса с условно непривлекательным человеком и даже получил бы удовольствие, а насильник может быть замечательно хорош собой, и Ротунно в заключительном слове крепко прошлась по обвинению, всерьёз доказывающему, что Вайнштейн «до того непривлекателен и тяжёл, что ни одна женщина не стала бы с ним спать».

И верно, обвинение прибавило бы в убедительности, меньше упирая на эту линию аргументации. Понятно, что у женщин имелись какие-то резоны; одна из свидетельниц обвинения упомянула, что в то время они с Хэйли считали Вайнштейна «трогательным старичком, всё пытающимся приударить за Мириам», а саму ситуацию немножко забавной. Вместе с тем не их отношение к подсудимому составляет (или должно составлять) предмет разбирательства. Важно здесь его отношение к ним. В «Бесчестье» Лури, затаскивая Мелани в постель, подпаивает её и разглагольствует о том, что «красота женщины не принадлежит ей одной». Затем, подсматривая за ней в студенческом театре — она шатается на высоких каблуках — он думает: «Она не принадлежит себе; похоже, даже он сам себе не принадлежит», — эти пошлейшие объяснения он сочетает с мыслями о том, что увядание его тела суть трагедия мирового масштаба. В интервью Дэвиду Макэйзи («Таймс») Тина Браун, которая в 1999 году выпускала с Вайнштейном журнал «Беседа» (Talk), высказала догадку, что его психология исчерпывалась «ненавистью к себе: он ощущал себя глубоко непривлекательным человеком и страдал этим». Как кинопродюсер, Вайнштейн занимался продвижением молодых красивых женщин: всю жизнь он по работе благодетельствовал и ожидал награды. Голливуд систематически отождествляет человека с его способностью внушать потенциальному потребителю страсть и вожделение; если женщина для Вайнштейна была ходячим избытком ресурса — красоты, который нуждался в разумном распределении, то не воспринимал ли он себя ходячим недостатком этого ресурса? Так порой, зациклившись на собственных изъянах, конечно незаслуженных, человек фантазирует о своём праве взять то, чего ему недостаёт.

Кутзее в своём романе не рисует портрет отъявленного подлеца и хищника, каким сейчас видят Вайнштейна, но выстраивает сложную систему назидательных аллегорий: за зло Лури, не признанное им, ему воздаётся ужасной кровавой бедой, постигшей его дочь. Люси оправдывает своих насильников, совершенствуя оправдательную версию отца: её участь, думает она, это расплата за всю историю грабительского владычества белых над чёрным населением ЮАР. Наметив это роковое соответствие пути отца и дочери, Кутзее тут же отходит от него. Всё растворяется, размывается, распадается; все персонажи, включая протестующих студенток, которые подсовывают Лури брошюру «Женщины говорят» и учреждают группу «Женщины против изнасилований» («Women Against Rape»), язвительно сокращённую Кутзее в «ВОЙНУ» («WAR»), кажутся крохотными фигурками, подхваченными случайным порывом ветра, влекомыми некой неизъяснимой силой.

В наши дни фигура Лури делается ещё более узнаваемой. Это тот человек, который пуще всех раздражается распространением движения «Me Too» — что лишний раз удостоверяет нас в существовании общественной потребности в нём. (В романе [лауреата американской Национальной книжной премии] С. Нуньес «Друг» , опубликованном в 2018 году, нарратор характеризует персонажа как «одного из нескольких лурианских друзей... всегда готовых рискнуть работой, жалованием, браком — всем».) Лури уверен, что стал жертвой чистки. «Бдительность — вот лозунг нового времени. Каждый призван следить за каждым», — думает он. После нападения он размышляет о том, что «среди легионов графинь и служанок, в которых толкался Байрон, определённо должны были быть такие, которые называли это изнасилованием. Но и эти вряд ли особенно тревожились о том, как бы не остаться по совокуплении с перерезанным горлом». Подобно вайнштейновским защитникам он подразумевает, что истинные изнасилования совершаются с ножом в руках. Ему видится бедная Люси, остолбеневшая, безмолвная, отчуждённая, «напуганная почти до смерти». Ему кажется, что он понял, что он «смог бы, сосредоточившись, перенестись туда, отрёкшись от себя, стать теми людьми, вселиться в них, пронизать их своих духом. Вопрос только в том, хватит ли его сосредоточенности, чтобы стать женщиной».

От переводчика:

11 марта 2020 года Харви Вайнштейн был приговорён к 23 годам лишения свободы. Это на шесть лет меньше, чем требовало обвинение: присяжные оправдали его по наиболее тяжким статьям, по трём из пяти пунктов. Но прославленному продюсеру не придётся расслабиться: совсем скоро должен состояться суд в Лос-Анджелесе (там американская Фемида вплотную займётся последними его злодеяниями, именно изнасилованиями, как их понимают у нас, и независимо заслушает в том числе некоторых Нью-Йоркских свидетелей); подвигается дознание в Лондоне; адвокаты вместе с подготовкой обжалования занимаются гражданскими исками. Данное эссе сохраняет интерес для русского читателя, не только знакомя его с ходом отнюдь не конченного Вайнштейнова дела, но и давая представление о своеобразии примерного западного прочтения ключевого романа Дж. Кутзее, считающегося одним из главных англоязычных авторов последнего пятидесятилетия — за всё время вручения престижнейшей Букеровской премии.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ