Элена Ферранте: наша собственная власть

Власть – объект желания многих, несмотря на сопутствующие ее обладанию сложности. Нет ни одного человека или группы, секты, партии или толпы, кто не желал бы власти, пребывая в убеждении, что именно они используют ее так, как никто другой до них.

И я ничем от них не отличаюсь. Но я всегда боялась возложенных на меня полномочий. В школе или на работе в любом руководящем органе мужчины всегда были в большинстве, а женщины перенимали мужской стиль управления. Мне от этого было не по себе, так что я оставалась на заднем плане. Я была уверена, что мне не хватит сил выдержать конфликты с мужчинами, и я предам себя, подделавшись под их мировоззрение. Тысячелетиями любые формы власти определялись мужскими взглядами на мир. Поэтому женщинам и кажется, что власть можно использовать только традиционно мужскими способами.

Есть одна форма власти, которая завораживала меня с самого детства, хоть и она была почти полностью оккупирована мужчинами. Это сила повествования. Тот, кто рассказывает истории, обладает определенной властью, и далеко не самой незначительной. Истории придают форму прожитому опыту, используя традиционные литературные формы, переворачивая их с ног на голову или перестраивая и обновляя. Истории затягивают читателя в свою паутину, вовлекая его в духовную и телесную работу преобразования черных нитей букв в людей, идеи, чувства, поступки, города, миры, человечество, жизнь. Другими словами, повествование дает нам силу упорядочить хаос реальности с собственной уникальной точки зрения, а это не так уж и отличается от власти политической.

Сначала я не знала, что повествование – это вид власти. Я осознала это постепенно и почувствовала часто парализующую меня ответственность. Я до сих пор ее чувствую. Власть сама по себе не является хорошей или плохой. Все зависит от того, как мы собираемся ее использовать. Чем взрослее я становлюсь, тем чаще боюсь использовать силу повествования во зло. Мои намерения в общем благие, но иногда повествование оказывает хорошее воздействие, а иногда – нет. Единственным утешением мне служит то, что как бы плохо и соответственно вредно история не была написана или воспринята, вреда от этого будет гораздо меньше, чем от ужасного политического и экономического управления с такими его «аксессуарами» как войны, гильотины, массовое истребление, гетто, концлагеря и гулаги.

Что же тут добавить? Я полагаю, что выбрала писательство из страха перед более вещественными и опасными формами власти. И, возможно, сыграло роль сильное чувство отчуждения от приемов доминирования, так что в то время писательство казалось самым близким мне способом реакции на злоупотребления власти.

Однако, по большей части писать я начала потому, что, еще будучи маленькой девочкой, я ошибочно думала, что литература особенно доброжелательна по отношению к женщинам. «Decameron / Декамерон» Джованни Боккаччо произвел на меня сильное впечатление. В этой книге, которая стоит у истоков великих повествовательных традиций Италии и Европы, десять молодых людей – семь женщин и трое мужчин – десять дней по очереди рассказывают истории. Примерно лет в шестнадцать меня обнадеживал тот факт, что Боккаччо, придумывая своих рассказчиков, большинство из них сделал женщинами. Вот перед нами великий писатель, отец современного рассказа, представляет семь великолепных женщин-рассказчиц. Это служило мне источником надежды.

Только потом я обнаружила, что, хотя в прозе «Декамерона» Боккаччо был к женщинам милостив, в реальности всё обстояло совсем иначе – и обстоит по сей день. Нас, женщин, отталкивают на периферию, в подчинение, даже когда дело касается литературной деятельности. Это факт, что разномастные библиотеки и архивы сохраняют мысли и поступки абсолютно непропорционального числа выдающихся мужчин. Составить взамен мощную генеалогию нашего пола было бы очень трудной и требующей тщательности задачей.

Если бы все обстояло иначе, справились бы мы лучше мужчин? И лучше ли мы, в конечном счете, чем они? В молодости я думала, что да. Сейчас я не могу ответить однозначно.

Я стараюсь избегать какой бы то ни было идеализации. Мне кажется, для нашего дела — это не очень хорошо, думать, что все женщины добры, благородны, невероятно умны, без страха и упрека и самое главное, больше не являются сообщниками мужчин.

Наше повсеместное соучастие – это серьезная проблема. Власть все еще прочно держится в мужских руках. И если в обществах с прочными демократическими устоями мы все чаще занимаем руководящие должности, то только на условии, что мы усвоим мужские способы подхода к решению проблем. В результате, мы часто кажемся безответными, послушными и соответствующими мужским стереотипам.

Представим, что какая-нибудь женщина добьется власти при помощи нестандартного политического мышления, которое изменит писаные и неписаные правила. Преуспеть она все равно сможет, только если ее необычность останется в рамках традиций мужского управления. Зачем тогда стремиться к победе? Только ради удовлетворения фактом победы?

Я никогда особенно не вдохновлялась лозунгами вроде: «Наконец-то, женщина-президент!» Или премьер-министр, или нобелевский лауреат и любая другая должность в верхах современных нам политических и культурных иерархий. Вопрос скорее в том, в каком обществе, внутри какой правительственной системы женщины в принципе массово достигают верхов?

Перемены уже наступают. Всё меняется, становится чем-то иным непредсказуемо. Необходим совершенно новый взгляд на вещи. Сложность сейчас и в обозримом будущем заключается в том, чтобы вытащить нас из ситуации, созданной мужчинами: планета, которая уже давно на грани катастрофы.

Но как? Возможно, сейчас настало время сделать ставку на женское представление о власти. Оно будет складываться из наших достижений в каждой области и с их помощью распространяться. Сейчас наша исключительность – это исключительность меньшинств. Пока мужчины могут позволить себе добродушно-снисходительное признание, ведь действительно независимых женщин очень мало. Таких, которых нельзя подчинить своей воле или сбросить со счетов со словами: «Ты такая молодец, ты как будто мужчина».

Но все очень быстро меняется. Успехи женщин множатся. Уже не всегда надо доказывать, что мы уступчивы или зависимы, чтобы собирать жалкие крошки от мужской власти. Власть, в которой мы нуждаемся, должна быть едина и активна настолько, чтобы необходимость в мужском разрешении отпала совсем.

Семь рассказчиц «Декамерона» не должны больше полагаться на поддержку великого Джованни Боккаччо, чтобы выразить себя. Вместе со своими многочисленными читательницами (даже в те времена Боккаччо знал, что у мужчин есть и другие дела, им не до чтения) они знают, как описать мир неожиданными способами. Женская история, рассказанная с возрастающим умением, все более распространенная и не нуждающаяся в самооправдании, должна в наши дни захватить власть.

Элена Ферранте – автор цикла, состоящего из четырех «Неаполитанских романов»: «Моя гениальная подруга» , «История нового имени» , «Те, кто уходит, и те, кто остается» , «История о пропавшем ребенке» .

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ