Почему мы обожаем непереводимые слова

Автор: Дэвид Шариатмадари (David Shariatmadari)

«Гоя» – маленькое такое словечко. Слово маленькое, а смысл его получается передать только развёрнутыми предложениями. Вот пример таинственного явления в языке, «непереводимого», иностранных слов, у которых как бы нет эквивалентного перевода в английском. В интернете списки таких слов невероятно популярны. Вы наверняка видели такие в фейсбуке и, скорее всего, в этих списках даже были норвежское «утапилз», гэльское «сгриоб» и португальское «cаудади», о которых пойдёт речь дальше. А пока давайте остановимся на слове «гоя».

Носители урду чувствуют всю богатую палитру смысловых оттенков, которая заложена в это слово, подсознательно, для всех остальных это – тайна. Услышав слово «гоя», перед внутренним взором дочерей и сынов Пакистана оживают целые миры: вот рассказываются истории у костра и дым от него растворяется в хрустальном воздухе гор Гиндукуша; вот в детстве слушаешь бабушкины сказки, сидя у неё на коленях; вот ребёнком слушаешь поучительную историю деревенского старейшины, каждое слово которой помнишь до сих пор. «Гоя», как восторженно определил один интернетовский источник, – «слово в языке урду, которое обозначает ощущение полного погружения в выдуманный мир и которое появляется, когда то, о чём рассказывают, оживает и начинает казаться, что выдумка – это реальность … обычно ассоциируется с мастерски рассказанными сказками, рассказами, историями».

«Гоя». Само по себе это явление – таинство. Но если заглянуть в словарь, то найдём вот такой перевод: «так, словно», «так, как будто», «как если бы». Я попросил носителей урду перевести и один перевёл его как «так, как будто», другой – как «и так». Таким образом, это слово употребляется в предложении как уточняющее, например, «и, как [«гоя»] я уже говорил(а)». Получается, что функционально это слово – прагматический маркер, определение которому даётся в кембриджском учебнике «Грамматика устной и письменной речи от А до Я» (A-Z of Spoken and Written Grammar) как «слово или словосочетание, как то: «в общем», «короче», «ладно», «как я уже говорил(а)», «для начала». Мы употребляем такие слова для того, чтобы связать и упорядочить устную и письменную речь или чтобы выразить отношение к тому, о чём идёт речь». И всё. Никаких волшебных костров вечерами. Никакого «ощущения полного погружения в выдуманный мир, которое появляется, когда то, о чём рассказывают, оживает и начинает казаться, что выдумка – это реальность», если, конечно, Гиндукуш, о котором вы подумали, не марихуана. Тот, кто придумал это определение, кажется, даже неправильно определил грамматическую принадлежность слова: получается, что это (очень) абстрактное существительное, в то время как «гоя» – наречие, полученное от корня персидского глагола, который означает «говорить». (В персидском, из которого было заимствовано это слово в урду, «гуя» значит «так сказать», «как вы бы сказали», «наверное».)

Как такое получается? Нас невероятно пленяет идея того, что в других языках существуют неподдающиеся расшифровке коды. Я это не понаслышке знаю. В детстве я часто сидел в коридоре и слушал, как отец разговаривал по телефону с родственниками в Тегеране по-персидски. Я понятия не имел, о чём он говорил, не понимали его и мои брат с сестрой. Но со временем мы стали узнавать определённые слова, в частности, «таржиммыкони» и «азбезутумкэй». Мы втроём постоянно их повторяли, словно говоря «сим-сала-бим»; эти слова казались нам магическими заклинаниями, а отец – волшебником! Уже будучи взрослым, я узнал значение этих фраз и был поражён, насколько сильно мы, дети, так привыкшие к звукам английского языка, искажали звуки языка персидского. Смысл, конечно же, тоже был гораздо прозаичнее, чем мне тогда казалось. «Таваджо микони» можно перевести как «ты слушаешь?», вводная фразка-штамп, похожая на такие слова, как «понятно?», «ты понял(а)?». «Арз бе хозуретан ке» – устойчивая вежливая фраза, которую можно примерно перевести как «можно я скажу, что…»

Ребёнку простительно, но ведь взрослые должны знать, что в других странах не говорят заклинаниями. Идея «непереводимых слов» отражает нашу веру в то, что ничего в мире невозможно полностью разложить по полочкам, всегда будет что-то непознанное. И эта мысль греет, оставляя за нами возможность пойти на попятную, у нас появляется убеждённость, что в мире есть что-то такое, чего нам никогда не дано будет почувствовать. А ещё за этим понятием легко спрятаться от таких сложностей, как сопереживание и понимание. Костёр в горах Пакистана – красивая сказка, которая делает вот что: во-первых, она разрешает нам верить в то, что у нас мало общего с рядовыми жителями Пакистана. Она отдаляет нас, подтверждая странные истории, которые мы о них слышим: что они то таинственны, то воинственны, то фанатичны, то эксцентричны, а то и вовсе примитивны. А во-вторых, она «спасает» нас от возможности узнать, как там живут на самом деле. Как непросто взять кредит на покупку стиральной машины, какое никудышное качество дневных телепередач. Если это вам кажется не таким уж и страшным, попробуйте посмотреть на это под другим углом: если верить в то, что человека невозможно понять только потому, что он говорит на другом языке, то так же легко можно поверить и в то, что он – второго сорта или настроен враждебно и совсем не обаятельный или не от мира сего.

Эта «секта» непереводимых слов затрагивает не только восточные страны. Списки распространяются, подобно мемам, повторяя одни и те же ошибочные определения, которые частенько подозрительно напоминают стереотипы об этих странах. Нордический типаж беззаботен и эксцентричен и после сауны больше всего любит utepils («утапилз»), что в норвежском означает «сидя в солнечный день на улице, смаковать пиво». Как оригинально! И очень познавательно о скандинавской культуре. Только вот «утапилз» не глагол, а сложное существительное, образованное от «уте», что значит «на улице, снаружи» и «пилз» – «пиво» (от названия чешского города Пльзень, в котором производят один из самых популярных видов пива). То есть дословно «утапилз» значит «пиво на свежем воздухе» – не такая уж и незнакомая идея, например, для англичан с их пабами, в которых часто есть пивные дворики (специально отведённое место, где можно попить пиво на улице – прим. пер.). Согласно Биллу Брайсону, «у шотландцев, говорящих на гэльском… есть слово, обозначающее ощущение сильного зуда верхней губы прямо перед тем, как отпить глоток виски. (И в самом деле, отчего бы у них такого слова не было?) Это слово – sgrìob («сгриоб»). Современный словарь даёт перевод, который, и в самом деле, означает «царапина» или «скрести». Журналист Аллан Браун, скорее всего, опирался на определение этого слова у Брайсона, написав в своей колонке в газете «Таймз», что это «слово в гэльском, описывающее чувство покалывания верхней губы перед тем, как выпить виски». А дальше он развивает эту мысль, говоря: «То, что в гэльском можно это ощущение описать одним словом из шести букв, а в английском – предложением из двенадцати слов, что немало говорит о приоритетах и укладе жизни гэльцев». На что лингвист Джеффри К. Паллем язвительно ответил на своём вебсайте «Записки о языке»:

Я вот ещё знаю односложное слово «тёрд» (turd, «какашка»), которое обозначает часть экскрементов, сформированную сфинктером посредством выталкивания из анального отверстия, но это не много говорит о моей жизни или приоритетах. Это абсолютно ни о чём не говорящее, бесполезное и наугад взятое слово из лексики языка, который я знаю как родной. Ещё в моём лексиконе есть такие слова как «скрам» (scram, «схватка» – термин из регби – прим. пер.), «баттеркап» (buttercup, «лютик»), «огр» (ogre, «людоед» – персонаж кельтской мифологии, безобразный злобный великан-людоед, предпочитающий есть маленьких детей – прим. пер.), «бонг» (bong, «бом-бом» – низкое гудение большого колокола - прим. пер.), «торием» (thorium, «торий» – тяжёлый слаборадиоактивный элемент – прим. пер.).

Но, может быть, Брайтон хотя бы прав в отношении значения слова «сгриоб»? В какой-то степени его определение можно увидеть в наглядном примере, которое даёт словарь гэльского, составленный Робертом Арчибальдом Армстронгом и опубликованный аж в 1825 году. Там основное значение также приводится как «царапина, скрести». Далее говорится, что слово используется для описания «зуда губы, который, согласно поверью, предшествует вкусному застолью или поцелую любимой(ого)». Также приводятся следующие словосочетания: sgrìob poigne (зуд перед поцелуем), sgrìob dibhe (зуд перед глотком). Так как «ду» значит просто «глоток, пить», можно перевести эту фразу ещё и как «зуд перед питьём». Нормальный перевод, ну, может, несколько своеобразный, и в какой-то степени напоминает фразу «умираю, пить хочу». Но ведь только с очень большой натяжкой можно отнести и эти слова, и эту фразу в английском к уникальным и загадочным.

Ещё одно популярное непереводимое слово – японское あげおとり«аге-отори», которое означает «состояние, когда после стрижки человек выглядит хуже, чем был». Иногда пишут «аге-тори», что поставило в тупик носителя японского языка, к которому я обратился за помощью с переводом, потому что хоть так и можно сказать, ещё одно значение этого слова – «жареная курица». Чтобы понять значение «аге-отори», современным японцам придётся обратиться к интернету, потому что это слово сейчас не используется. Объяснение довольно простое: в словаре «Кодзин» мы читаем, что слово употреблялось в значении «укладка волос на официальную церемонию взросления, в результате чего получается обратный эффект и человек выглядит хуже, чем был». Тут же даётся пометка, что данное значение засвидетельствовано в «Повести о Гэндзи» Мурасаки Сикибу , написанном в ХI веке литературном произведении, которое подробно рассказывает о нравах и обычаях японского императорского двора того времени. Но если самим носителям языка нужно объяснять значение слова, что «непереводимость» значит в таком случае?

А ещё есть слова наподобие saudade («саудади»). Большинство патриотичных португальцев с радостью объяснят вам, что оно непереводимо. И частенько тут же переведут как «ностальгия по кому-то или чему-то, что отсутствует сейчас и что для вас важно, значимо, дорого». Надо сказать, что это не какое-то одно ёмкое слово, но чувство, которое вряд ли кому-то незнакомо. В ответ на это можно привести английское слово «хоумсикнес» (homesickness, ностальгия), и хотя оно в основном употребляется по отношению к месту, где вы обычно живёте, его можно употребить и метафорически в гораздо более широком смысле. Мне фраза «ностальгия по прошлому», хоть и звучит чудно, совершенно не кажется абсурдной. (Тобайяс Бекер, профессор по истории поп-культуры, именно так озаглавил свою исследовательскую работу о ностальгии). Заголовок сборника рассказов Оттессы Мошфег «Ностальгия по другому миру» («Homesick for Another World») говорит о чём-то большем, чем просто о желании быть там, где когда-то уже был. Но португальское «саудади» используется в более узком смысле, чем английская «ностальгия»: один португалец меня заверил, что это слово употребляется только в отношении кого-то, кого хорошо знаешь или чего-то, что уже испытал. Поэтому «саудади» о другом мире было бы нелепо.

Отрывок из книги Дэвида Шариатмадари «Не верь ни единому слову. Неожиданная правда о языке» (Don’t Believe a Word: The Surprising Truth About Language)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ