Всем мужчинам, которые не читают книги, написанные женщинами

Автор: Лоррейн Берри

Трудно говорить с кем-то о книгах, когда этот кто-то вонзает большую иглу в мышцу рядом с вашим левым глазом. Но каждый раз, когда я встречаюсь со своим неврологом, он хочет поговорить о литературе.

Я борюсь с ужасной мигренью, которая выводит меня из строя пять или шесть раз в неделю. Меня мучает хроническая боль, но за девять лет я научилась относиться к сильной боли и к вспышкам света, которые пронизывают мое поле зрения, как к части повседневной жизни. Обезболивающее – в первую очередь опиоиды – помогает, но поиск профилактического средства от мигрени не удался.

Девять месяцев назад мой страховой план, финансируемый Законом о доступном здравоохранении, окончательно одобрил мне инъекции ботокса. То, что инъекции ботулотоксина в мыщцы могут предотвратить мигрень, не совсем изучено, но клинические испытания показывают, что для некоторых людей, страдающих мигренью, это работает, хотя для ощущения эффекта необходимо пройти процедуру два-три раза.

Невролог, который делает уколы, не мой постоянный врач. Доктор с ботоксом – белый мужчина средних лет. На нашей первой встрече он спросил меня, чем я зарабатываю на жизнь. Я сказала ему, что я писатель, и у нас было краткое обсуждение того, о чем я пишу. Три месяца спустя, когда мы снова встретились, я читала «Подземную железную дорогу» Колсона Вайтхеда . Доктор поделился со мной, что он читал книгу о дне вторжения в Нормандию, и мы пару минут поболтали о моем посещении маленького музея на участке высадки в Арроманш-ле-Бен.

В начале февраля я снова пришла на уколы. В тот момент я читала расширенную копию «Линкольна в бардо» Джорджа Сондерса . И пока доктор подготавливал мой лоб, протирая его спиртовой салфеткой, я упомянула, какой хорошей мне показалась эта книга, и что я не удивлюсь, если она станет финалистом Пулитцеровской премии за художественную литературу.

Как оказалось, я попала в больное для доктора место, и он пожаловался мне, что недавно дочитал книгу, которая получила Пулитцер несколько лет назад. «Я думал, что книги, получившие Пулитцеровскую премию, должны быть лучшими книгами, изданными в этом году, – сказал он. – Но я не был впечатлен». Затем он упомянул пару других книг, которые он недавно взял, и спросил меня, думаю ли я, что они ему понравятся.

«Мне трудно сказать», – сказала я. Я думала о том, как выбрать слова. Доктор в то время прижимал палец в латексе к следующему месту вдоль моей линии роста волос, куда он собирался вставить иглу. «Кажется, вы выбрали книги более мужские, чем я обычно читаю. Я имею в виду, что они уважаемые писатели, но они известны тем, что пишут книги, ориентированные на мужчин». Один из писателей, которого он упомянул, написал о невзгодах мужчины в пригороде, а другой – о жизни на западе. Они не обязательно были именно мужскими, хотя по крайней мере один из упомянутых им авторов подвергся критике за изображение женских персонажей, единственной ролью которых, казалось, было их служение мужчинам.

«Это интересная теория, – сказал он. – Я не думаю, что когда-либо читал книгу, написанную женщиной. Подождите минутку. Да. Читал. Паутинку Шарлотты ».

Как и большинство женщин, я давным-давно научилась не реагировать на те высказывания мужчин, которые ощущаются как удар под дых. Это обратная сторона снисходительного отношения к женщинам. В присутствии человека, который является полным незнакомцем, вы не реагируете таким образом, который может вызвать его гнев. Особенно в маленькой закрытой комнате наедине с человеком, который как раз вводит вам яд.

«На самом деле, – сказала я ровным тоном, – "Паутинку Шарлотты" написал Элвин Брукс Уайт , который был мужчиной. Он был тем же человеком, который написал "Элементы стиля"».

Что я на самом деле хотела сказать: «ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ, КОГДА ГОВОРИШЬ, ЧТО НИКОГДА НЕ ЧИТАЛ КНИГУ, НАПИСАННУЮ ЖЕНЩИНОЙ?»

И пока одна часть моего мозга была ошеломлена информацией, другая часть моего мозга совсем не была удивлена. Я писала об этом несколько раз. Как и многие писатели.

Больше двадцати лет назад Франсин Проуз написала эссе для издания «Harper’s». Эссе «Аромат женских чернил» исследовало нарыв, давно зреющий в американских изданиях. В этом гнилом мире, который она изучала своей ручкой, авторы-мужчины превосходили авторов-женщин с большим отрывом в большинстве крупных изданий и литературных журналах; мужчины выигрывали превосходящее количество литературных наград; и писателям мужчинам, таким как Норман Мейлер , могли сойти с рук следующие заявления:

Я должен сделать ужасное заявление – мне нечего сказать ни об одной из талантливых женщин, которые пишут сегодня. Из-за одного моего несомненного недостатка – я не могу их читать. На самом деле я сомневаюсь, станет ли хоть одна женщина-писатель действительно захватывающей раньше, чем первая шлюха станет девочкой по вызову и расскажет свою историю. Рискуя заполучить дюжину злейших врагов на всю жизнь, я скажу, что запах, который я каждый раз чую от женских чернил, всегда обреченный, устаревший, причудливый, ничтожный. Это запах психоза, изувеченности, жути, светскости, фригидности, налета барокко, прихоти разукрашенного манекена, или еще чего-то яркого и мертворожденного. Так как у меня никогда не получалось читать Вирджинию Вульф, и иногда я хочу поверить, что это, предположительно, моя вина, этот вердикт может быть справедливо воспринят как косноязычие дурновкусия, по крайней мере теми читателями, что не разделяют со мной эту точку зрения, – но хороший романист может обойтись без всего, кроме остатка своих шаров.

Женщины-потребители тратят на книги больше, чем мужчины, хотя «вероятнее всего» человеком, покупающим книгу, является темнокожая женщина с высшим образованием. И все еще с большей вероятностью публикуют мужчин. До сих пор больше книг издается мужчинами, а я не говорю о книгах из девятнадцатого века. В 2017 году статья Франсин Проуз должна казаться историческим артефактом, но любой, кто обращает внимание, знает, что, хотя произошли изменения, литературный мир не смог избежать той роли, которую играет предвзятость в том, кто публикуется, кто рецензируется и где, и чьи работы, скорее всего, будут хвалить как «гениальные». (Давайте. Поищите в google «Литературный гений». Я подожду.)

Доктор – это доказательство, что когда речь заходит о женщинах, некоторые мужчины не слушают. Это земля, где истории женщин заглушают. Ребекка Солнит утверждает, что молчание – это состояние, навязанное бессильным. С точки зрения Солнит, когда женские истории не слышат, это акт заглушения. Это угнетение, конечным результатом которого является нехватка женщин в литературе, – это то же самое угнетение, которое приводит к нехватке писателей другого цвета кожи на страницах журналов и среди авторов. Ирония в том, что женщинам-авторам и авторам с другим цветом кожи не обязательно писать о женщинах или людях с другим цветом кожи: они могут писать о чем угодно. Предположение, что женщины могут писать только о женщинах, похоже на некое мнение традиционалистов о том, что женщинам разрешено выполнять только «женскую работу», какой бы она ни была.

Чтобы подтвердить ощущение недостатка историй, у нас также есть способ проверить эту нехватку: организация VIDA (феминистическая литературная организация – прим.пер.) опубликовала подсчет, который провели «Женщины в литературе». Изначально подписи в журналах и газетах рассматривались с бинарной точки зрения: мужчина – женщина.

В работе, которую провела Роксана Гей, список был расширен, чтобы включить исследование того количества, которое включало расовую и этническую идентичность писателей. Дальнейшее расширение позволило подсчету добавить категории по инвалидности и изучить сам пол, разбив бинарную структуру, чтобы учесть писателей, которые идентифицировали себя как транс-женщин или транс-мужчин, и в категориях гендерофлюида.

С разделением на эти категории выявились другие замалчиваемые типы. Хотя соотношение мужчин и женщин-писателей в 2010 году ужасает, дальнейшие подсчеты показывают, что даже в 2015 году, последнем году в котором велась статистика VIDA, вероятность того, что статья, которую вы читаете, была написана белым мужчиной или белой женщиной, все еще непропорциональна белому представлению в общей популяции. (В целях идентификации: я – белая гетеросексуальная цисгендерная женщина.)

Внимание, которое VIDA сконцентрировало на определенных изданиях, дало положительные результаты. Издания, которые опубликовали несколько женщин в 2010 году, усердно работали, чтобы достичь почти гендерного паритета к 2015 году. Однако другие издания отрицают подсчеты VIDA, настаивая на том, что попытка выйти за пределы своих сетей писателей-мужчин в поисках женщин-писателей каким-то образом нарушит баланс материала, который они производят.

Но фраза моего доктора снова напомнила мне, что за пределами мира, где люди читают об этой статистике, цыкают зубом или качают головами, есть мир, в котором многие читатели книг все еще выбирают книгу, имя на обложке которой соответствует полу читателя.

Уважаемый невролог – это не необразованный человек, поэтому любая попытка отнести комментарий моего доктора к общему невежеству не работает. Он знал о книгах достаточно, чтобы знать, что такое Пулитцеровская премия и сформировать мнение о том, чего он может ожидать от книги, получившей приз. На что он жаловался мне, так это на то, что книга, которую он прочитал, не оправдала его ожиданий относительно хорошего языка. Размышляя об этом и о других вещах, которые он мне сказал, я рискну предположить, что он одновременно культурный и политический консерватор. Я также предполагаю, что он не читает мою работу. Здесь, во Флориде, куда я переехала в начале 2016 года, я обнаружила, что большинство людей не разделяют мои взгляды. Но доктор удивил меня.

После признания, что он никогда не читал книгу, написанную женщиной, он попросил меня предложить книгу. «Кого из женщин-писателей мне следует прочитать?»

Этот вопрос лишил меня дара речи, так как ответ настолько огромен, что не имеет смысла. Я пролопотала что-то невнятное, и он спросил меня, не позвоню ли я в его офис позже, чтобы дать ему несколько рекомендаций. Когда я ехала домой, мой мозг наводнили имена писательниц и названия книг, которые я любила. Глория Нейлор. Чимаманда Нгози Адичи . Маргарет Этвуд . Кэрол Шилдс . «Женщина вверх по лестнице» («The Woman Upstairs»). «Девочки в огне» . «Джейн Эйр» . Эти и десятки имен и названий книг пролетали у меня в голове.

В конце концов я остановилась на Хилари Мантел и «Вулфхолле» . Я подумала, что история прихода к власти Томаса Кромвеля, интрига при дворе Генриха VIII и то, что Мантель рассказывает историю с точки зрения Кромвеля – все это казалось аспектами романа, который мог бы привлечь его внимание.

Я сопротивлялась искушению отправить ему совет почитать Октавию Батлер или Маргарет Этвуд . Я думала, что сразу вызывать у него чувство дискомфорта – не лучший способ начать. Книги, которые он упоминал, не нравились мужчинам, не были столь культурно сложными, поэтому я не видела смысла в том, чтобы предлагать ему женщину-писателя, которая вызвала бы те же чувства. И я бы также не стала упоминать сборник рассказов Мантел «Убийство Маргарет Тэтчер» . Он мог найти его самостоятельно.

Я снова его увижу в мае. Я надеюсь, что он последует моему совету и прочтет Мантел. Возможно, он даже взял сиквел «Внесите тела» , хотя я этого от него не жду. Если он опять попросит меня посоветовать ему книгу, я уже знаю, что мне порекомендовать: «Половину желтого солнца» Чимаманды Нгози Адичи, книгу, выпущенную во время гражданской войны в Нигерии, которую многие помнят как «Гражданскую войну в Биафре».

Если бы я хотела, чтобы он прочитал художественную литературу, которая отражала бы мой опыт взросления как девушки-иммигрантки из рабочего класса в Америке, мой отбор литературы был бы жестким, отражая то, как классовая система оказывает несопоставимое влияние на тех, кто впрягается в литературный мир, и на тех, у кого есть время, необходимое, чтобы писать.

Но пока просто заставить его прочитать книгу, написанную женщиной, – это сложная задача. В стране, где только семьдесят два процента взрослых в прошлом году прочитали хоть какую-то книгу, поделиться всеми нашими историями – сложная задача для всех нас. Когда вы в последний раз читали книгу, написанную не автором, чья идентичность совпадала с вашей? Это вопрос, который мы все должны задать себе.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ