4 декабря 2019 г., 20:02

2K

Джо Хилл: «Когда твой отец — Стивен Кинг, мир полон чудовищ»

37 понравилось 1 комментарий 5 добавить в избранное

Джо Хилл , находясь в тени (и свете) своего знаменитого отца

Каждую ночь у нас было новое чудовище.

У меня была любимая книга, «Bring on the Bad Guys». Это была огромная, толстая коллекция комиксов в мягкой обложке, и, как легко догадаться по названию, к героям она имела крайне опосредованное отношение. Это была антология рассказов о худших из худших, о мерзких психопатах с соответствующими им лицами.

Папа каждый вечер читал мне эту книгу. У него попросту не было выбора. Это было что-то типа сказок Шехерезады. Если он мне не читал, я не желал оставаться в постели. Я выскальзывал из-под своего имперского одеяла и бродил по дому в трусах и майке с изображением Человека-Паука, во рту у меня был обслюнявленный палец, а через плечо перекинуто грязное одеяло. Так я мог бродить под настроение хоть всю ночь. Отцу приходилось читать, пока у меня не слипались глаза, и даже тогда он мог спастись только бегством, обещая, что выскочит покурить и тут же вернется.

Я обожал недочеловеков из «Bring on the Bad Guys»: безумные существа, которые выкрикивали неразумные требования, бесновались, если не добивались своего, ели руками и жаждали укусить врагов. Конечно, я был от них в восторге. Мне было шесть лет. У нас было много общего.

Папа читал мне эти истории, его палец двигался от панели к панели, чтобы мой усталый взгляд мог следить за действием. Если меня спросить, какой голос у Капитана Америки, я отвечу: у него голос моего папы. Как и у Дормамму. Как и у Сью Ричардс, Невидимой девушки – папа изображал девичий голос.

У всех у них был голос моего папы.

Большинство сыновей делятся на две группы.

Вот мальчик, который смотрит на своего отца и думает: «Ненавижу этого сукиного сына, клянусь Господом, никогда не буду на него похож». А есть мальчик, который стремится быть похож на своего отца: вырасти таким же свободным, добрым человеком, которому хорошо быть собой. Такой ребенок не боится походить на своего отца ни словом, ни делом. Он боится, что не оправдает ожиданий.

Мне кажется, что первый тип сына – это тот, кто по-настоящему потерялся в тени своего отца. На первый взгляд это кажется нелогичным. В конце концов, вот чувак, который взглянул на папу и решил уносить ноги как можно дальше и быстрее. Какое расстояние должно оказаться между тобой и твоим стариком, чтобы ты, наконец, освободился?

И все же на каждом перекрестке своей жизни наш парень находит за спиной отца: на первом свидании, на свадьбе, на собеседовании. Каждый выбор должен быть взвешен на примере отца, ведь наш парень знает, что надо делать наоборот… таким образом плохие отношения продолжаются и продолжаются, даже если отец и сын годами не общались. Столько беготни, а парень так ничего и не добился.

А второй паренек слышит цитату Джо Донна: «Мы – лишь тени наших отцов, отбрасываемые в полдень», кивает и думает: «Черт возьми, разве это не правда?». Ему повезло – ужасно, несправедливо, глупо повезло. Он волен быть самим собой, поскольку это путь, который избрал его отец. Отец, по правде говоря, вообще не отбрасывает тени. Вместо этого он становится источником света, с помощью которого ты начинаешь яснее и четче видеть мир.

Я пытаюсь вспомнить, как мне повезло.

Сегодня мы считаем чем-то само собой разумеющимся, что если нам нравится фильм, мы можем его пересмотреть. Вы поймаете его на Netflix или разоритесь на DVD-бокс с кучей дополнительных видео.
Но до 1980 года, если вы посмотрели фильм в кинотеатре, скорее всего, вы его не увидите во второй раз, если только его не покажут по телевизору. И в основном вы меняли картинки в памяти – предательский, иллюзорный формат, впрочем, не лишенный своих достоинств. Изрядное количество фильмов лучше всего смотреть по смутным воспоминаниям.

Когда мне было десять, отец принес домой лазерную машину, предшественник DVD-проигрывателя. Он купил три фильма: «Челюсти», «Дуэль» и «Близкие контакты третьей степени». Фильмы шли на этих громадных мерцающих тарелках и слегка напоминали смертоносные фрисби, которыми Джэфф Бриджес швырялся в «Троне». На каждом блестящем, переливающемся блюде было по 20 минут видео с каждой стороны. Когда 20-минутный отрывок заканчивался, папе приходилось вставать и переворачивать его.

Все лето мы пересматривали «Челюсти», «Дуэль» и «Близкие контакты третьей степени» снова и снова.

Диски перепутались: 20 минут мы смотрели, как Ричард Дрейфус карабкается по пыльным склонам Башни Дьявола, чтобы добраться до инопланетных огней в небе, потом 20 минут наблюдали, как Роберт Шоу сражается с акулой и она его разрывает надвое. В конечном счете они стали мало походить на отдельные истории, а больше на одно лоскутное одеяло людей с безумными глазами, пытающихся убежать от безжалостных хищников, ищущих спасения в звездном небе.

Когда я тем летом пошел плавать, нырнул и открыл глаза под водой, то был уверен, что увижу, как из темноты на меня надвигается громадная тень. Не раз я слышал, как кричу под водой. А когда я возвращался в спальню, то почти ожидал, что мои игрушки заживут комичной, сверхъестественной жизнью, подпитываемые энергией, излучаемой пролетающими НЛО.

Каждый раз, когда мы с папой катались на машине, то играли в «Дуэль». Снятая 20-летним Стивеном Спилбергом, «Дуэль» рассказывала о неудачнике в Plymouth (Дэннис Уивер), бешено мчащемся по калифорнийской пустыне, улепетывая от безымянного, невидимого дальнобойщика на тягаче Peterbilt. Это была (и остается по сей день) обожженная солнцем работа фальшивого Хичкока и хромированная презентация для раскрытия режиссерского потенциала.

Когда мы с папой выезжали на прогулку, нам нравилось играть, будто за нами гонится грузовик. Когда этот воображаемый грузовик врезался в нас, отец давил на газ, будто нас стукнули или задели боком. Я метался по пассажирскому сиденью и орал. Разумеется, никаких ремней безопасности не было. Это был 1982, может, 1983 год… На сиденье между нами стоял блок пива… когда папа приканчивал одну банку, пустая вылетала в окно вместе с сигаретой.

В конце концов грузовику полагалось нас раздавить, отцу – издать пронзительный вопль и плыть туда-сюда по дороге, изображая мертвых. Он мог целую минуту ехать с высунутым языком и сдвинутыми набок очками, показывая, как грузовик его хорошенько потрепал. Всегда за этим следовал взрыв, совместная смерть на дороге, отец и сын, убитые нечестивым восемнадцатиколесником зла.

* * *


Когда я начинал, я боялся, что люди узнают, что я сын Стивена Кинга , потому я надел личину другого человека. Но истории всегда говорили правду, истинную правду. Думаю, с хорошими историями оно всегда так. Все написанные мной истории – неизбежный продукт творческой ДНК: Брэдбери и Блок, Савини и Спилберг, Ромеро и Фанго, Стэн Ли и К.С. Льюис, но больше всех – Табита и Стивен Кинг.

Несчастный творец возмущается, очутившись в тени более значимых художников. Но если вам повезет – а я уже говорил, что мне фантастически повезло, и, пожалуйста, Господи, пусть это продлится как можно дольше – эти более значимые художники прольют свет на ваш жизненный путь.

Перевод: ne-ta-lady
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: Literary Hub
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Авторы из этой статьи

37 понравилось 5 добавить в избранное

Комментарии 1

Сынок, я смотрю, освоил уроки отца, и стал продавать свою биографию не хуже папани. По крайней мере мистификация биографии уже ничего - правда, как по мне слишком пересолил.

Читайте также