«В прошлом году родилось 362 Лиры»: за что мы любим героиню Пулмана

Пока сериал «Темные начала» выходит на ТВ, заслуженный детский автор Кэтрин Ранделл рассказывает о том, как задиристая девчонка стала одним из самых любимых персонажей литературы

Автор: Кэтрин Ранделл

Впервые я прочла трилогию «Темные начала» Филиппа Пулмана в юном возрасте, и это было похоже на откровение. В этих книгах была шероховатая плотность с животным духом, с которой мне редко приходилось иметь дело до этого, а в центре сюжета был ребенок, сообразительный и с распахнутыми для истины объятьями, поливающий грязью детей-конкурентов, и ее дух-спутник, деймон Пантелеймон. Я тотчас же решила, что величайшая героиня всей Британской детской литературы — это Лира, несмотря на абсолютное признание славы и радости от приключений Алисы в Стране Чудес, Софи в «Ходячем замке» Дианы Уинн Джонс , Сефи Хедли в «Крестиках и ноликах» Малори Блэкман и Матильды Роальда Даля.

И есть убедительные доказательства того, что многие люди моего поколения ощущали то же самое. Пулман теперь разделяет с Шекспиром, Джонатаном Свифтом и Филиппом Сидни честь популяризации англоязычного имени, ставшего частью лексикона. Мы обязаны именем Ванесса Свифту, который дал его в качестве необычного прозвища своей возлюбленной Эстер (для краткости Эсса) Ванхомрин, а Памела (произносится первоначально как Памила) — Сидни. У Шекспира как минимум два: первое упоминание Миранды (от «мирандус», что означает «чудесный») — в «Буре» , а Джессика, вероятно, англицизация ветхозаветного еврейского имени Иска, впервые встречается на английском в «Венецианском купце» . Ну а в прошлом году родилось 362 новых Лиры.

Изначально это имя произошло из-за недопонимания. Пулман сказал в интервью «New Yorker»: «Был гимн, который мне особенно понравился, под названием "Иисус Христос воскрес сегодня, Аллилуйя"… А под номером гимна, напечатанным мелким курсивом, обычно стояло имя автора. В данном случае это была Лира Давидика. Он подумал, что это красивое имя. «А на самом деле Лира Давидика означает "арфа Давида". "Лира" — это греческое слово для обозначения музыкального инструмента, а именно арфы».

Откуда же взялась сама Лира? Я думаю, что ее ДНК из разных мест: от плутов в старых английских балладах, от Уильяма Брауна и его Хулиганов, от осиротевшей Золушки (но не диснеевской, а версии 17 и 18 веков, остроумной, хитрой и крайне жестокой; например, в интерпретации Джамбаттисты Базиле Зезолла убивает свою мачеху, отрубая ей голову крышкой сундука). Пулман сказал: «Лира просто пришла ко мне такой, какая была. Я ничего не менял в ее пользу. Имея 12-летний опыт преподавания в средних школах, я прекрасно понимал, что в каждом классе есть своя Лира. Когда меня спрашивают о ней, я всегда подчеркиваю, что Лира не особенная. Она обычная, если не сказать заурядная. Но именно эти общие со многими настоящими девочками качества, помогают ей, когда она попадает в необычные обстоятельства».

Так что Лира в каком-то смысле совершенно обычная: твердо стоящая на своих грязных ножках, лгунья, не особо заботящаяся о последствиях своей лжи. И именно эта заурядность делает ее такой живой. Несмотря на то, что у ведьм есть пророчество о ней, в отличие от Гарри Поттера она не имеет какой-то особой магии, в ней нет ничего, что делало бы ее уникально подходящей для предстоящей ей задачи. Она не родилась, но стала героиней. Как говорит Пулман: «Я в некотором роде старомодный экзистенциалист: бытие определяет сознание, и я буду спорить со всеми, кто утверждает иное». Чтобы стать героиней, придется потрудиться, говорят нам книги: напряженные усилия, неослабевающее внимание к миру, готовность снять шелуху со своего сердца.

Но, конечно, она и не совсем обычна, потому что у нее есть устройство, похожее на компас, которое может сказать правду, одно из самых прекрасных изобретений детской фантастики, наряду с кольцом Толкина и пером Роулинг: алетиометр (от греческого «aletheia» — правда). Ее способность читать его дает ей в мире книги необычайный авторитет, в котором большинству детей отказано. Она способна преодолеть тот аспект детства, который мне было труднее всего вынести: чувство исключенности из мира, простирающегося настолько дальше вашего понимания, что он кажется болезненно непроницаемым. Я читала в яростном стремлении познать мир. Я больше всего ненавидела то, чего не понимала.

Я думаю, что истинный герой или героиня должны иметь и то, что мы хотим или чему завидуем (например, титул принца датского или добрая фея) и то, что есть у нас (мучения от неуверенности в себе; переходный возраст). У Лиры есть и то, и другое в образе Пантелеймона. Деймоны — животные проявления человеческой души – и есть главная причина жизненной пульсации книг: ведь в них вдвое больше жизни. Дети, с которыми я встречаюсь во время визитов в школы или книжных фестивалей, часто спрашивают меня, каким был бы мой деймон? Для целого поколения читателей это стало своего рода таксономией самоопределения. Я думаю, мой был бы кем-то, стремящимся ввысь: белка или не слишком яркая птица. Только остерегайтесь людей, которые говорят «леопард»: они сами себя не знают.

Но мои сокровенные желания изменилось по ходу чтения. К «Янтарному телескопу» , последней книге трилогии, я мечтала уже не об алетиометре и даже не о деймоне, а о любви. Лира влюбляется в Уилла Парри и потрясена этим. Их любовь ощущается физически: «Я хочу целовать тебя, ложиться с тобой и просыпаться с тобой каждый день моей жизни, пока не умру». Сексуальность и взрослая любовь, с ней приходящая, в мире Пулмана — то, что нужно лелеять: нечто, видимое в истинном свете, более захватывающее и удивительное, чем езда по снегу на бронированном медведе. Пулман сказал в интервью несколько лет назад, что его книга является версией «Потерянного рая»: «Что я хотел сделать, так это представить грехопадение как нечто абсолютно положительное. Людям полезно познавать, расти, становиться сексуальными существами».

И любовь Лиры открывает в ней иное зрение: именно преобразующее видение ее любви позволяет ей — не буду раскрывать сюжета — спасти мир Пулмана. Это, пожалуй, последняя причина, по которой Лиру так любят: она отчасти является философским доказательством Пулманом аргумента, лежащего в основе всех трех книг трилогии: внимание. Лира и Пан видят все. Она, прежде всего, любознательна. Это основной посыл серии: чуткое внимание к миру. Мы должны относиться к миру с пристальным вниманием, и истинным падением было бы потерпеть неудачу в этом.

Я пишу детские книги уже более десяти лет. Когда я читаю лекции в школах, вопросы детей часто совпадают, независимо от страны. «Откуда вы берете свои идеи? Вы когда-нибудь застреваете? Сколько денег вы зарабатываете? Вы пишете ручкой?» Все эти вопросы кажутся мне совершенно справедливыми, и, на самом деле, это именно то, о чем я спрашиваю других писателей. Но недавно на фестивале в Италии я встретила более философскую группу 12-леток. Они спрашивали: «Какого цвета счастье?» и «Что бы вы изменили в своей жизни?» — как интервью с бандой маленьких ручек с блестками, знающих Кьеркегора. Последний вопрос был: «Что вы пытаетесь сделать, когда пишете?», и я подумала о «Темных началах». В детстве эти книги были мне нужны, как еда. И то, что я пытаюсь сделать, основано именно на этом: я хочу создавать истории, необходимые и полезные, как пища. «Темные начала» являются свидетельством того, какими могут быть детские книги: три книги, погружающие вас в праздник.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ