Самый лучший и необычный юмористический роман, когда-либо написанный?

Автор: Томас Грэм

«Я убежден, что из всех различных способов начинать книгу, которые нынче в употреблении в литературном мире, мой способ наилучший, — я уверен также, что он и самый благочестивый — ведь я начинаю с того, что пишу первую фразу, — а в отношении второй всецело полагаюсь на Господа Бога».

Это слова рассказчика Тристрама Шенди ближе к концу его вымышленной автобиографии «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», написанной Лоренсом Стерном в середине 18 века. И каким же образом он все же начал свою историю — так сказать, с самых корней, с момента зачатия, — хотелось бы знать? «Я бы желал, чтобы отец мой или мать, а то и оба они вместе, — ведь обязанность эта лежала одинаково на них обоих, — поразмыслили над тем, что они делают в то время, когда меня зачинали…» К сожалению, вмешательство в самый важный момент «разогнал и рассеял жизненных духов», и очевидно из-за этого Тристрам и был наделен теми чертами, которые и делают его таким исключительным рассказчиком.

Его создатель, Лоренс Стерн, был англиканским священником среднего возраста, служившим в приходе в Йоркшире на севере Англии. Благодаря Тристраму Стерн приобрел стремительную известность. «Первые два тома были чрезвычайно популярны», — говорит Джудит Хоули, эксперт по литературе 18 века, разделу BBC Culture. «Настолько, что имя Тристрам Шенди вошло в народную культуру. Так называли многие товары; его именем называли скаковых лошадей; было много подражательных романов. Оно стало маркетинговым феноменом». Стерн любил свою новообретенную славу. «Я писал не для того, чтобы прокормиться, а для того, чтобы стать известным», — так любил он говорить. Ко времени своей смерти спустя восемь или девять лет после написания первых томов, он закончил еще семь.

Настолько велика была слава Стерна, что когда расхитители могил украли его только что похороненное тело и продали профессору анатомии в Кембридже, студент за секционным столом узнал его лицо. Тело было возвращено в место упокоения лишь с частичным надрезом в области черепа. Или, по крайней мере, так гласит предание. И предание это отлично отражает значение слова “Shandy”: на йоркширском наречии – «странный», «с придурью» (на английском «crack-brained» – дословно «с трещиной в черепе»).

Тристрам Шенди имел такой успех, потому что книга была сенсационной – не просто хорошая история, но очень экспериментальная история. Автор своевольно обошелся с общепринятыми тогда нормами написания романа, такими как линейность и структурированность сюжета, и прибегнул к инновационным подходам, таким как рассказчик, разбирающийся во всем и вся. «И Стерн сочетает это с необычным повествованием о забавных неадекватных персонажах, проживающих свою изломанную жизнь», — говорит Хоули.

Этот самый Тристрам, который пишет свою автобиографию, родился только в третьем томе. Его отец, Уолтер, обожающий глубокомысленные интеллектуальные дискуссии. Мягкий дядя Тоби, раненный на войне и теперь одержимый всем, что касается крепостных сооружений; и капрал Трим, лакей Тоби. Доктор Слоп, местный акушер, и Парсон Йорик, остроумный и недопонятый священнослужитель замыкают ряд ключевых персонажей. По крайней мере некоторые из них присутствуют при событиях в жизни Тристрама, которые и составляют нить повествования: неудачное зачатие Тристрама, рождение и крещение, его случайное обрезание, которое произошло по вине упавшей оконной рамы.

Но назвать эти события последовательными нельзя, так как временная шкала книги запутанна, события то растянуты во времени, то сжаты, с отсылами в прошлое и вообще беспорядочны. Предисловие автора появляется только в третьем томе, когда мать Тристрама его рожает, а мужчины семейства Шенди задремали: «Всех моих героев сбыл я с рук: — в первый раз выпала мне свободная минута, — так воспользуюсь ею и напишу предисловие». Конец, «Finis», располагается ближе к четвертому. В шестом же томе, как будто жалея об этих отклонениях, Тристрам предполагает дальше писать роман в «точной линии». Он сразу же переходит к путевым заметкам о Франции. В определенный момент Тристрам подмечает, что он пишет уже год, а в книге не постарел ни на день. Таким образом, он еще больше отстает.

На протяжении всего произведения лишь голос Тристрама объединяет его разрозненные части, дает ощущение целостности. Предтеча «потока сознания», стиль Стерна строится на ассоциации понятий, с оригинальным использованием пунктира для имитации хода мысли и разговора. Пунктиры покрывают каждую страницу, различаясь по длине и экспрессивности, но они – своеобразные швы между одной мыслью и следующей, возникающей, как правило, до того, как полностью оформилась первая. Благодаря этому возникает ощущение постоянной импровизации.

Но сказать, что голос этот принадлежит Тристраму, будет упрощением. Он знает вещи, которые не должен был бы знать, и не знает того, что должен. Периодически сам Стерн выходит на поверхность, например, когда в каждом новом томе пародирует критиков, сказавших что-то грубое о предыдущем. «Стерн играет с достоверностью, голосом и идентичностью», — говорит Патрик Уайлдгаст, куратор Шенди Холла, музея, который располагается в йоркширском доме, в котором Стерн писал Тристрама Шенди. «Когда мы пытаемся добраться до важного момента, Стерн сразу же напускает тумана, и мы ничего не можем понять. И это, в общем-то, хорошо».

Если язык книги витиеватый, то в отношении внешнего облика книги Стерн был предельно серьезен. Сохранившиеся до наших дней письма Стерна издателям очень требовательны в отношении качества бумаги, вида печати и компоновки, а еще он отслеживал печать каждого тома. Причина тому – определенные визуальные элементы, включая три знаменитых разрыва текста.

Неправдоподобная история

Первый появляется в середине первого тома, когда Тристрам рассказывает о смерти Парсона Йорика. Глава заканчивается, а противоположная страница – черного цвета, чернильное пятно, также как и оборотная страница. Второй текстовый разрыв, страницу под мрамор, мы находим в третьем томе. Первоначально эти страницы разрисовывали под мрамор вручную, до того, как сшивать книгу. В современных изданиях страница под мрамор черно-белая и однотипная, что лишает ее значения. Задумка была в том, чтобы у каждого читателя был уникальный дизайн страницы так, что вроде бы все читали одну и ту же книгу, но на самом деле у каждого был бы свой уникальный экземпляр. И последний разрыв – пустая страница в конце шестого тома, когда Тристрам представляет вдову Водмен и предлагает читателю взять перо и «нарисовать ее по своему вкусу — как можно более похожей на вашу любовницу — и настолько непохожей на вашу жену, насколько позволит вам совесть, — мне это все равно – делайте так, как вам нравится».

«Задумка Стерна очевидна, — говорит Уалдгаст. — Страница под мрамор красива. Черная страница неожиданна. А пустой страницей он хочет сказать, что самое важное в любой книге – это ваше воображение».

На первый взгляд, Тристрам Шенди – нечто феноменальное. Стерн был приходским священником, который баловался журналистикой и немного сатирой, а затем в возрасте 46 лет сел и написал исключительно уникальную книгу. Все же в ней легко найти стороннее влияние.

В те времена, а было это в 18 веке, жанр романа не имел той формы и известности, что сейчас. Но некоторые авторы и их подражатели уже установили определенные нормы. Одним из них был Генри Филдинг с романом про Тома Джонса, в котором рассказчик ведет повествование от третьего лица, и таким образом, безусловно, является предшественником Тристрама Шенди. Двое других – Сэмюэль Ричардсон с Памелой и Клариссой, а также Даниель Дефо, чей Робинзон Крузо положил начало модели повествования «от колыбели до могилы»: «Я родился в 1632 году в городе Йорке…» — так начинается этот роман. Конечно, Стерн доводит эту идею до крайности. Кроме того, он подражает мастодонтам прошлого – Дон Кихоту и Рабле, что подмечали критики того времени. «Присутствовало парадоксальное ощущение чего-то инновационного и в то же время подражательного», – говорит Хоули.

Несмотря на то, что Роберт Додсли, лондонский издатель, отказался печатать первые два тома Тристрама Шенди, и они были напечатаны в частной типографии, они сразу же снискали популярность. Все девять томов были изданы за семь-восемь лет частями (возможно, Стерн заранее этого не планировал, как, например, позже Чарльз Диккенс свои романы с продолжением. Возможно, он писал продолжения ради славы или чтобы заработать на хлеб). Но не все критики были благожелательно настроены. В 1776 году не кто иной, как Доктор Джонсон (Сэмюэль Джонсон, так его стали называть после получения докторской степени в Оксфорде) заявил с безрадостной уверенностью: «Ничто странное долго не протянет. "Тристрам Шенди" приказал долго жить».

И все же протянул он долго. И не только сам по себе роман, но и его влияние. «Диккенс перенял осознание времени, в которое жил; свой персонаж – Доктора Слоупа – Теккерей срисовал с доктора Слопа», — говорит Хоули. «Персонаж дяди Тоби – этот сентиментальный и вызывающий симпатию герой — стал непреходящим наследием 19 века. Я думаю, что Мистер Дик из Дэвида Коперфильда был частично основан на нем… Но только в 20 веке авторы начинают в большей степени обращаются к прошлым экспериментам: временная шкала словно бы сошедшая с ума, радикальные эксперименты с разрывом страниц». А вышедшая в 2005 году экранизация книги под названием «Тристрам Шенди: история петушка и бычка» в той же степени незаурядна – с тщательно проработанной, отклоняющейся от темы структурой и множеством черного юмора.

Тристрам Шенди стал начальным этапом развития экспериментальной литературы. Возможно даже, что это был первый «поток сознания» — стиль, который позднее перенял Джеймс Джойс. Исследования Стерна о том, что составляет роман и об отношениях между автором и читателем, оказали сильное влияние на таких писателей, как Вирджиния Вульф. А еще способ, которым он пытается вывести читателя из пассивного состояния и заставить размышлять – и не только тремя знаменитыми разрывами текста, – дает каждому читателю возможность сделать эту книгу индивидуальной. Возможно, именно поэтому она до сих пор кажется авангардной.

«Вы можете что-то анализировать, можете создавать это формально, и можете превратить все это в эксперимент с подписью в конце "Что и требовалось доказать", но также важно, чтобы книга была живой, отдаться на волю случая, — говорит Уалдгаст. — Этот ингредиент в Тристраме Шенди — самый значительный. Эмблема произведения Стерна – страница под мрамор – была создана совершенно случайно».

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ