Как нужно придумывать название книге: на наглядном примере «Море, море» Айрис Мёрдок

Автор: Эмили Темпл (Emily Temple)

Начнём с очевидного: в названии есть заклинательный эффект повторения, поток согласных звуков, четкий отстук четырёх слогов. Оно приятно на слух, как и положено любому хорошему названию. Это название манит, словно чары (всем знакомый призыв «купи меня, купи»), или просто вводит в транс. Есть здесь и какая-то загадка — почему название двойное? Почему не просто «Море», если речь пойдёт о нём? Ребекка Хейзелтон пишет: «Анафора требует всё больше, больше и больше, и на этот вопрос мы никогда не сможем ответить. Чары названия сработали на мне, когда я впервые увидела корешок этой книги в магазине, и я её купила. Чисто по моим ощущениям, это до сих пор самое моё любимое название книги из всех».

Теперь о происхождении названия. Как пишет Питер Дж. Конради в своей биографии Мёрдок, название её романа «Море, море» (1978), получившего Букеровскую премию, происходит от клича, который издавали греки во время персидских войн, завидев, наконец, солёную воду (т.е. Чёрное море). Об этом рассказывает Ксенофон в своём труде «Анабасис. Греческая история» Ксенофонт . На греческом клич звучит так: «Θάλαττα! θάλαττα! или Thálatta! thálatta!»

Об этом факте говорится и у Жюля Верна в «Путешествии к центру Земли» :

Необъятная поверхность воды — озера или океана, простирающаяся далеко за пределами видимого глазу, сильно напоминает мне открытое море, после долгого отступления исторгшее из уст десяти тысяч Ксенофонтовых греков одновременный клич — Thálatta! thálatta! Море! Море!

Также, и совсем не зря, это название носит одна музыкальная группа.

Даже без этой ассоциации с классикой (которую я, не будучи знатоком древнегреческого, сама бы не нашла — воспользовалась Гуглом), это явный клич, выкрик ясно произносимый и без всякой пунктуации; он может быть печальным или ликующим, в зависимости от настроения читателя. Для названия это еще одно прекрасное свойство-функция отражения. Говоря о пунктуации, Мёрдок, учитывая источник, могла бы оставить восклицательный знак, но не стала этого делать, что, как я считаю, признак легендарной сдержанности с её стороны. Было бы умно поставить это восклицание. Вышло бы смешно и хитро, а это, в немалой степени, смешная и хитрая книга.

Но без восклицания название лучше, лучше из-за сдержанности Мёрдок. Я бы даже сказала, что восклицание наполовину подразумевается, не важно, знаете ли вы о Thálatta! или нет, но только наполовину. В сущности, отсутствие восклицания даёт пространство для тоски, небольшой опасности — оно как бы говорит: «Кто знает, что "море, море" задумало в данный момент». Оно может быть спокойным и безмятежным или бушующим и бурным.

Что важнее всего, название идеально подходит самой книге. «Море, море» представляет собой личный дневник Чарльза Эрроуби, прожившего жизнь эгоиста в театральном мире. Недавно он удалился от света в большой дом в приморском городке.

О благословенное северное море, настоящее море, с чистыми, милостивыми приливами и отливами, не то что Средиземное, этот котел вонючего разогретого супа! (здесь и далее пер. М. Лорие)

Море быстро становится — неведомо для нашего рассказчика – символом многих вещей, включая самообман Эрроуби. Он «бесстрашный и умелый пловец», рассказывает он нам, и «резвился словно дельфин» в «океанах другого полушария», но при этом не может взобраться на берег по скользким скалам после купания голышом, и чуть не тонет. Мёрдок даёт себе волю при описании напыщенности своего персонажа, при этом получая огромное удовольствие.

Можно сказать, Эрроуби любитель драматических эффектов. Он из тех людей, что даже на пенсии могут резко распахнуть ставни и торжественно возгласить в небеса: «Море, море!»

Роман, будучи его дневником, тоже не лишён театральности, и прямо видно, как он (и Мёрдок) приуготовляет читателям различные хитросплетения. Море – отражение тревог главного героя и, возможно, зеркало его души. Если честно, иногда оно действует слишком символично, но также море проделывает тонкий трюк, становясь единственным персонажем, способным поспорить с Эрроуби за центральную роль в сюжете. Возможно это и хотела нам сказать автор таким названием. Кто наш герой? Море, море! Эрроуби бы точно разрыдался.

Весь роман гипертрофирован, полон преувеличения. Речь в нём идёт об одержимости, что делает выбор названия оправданным. Совпадение, достойное самого банального театрального штампа — стареющий Эрроуби находит свою давно потерянную возлюбленную, единственную девушку, на которой он хотел жениться («но она исчезла», — поведал он нам) в том маленьком городке, где он решил поселиться. Он пытается «спасти» её, несмотря на то, что в спасении она не нуждается. Он практически преследует женщину, пока все не оборачивается катастрофой. Для неё, разумеется.

Есть ещё и третье «море», подразумевающееся в названии – то, с которого начинается роман, наша дверца, приоткрывающая мысли Эрроуби.

Море, которое раскинулось передо мною сейчас, когда я пишу эти строки, не сверкает, а скорее рдеет в мягком свете майского солнца.

Для вашего и своего удовольствия, я продолжу:

Начался прилив, и оно тихо льнет к земле, почти не тронутое рябью и пеной. Ближе к горизонту оно окрашено в пурпур, прочерченный изумрудно-зелеными штрихами. У самого горизонта оно темно-синее. Ближе к берегу, где вид на него ограничивают громоздящиеся справа и слева песочно-желтые скалы, протянулась зеленая полоса посветлее, ледяная и чистая, но не прозрачная, а приглушенно-матовая. Здесь север, и яркий солнечный свет не проникает в толщу моря. Там, где вода лижет скалы, на ее поверхности еще сохраняется пленка цвета. У самого горизонта очень бледное безоблачное небо разбросало по темно-синей воде легкие серебряные блики. К зениту небесная синь густеет, вибрирует. Но небо какое-то холодное, даже солнце какое-то холодное.

Немаловажное наблюдение: какая смелость — начать роман на 500 с лишним страниц подробным описанием различных оттенков моря!

Меня и этот отрывок достаточно захватил (тут я, кажется, в меньшинстве), но, словно чтобы укрепить свои позиции, вот что автор пишет дальше:

Не успел я закончить этот абзац, предназначенный служить вступлением к моим мемуарам, как произошло нечто до того немыслимое, до того страшное, что и сейчас я не в силах это описать, хотя прошло уже немало времени и я, кажется, даже нашел этому возможное объяснение, правда, не особенно успокоительное. Может быть, спустя еще какое-то время я немного приду в себя, и голова прояснится.

Считайте, что чары сработали. Еще, еще.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ