The New Yorker: Научная фантастика состоит не только из антиутопий

Автор: Джойс Кэрол Оутс

Когда в предисловии «Женского портрета» Генри Джеймс отметил, что в «институте художественной литературы не одно окно, а миллион», он не мог знать о появлении жанра, который мы назвали расплывчатым термином «научная фантастика». Еще меньше он ожидал появления гуманистической научной фантастики, которую ассоциируют с Тедом Чаном , дебютировавшим в 2002 году со своим сборником «История твоей жизни» , который получил многочисленные награды в сфере научной фантастики, и в состав которого входит рассказ «История твоей жизни», вновь открывший феномен времени и памяти с точки зрения языка (рассказ стал основой для фильма «Прибытие»). Другие рассказы сборника интерпретируют историю о Вавилонской башне, представляют индустриальный век под руководством големов из Каббалы, вновь поднимают старые споры теологов о природе Бога. Подобно своим выдающимся предшественникам, таким, как Филип Дик , Джеймс Типтри-младший , Хорхе Луис Борхес , Урсула Ле Гуин , Маргарет Этвуд , Харуки Мураками , Чайна Мьевиль и Кадзуо Исигуро , Чан следует проторенными тропами научной фантастики самыми нетрадиционными способами.

В своем новом сборнике рассказов «Выдох» Чан снова экспериментирует со сложными размышлениями в привычных, казалось бы, литературных формах. Современные темы, связанные с биоэтикой, виртуальной реальностью, свободой воли и детерминизмом, путешествиями во времени и использованием роботов с искусственным интеллектом (ИИ) подаются в простой и понятной форме. Рассказы Чана могут поразить нас загадками, озадачить вопросами вместо того, чтобы дать нам ответы на них, в его рассказах присутствует небольшая двусмысленность. Когда весь рассказ — одна большая метафора, сфокусированная на одной сюрреалистичной картинке, помогают отдельные кристально-чистые фразы, которые Джордж Оруэлл отстаивал как идеал прозы.

Новый сборник начинается с рассказа «Купец и волшебные врата», который оригинально представляет нам исследование путешествий во времени, разворачивающееся в загадочном древнем Багдаде, и рассказан так, будто это сказка из «Тысячи и одной ночи» . В нем Чан преподносит нам путешествия во времени в виде «ворот», пройдя через которые человек попадает в иное измерение и может встретить себя прошлого или будущего, однако, находясь в этом измерении, он ни на что не может повлиять. Серия связанных рассказов внутри рассказов показывает нам, что целью путешествий во времени должно быть осознание, а не вмешательство. «Прошлое и будущее ничем не отличаются друг от друга, человек не в силах изменить ни того, ни другого, зато он может лучше узнать и то, и другое, — объясняет нам рассказчик. — Мое путешествие в прошлое не отменило произошедших событий, но то, что мне удалось узнать, изменило все... Ничто не в силах перечеркнуть прошлое. У человека, желающего исправить совершенную им ошибку, есть только покаяние, искупление и прощение. И хотя кому-то может показаться, что это совсем немного, на самом деле этого больше чем достаточно!» В примечаниях в конце сборника Чан рассказывает, что на рассказ «Купец и волшебные врата» его вдохновил физик Кип Торн , который предполагает, что создать машину времени, подчиняющуюся теории относительности Эйнштейна, возможно. То, что действие разворачивается в мусульманской цивилизации, кажется Чану вполне закономерным, «так как принятие судьбы — одна из основ ислама». Это взаимодействие современных теорий и многовековых традиций является отличительной чертой воображения Чана.

Автомат, изобретенный в начале 20 века, является предметом рассказа «Краткое описание автоматической няни Дейси», который подается нам в виде выдержки из каталога музейного экспоната под названием «Маленькие дефективные взрослые — Отношение к детям с 1700 по 1950 года». Автоматическая няня, созданная для «взращивания рационализма в детях», оказывается слишком успешной моделью идеального родителя: ребенок, находившийся на ее попечении, испытывает дискомфорт в дальнейшем воспитании родителями и, скорее, «нуждается в машинной опеке, а не человеческой».

В то время как эта короткая история предстает нам в формате сухой выдержки из каталога, «Великое молчание», еще более короткий рассказ, является самым лирическим и трогательным рассказом сборника. В роли рассказчика выступает попугай из лесов Пуэрто-Рико, чей вид стоит на грани исчезновения. «Сотни лет назад мои сородичи были так многочисленны, что лес Рио-Абахо звенел нашими голосами, — рассказывает попугай. — Ныне мы почти вымерли. Вскоре в этом дождевом лесу станет так же тихо, как в остальной Вселенной». Великая тишина — загадка без ответа:

Вселенная так велика, что разумная жизнь наверняка возникала многократно. И так стара, что даже одного технологически развитого вида достало бы заселить всю Галактику. Но никаких признаков таких существ не обнаруживается нигде, кроме Земли. Люди называют это парадоксом Ферми.
...
Парадокс Ферми иногда называют еще Великим Молчанием. Во Вселенной полагалось бы звучать какофонии голосов, но вместо этого она полнится обескураживающим молчанием.

И пока люди находятся в поисках разумных внеземных цивилизаций, рассказчик наблюдает, как они не могут услышать сообщение вымирающего вида их собственной планеты.

В другом рассказе «Чего же от нас ожидают?» в новом приборе под названием «Предсказатель» загорается зеленая лампочка за секунду до того, как вы ее нажмете, тем самым доказывая отсутствие свободы воли. На самом деле, «Предсказатель» — это прибор наподобие миниатюрной машины времени («Внутри каждого «Предсказателя» электрическая цепь с отрицательным замедлителем времени, посылающим сигнал в прошлое»). Одним из последствий появления «Предсказателя» становится экзистенциальный недуг, от которого страдают люди, которые более не верят в свою собственную волю — «акинетическая немота, что-то вроде сознательной комы». Рассказчик, чье послание отправлено «где-то через год после того, как вы его получите», присылает важный совет всем жителям мира:

Я хочу сказать следующее: хотя бы делайте вид, что у вас есть право выбора. Необходимо, чтобы вы вели себя так, как будто от вас что-то зависит, даже если это не так. Реальность не так уж и важна. Ваша вера важнее, и вера в ложь — единственный способ не впасть в сознательную кому. Жизнь цивилизации теперь зависит от самообмана… Может быть, так было всегда.

Другой вид угрозы цивилизации описан в рассказе «Выдох», где мы узнаем, что «огромному "легкому" мира, источнику нашей жизни» грозит истощение. Все зависят от искусственных «легких», которые нужно регулярно наполнять воздухом, чтобы продолжать жить. Умерших при замене «легких» можно оживить, поставив новые, но, по неизвестным причинам, их память и сознание не восстанавливаются. Чтобы разобраться в причинах, рассказчик, не являющийся, в прямом смысле этого слова, человеком, проводит вскрытие своего собственного мозга:

Сначала я удалил сильно изогнутую пластину, формирующую заднюю и верхнюю поверхности головы, затем две менее изогнутые боковые... я видел свой открытый мозг... Даже с учетом того немногого, что приоткрылось моему взгляду, я мог сказать, что это было самое красивое и сложное устройство из когда-либо виденных мной, настолько превосходящее любой механизм, сконструированным человеком, что неопровержимо свидетельствовало о божественном происхождении.

И все же, когда откажет «огромное легкое», вся жизнь прекратит существование — от судьбы не сбежать, хоть рассказ и заканчивается оптимистичным «прощанием» с будущими жителями («Созерцайте чудо, которым является жизнь, и радуйтесь, что способны это делать»). Частично вдохновленный «Электрическим муравьем» Филипа Дика, в котором главный герой узнает, что он робот и его восприятие реальности зависит от перфокарты в его груди, «Выдох» удается закончить на позитивной ноте, в отличие от произведения Дика.

Долгий, философский рассказ «Правда фактов, правда ощущений» продолжает размышления о памяти, исследуя, что происходит, когда поисковая система («Ремэм») помогает находить события, записанные в «ЖизнеВидео»:

Прямо сейчас каждый из нас — личная устная культура. Мы переписываем наше прошлое, как нам нужно, и защищаем то, что говорим о себе. Со своими воспоминаниями каждый из нас виновен в либеральной интерпретации своей личной истории, рассматривая предыдущие «я» как ступени на пути к теперешнему славному «я».
Но эпоха подходит к концу. «Рэмем» — это только первое поколение протезов памяти, и такие продукты получат всеобщее распространение, мы поменяем нашу уязвимую органическую память на идеальные цифровые архивы.

Стоит нам согласиться с цифровой документацией того, что действительно произошло, а не с тем, во что мы хотели бы верить, и мы больше не сможем спрятаться в наших «субъективных» Я. Будь это антиутопическим видением кибернетического будущего, подобное развитие технологий привело бы к уменьшению нашей человечности (как в «1984» Оруэлла, в котором Большой Брат всегда держал нас в поле зрения). Но видение будущего у Чана выглядит оптимистичнее. Все же, рассказчик рассматривает письменность как технологию и считает, что «мы стали когнитивными киборгами тогда, когда научились бегло читать».

Из девяти историй в «Выдохе» самая амбициозная — новелла «Жизненный цикл программных объектов». Новелла представляет собой подробный отчет, больше похожий на журнал ученого, содержащий (беспорядочные и непредсказуемые) истории людей, тесно связанных с разработкой нового, гениально запрограммированного вида виртуальных роботов («дигитанты фирмы Blue Gamma»). Виртуальный дигитант может быть выгружен в физическое тело, как в трогательной сцене, в которой дигитант Джакс, подойдя к своему наставнику-человеку Ане, смотрит на «маленькие волоски» на ее руках:

Джакс вытягивает руку, а потом большой палец вместе с указательным, пытаясь ухватить хоть несколько волос. Он делает пару попыток, но его пальцы все время соскальзывают, как захваты на торговом автомате. Он щиплет ее и отодвигается.

— Ой, Джакс! Это больно.

— Извини. — Джакс изучает ее лицо. — У тебя по всему лицу маленькие-маленькие дырочки.

В «Жизненном цикле» время бежит стремительно, не так плавно, как принято в литературе: «Прошел еще год», «Проходят еще два года. Жизнь продолжается». Постепенно мы начинаем понимать, что Джакс — не просто машина, по крайней мере в глазах Аны: «Она представляет, как с годами Джакс взрослеет как в "Реальном Пространстве", так и в реальном мире. Представляет его инкорпорацию, представляет его в роли юридического лица, с удовольствием работающего и зарабатывающего на жизнь... Представляет, как его принимает на равных поколение людей, выросших рядом с дигитантами и видящих в них потенциальных партнеров». В общем, отношения Аны и Джакса сравнимы с отношениями матери и ребенка. Чан в примечаниях автора отмечает без тени иронии, что работа с ИИ требует отношения «подобного хорошему воспитанию».

И правда, ирония редко встречается в космологии Теда Чана. Это одновременно удивительно и прекрасно, найти литературу, которая исследует подобные противоречивые миры с рвением и серьезностью, присущим жанру young-adult, и поднимает философские вопросы, на протяжении тысячелетий остающиеся без ответов. Материалистическая вселенная Чана — светское место, в котором если и существует Бог, то он принадлежит феноменальной области научного исследования и, обычно, не интересуется человечеством. Но это также место, в котором природное любопытство нашего вида приводит нас к шокирующим открытиям, а технический прогресс приводит к лучшей жизни, а не к вымиранию. Человеческое любопытство, по мнению Чана, подобно вечному двигателю прогресса.

С подобным настроем мы приходим к заключительному рассказу в сборнике — «Тревога — это всего лишь головокружение от свободы» («Anxiety Is the Dizziness of Freedom»). В нем героиней предстает эгоистичная девушка-техник, которая благодаря тайным связям получает возможность стать более нравственной, связавшись с «параллельной личностью» — самой «собой», живущей в параллельной вселенной («Я представила, что бы сделала лучшая версия меня и поступила таким образом»). Опять-таки, у нас есть оригинальный инструмент, «призма», которая дестабилизирует человеческий мир, вызывая сомнения в том, что большинство людей привыкли принимать как должное: автономию личности. И вновь то, что могло бы стать удручающим предсказанием, в руках Чана предстает обнадеживающим. «Призма» — механизм, позволяющий людям увидеть альтернативные пути их жизни, свои альтернативные «я», что предоставляет людям возможность поступать как лучшая версия себя.

Чан, в привычной манере, тратит достаточно много времени, объясняя устройство механизма, с восторгом, подобным Рубу Голдбергу:

У каждой призмы, название которой было практически акронимом оригинального названия «Plaga interworld signaling mechanism», имелось 2 светодиода — красный и синий. Когда призма была включена, внутри прибора производились квантовые расчеты двух возможных исходов с равной вероятностью: один из них включал красный светодиод, другой — синий... Проще говоря, призма создавала разветвление времени... и это способствовало коммуникации двух реальностей.

Из-за технического скачка возникают проблемы этики. Рассказы в «Выдохе» по большей части не такие изобретательные, как в первом сборнике Чана, но все они останутся в памяти читателя, подобно загадкам — дразнящие, мучительные, озаряющие, захватывающие.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ