20 мая 2019 г., 14:25

4K

The New York Times: Почему о собаках так много книг?

27 понравилось 1 комментарий 3 добавить в избранное

Авторы: Ванесса Вудс и Брайан Хейр

«Каким был бы мир без музыки, без рек или без нежной зеленой травы?» — спрашивает поэтесса Мэри Оливер в своей книге «Собачьи песни» ( «Dog Songs» ). «Каким был бы этот мир без собак?»

Невозможно представить мир без собак. Наша связь с ними предшествовала первому написанному слову, сельскому хозяйству и вообще цивилизации. Они были нашими напарниками по охоте, согревали нашу постель, и, иногда, в тяжелые времена, становились нашим ужином. Когда собаки пробрались в наши дома, стали кружить по кухне и спать на диване, мы сосредоточились на практических вещах: как совладать с животным, с которым делят дом 60 миллионов американцев. (Это примерно на 13 миллионов больше, чем владельцев следующих по популярности животных — кошек.) До недавнего времени большинство книг о собаках были строго прагматичными: как выбрать, как обучить, как заботиться.

Но в новом тысячелетии все иначе. «Марли и я» , бестселлер Джона Грогэна 2005 года, наметил тонкий, но важный сдвиг в том, как мы думаем о собаках. Он начинается как веселый рассказ владельца собаки в 1990-х. Как заставить крупного хищника спокойно сидеть в ресторане, оставаться невозмутимым во время грозы или не какать на пляже? Но к концу книги Грогэн по большей части озабочен внутренним миром своего лабрадора Марли — как он думает, что чувствует и как воспринимает мир. «Я прижался своим лбом к его и долго сидел так, словно мог передать сообщение сквозь наши черепа, от моего мозга к его».

Это «вторжение» в голову Марли представляет собой то, что исследователи называют «теорией разума»: ваши мысли, чувства и убеждения о мыслях, чувствах и убеждениях других. Теория разума лежит в основе некоторых наших самых глубоких переживаний. Например, принятие любви. Это просто абстракция, если вы не способны задаться вопросами: любит ли она меня в ответ? Что он имел в виду, когда смотрел на меня так? Будет ли она скучать, когда я уйду?

С начала 2000-х книги, исследующие собачий разум, распространяются с поразительной скоростью. На данный момент на Амазоне можно найти более 70 000 книг о собаках, включая десятки романов, многие из них слезовыжимательные бестселлеры, как например «Искусство бега под дождем» Гарта Стайна, рассказанный Энцо — невероятно мудрым и преданным псом. И «Жизнь и цель собаки» Брюса Кэмерона, тоже рассказанная собакой — пес проходит через многочисленные реинкарнации, появляется в жизнях людей и преподает им важные уроки.

Собачий разум становится все более заметной частью художественной литературы. От «Двери» венгерской писательницы Магды Сабо, помимо других персонажей, представляющей нам собаку, которая, как сказала в своем обзоре Клэр Мессад, «такой же яркий и реализованный персонаж, как любой человек, поистине великая литературная собака»; до «Друга» Сигрид Нуньес, в котором женщина выстраивает квази-романтические отношения с немецким догом своего погибшего друга. (В прошлом году книга Нуньес выиграла Национальную премию за художественную литературу.) Существует даже содержательная политическая книга в форме слияния человеческого и собачьего разумов: «Не вешай на меня ярлык» Иршад Манджи — писательницы и активистки. Книга развивается как беседа между автором и ее собакой, Лили, о таких социальных проблемах как идентичность, разнообразие и религиозная политика. («Честно говоря, мы не можем называть всех критиков разнообразия фанатиками, — говорит Манджи своей собаке. — Ты не согласна, Лил? Ты имеешь право на собственное мнение, но ты даже не дала мне объяснить свою точку зрения».)

Поток книг, сосредоточенных на собачьем разуме, поднимает вопрос: после как минимум 14 000 лет жизни рядом с собаками, почему только сейчас мы начинаем задумываться о том, что происходит в их головах? Есть множество возможных объяснений, и одно из них состоит в том, что за последние два десятка лет наука узнала о собаках больше, чем за два предыдущих столетия вместе взятых. С 1900 по 1999 большинство когнитивных исследователей считали собак неинтересными, поскольку считали, что одомашнивание привело к их полной зависимости от человека. В 1931 натуралист Фрэнсис Питт насмехался над тем, что собакам не хватает интеллекта поскольку «жесткий отбор, задуманный природой, включая способность обеспечить свою жизнь, был уничтожен защитой человека». В 1971 ветеринар Майкл Фокс зашел так далеко, что назвал собак «Собаки переодомашненные», утверждая, что одомашнивание привело к «психосоматическим симптомам, таким как депрессия, нервная анорексия, астма, диарея, конвульсии или паралич задних конечностей».

В 50-х когнитивные эксперименты начали демонстрировать сложность интеллекта животных. К 1980-м исследования показали, что дельфины могут имитировать компьютерные звуки, а затем использовать эти звуки для обозначения предметов. Голуби могут распознать объекты по двухмерным фотографиям.

И, конечно, наши родственники — высшие приматы — оказались настолько умны, что их способности граничили с человеческими. Но когда речь заходит о собаках, все сообщения невероятно статичны. В когнитивной литературе с 1950-х по 2000-е о собаках нет почти ничего.

Потом неожиданно произошел прорыв в познании собак, охватывающий области психологии, антропологии и нейробиологии. «Внутри собаки» психолога Александры Горовиц стал вехой, обеспечив понимание того, как собаки познают мир. Представьте, что вы на полтора метра ближе к земле, полагаетесь на обоняние не меньше, чем на зрение, и улавливаете каждый сознательный или бессознательный жест человека, которого любите больше всего. Горовиц умудряется отвечать на важные вопросы, не фантазируя при этом. С точки зрения собаки, пишет она, «роза неотличима от остальной растительности вокруг, если только на нее не помочилась другая собака».

За книгой Горовиц последовала книга Грегори Бернса «Как собаки любят нас» ( «How Dogs Love Us» ), о его экспериментах со своим терьером, в которых он обучил ее и других собак лежать абсолютно неподвижно в аппарате МРТ. Несколько месяцев и множество сосисок спустя Бернс провел первое в истории сканирование мозга собаки, находящейся в сознании. Он обнаружил, что центры системы внутреннего подкрепления в их мозге реагируют на похвалу так же, как и на пищу, и, что более удивительно, некоторые собаки предпочитают еде похвалу. Бернс также обнаружил, что в мозге собак есть специальная область, отвечающая за распознавание человеческих лиц, в чем кошки, к примеру, гораздо менее хороши.

Джон Пилли, психолог в отставке, перевернул область психологии развития с ног на голову своей книгой «Охотник» о его бордер-колли, который не только знал 1000 слов, но и выучил их с помощью техники под названием «быстрое отображение» (Fast mapping), что, как считалось, доступно только детям. А этолог Франс де Вааль в своей новой книге «Последние объятия матери: эмоции животных и что они говорят о нас самих» утверждает, что у собак хорошо развито чувство справедливости и другие чувства морали. Когда пары собак в «Лаборатории умных собак» в Вене просили поднять лапу перед человеком-экспериментатором без какого-либо вознаграждения, они с готовностью делали это. Но если один пес из пары получал в награду кусок хлеба, другой терял интерес к этой игре и отказывался продолжать. Де Вааль сравнивает такое поведение с поведением маленьких детей, «когда один из них получает кусок пиццы меньше, чем у его брата (крича: "Это несправедливо!")».

Де Вааль развивал эту идею в недавней статье для «Таймс», рассказывая, как Балли, пес, принадлежащий легендарному бихевиористу Конраду Лоренцу, однажды укусил Лоренца за руку, когда тот пытался разнять собачью драку. «Даже несмотря на то, что доктор Лоренц сразу же погладил его, — пишет де Вааль, — Балли пережил нервный срыв. В течение нескольких дней он был, в сущности, парализован, игнорировал свою еду… Он нарушил естественное табу, которое в среде его диких предков могло иметь самые худшие последствия, такие как изгнание из стаи».

Изменения в том, как мы воспринимаем наших собак, не являются беспрецедентными. У нас есть и другие истории изменения отношений с теми, кто живет рядом с нами. То, как мы когда-то относились к собакам — не самым чистоплотным, но полезным существам — это то, как мы когда-то относились к детям. В Европе начала XVIII века детей рожали для работы. В семьях было много детей не только потому, что контроль над рождаемостью был в целом недоступен, но и потому, что родители нуждались в помощи и понимали, что не всё их потомство выживет. А тех, кто выживал, отправляли в шахты, на фабрики или жить к родственникам, нуждающимся в прислуге.

К XIX веку все больше детей доживали до зрелого возраста, и все больше из них избавляли от тяжелой работы. Родители стали относиться к своим детям не как к потенциальным работникам, а как к символам чистоты и невинности, которые нужно защищать и любить. XIX век для детей был тем же, чем является XXI для собак. Большинство собак больше не заставляют работать. От большинства вообще ничего не требуется, кроме любви к нам. И они с этим очень хорошо справляются.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: The New York Times
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы
27 понравилось 3 добавить в избранное