Эмилия Кларк: Битва за жизнь

Автор: Эмилия Кларк

Это было начало 2011 года. Я только закончила съемки в первом сезоне «Игры престолов», новом сериале от НВО, основанном на романах Дж. Мартина «Песнь льда и пламени». Не имея почти никакого профессионального актерского опыта за плечами, я получила роль Дейенерис Таргариен, также известной как Кхалиси Великого Травяного Моря, принцесса Драконьего камня, Разрушительница оков, Мать драконов. Еще принцессой Дейенерис была продана в жены мускулистому предводителю дотракийцев по имени Кхал Дрого. Это долгая история — длиной в восемь сезонов, — достаточно сказать, что ее дух крепнет вместе с ее телом. Она становится сильной и хладнокровной. Пройдет немного времени, и все молодые девушки будут наряжаться в платиновые парики и воздушные платья, чтобы быть Дейенерис Таргариен на Хэллоуин.

Создатели сериала, Дэвид Бениофф и Д. Б. Уайсс, сказали, что мой персонаж это смесь Наполеона, Жанны д’Арк и Лоуренса Аравийского. И тем не менее, недели спустя после окончания съемок первого сезона, несмотря на набирающее обороты восхищение публики и премьеру сериала, я совсем не чувствовала силы духа. Я была в ужасе. В ужасе от внимания, в ужасе от дел, которые с трудом понимала, в ужасе от необходимости оправдать доверие создателей «Престолов». Я чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение во всех возможных смыслах. В самом первом эпизоде я появилась обнаженной, и на меня сразу же накинулась пресса, мне всегда задавали один и тот же вопрос: «Вы играете такую сильную женщину, но вы все равно разделись. Почему?» Про себя я отвечала: «Скольких мужчин мне придется убить, чтобы проявить себя?»

Чтобы снять стресс, я занималась с тренером. В конце концов, теперь я была актрисой, а именно это делают все актеры. Мы занимаемся спортом. Утром 11 февраля 2011 года, когда я переодевалась в раздевалке спортзала в Крауч-Энде в Северном Лондоне, у меня началась сильная головная боль. Я была такой уставшей, что еле надела кроссовки. Когда я начала тренировку, первые несколько упражнений мне пришлось выполнять через силу.

Потом мой тренер сказал мне стать в планку, и я сразу же ощутила, словно мой мозг сжимала эластичная повязка. Я старалась игнорировать боль, отстраниться от нее, но просто не могла. Я сказала тренеру, что мне нужен перерыв. Кое-как, почти ползком, я добралась до раздевалки, зашла в туалет и опустилась на колени, меня ужасно, просто кошмарно тошнило. Тем временем боль — режущая, колющая, сжимающая боль — становилась все сильнее. В какой-то момент я осознала, что происходит: мой мозг был поврежден.

В течение нескольких моментов я пыталась заставить боль и тошноту отступить. Я сказала себе: «Я не парализована». Чтобы убедиться, что это действительно так, я шевелила пальцами рук и ног. А чтобы удержать свою память, я пыталась, кроме прочего, вспоминать строчки из «Игры престолов».

Я услышала женский голос из соседней кабинки, женщина спрашивала, в порядке ли я. Нет, я была не в порядке. Она пришла мне на помощь и перевернула набок. Потом в один миг все стало шумным и расплывчатым. Я помню звук сирены, скорую помощь; я слышала новые голоса, кто-то говорил, что у меня слабый пульс. Меня рвало желчью. Кто-то нашел мой телефон и позвонил родителям, которые жили в Оксфордшире, им сказали приехать в отделение скорой помощи Виттингтонского госпиталя.

Потом меня накрыло туманом беспамятства. Меня вывезли на каталке из скорой в коридор, наполненный запахами дезинфицирующих средств и звуками страдающих людей. Никто из докторов не знал, что со мной не так, поэтому мне не могли дать обезболивающее.

Наконец меня отправили на МРТ, томографию мозга. Вскоре мы получили устрашающий диагноз — субарахноидальное кровоизлияние (САК), опасный для жизни вид инсульта, вызываемый кровоизлиянием в полость между мозговыми оболочками. Для пациентов, которые все-таки выживают, необходимо немедленное лечение для устранения аневризмы, так как очень высок шанс повторного, часто фатального кровоизлияния. Если бы я выжила и избежала, мне бы было необходимо срочно делать операцию. И даже тогда не было бы никаких гарантий.

Скорая отвезла меня в Национальный госпиталь неврологии и нейрохирургии, прекрасное викторианское здание из красного кирпича в центре Лондона. Моя мама несла стражу на больничном стуле, пока я впадала и выныривала из сна, в состоянии медикаментозного дурмана, стреляющей боли и кошмарных снов.

Я помню, как мне сказали, что я должна подписать форму для операции. Операция на мозге? Моя жизнь бурлила, у меня не было ВРЕМЕНИ для операции на мозге. Но в конце концов я сдалась и поставила подпись. А потом я была без сознания. В течение следующих трех часов хирурги чинили мой мозг. Это была не последняя моя операция, и не самая сложная. Мне было 24.

Я выросла в Оксфорде и редко думала о своем здоровье. Актерское мастерство занимало все мои мысли. Мой папа был звукорежиссером, в Вест-Энде он работал над такими фильмами как «Вестсайдская история» и «Чикаго». Моя мама и тогда, и сейчас занималась бизнесом, она была вице-президентом по маркетингу в международной консалтинговой фирме. Мы не были богаты, но я и мой брат ходили в частные школы. Наши родители, желавшие для нас только лучшего, делали все возможное, чтобы оплачивать обучение.

Я не помню, когда впервые решила стать актрисой. Мне говорили, что мне было три или четыре года. Когда я ходила со своим отцом в театры, закулисье очаровало меня: сплетни, реквизит, костюмы, перешептывания и переполох во тьме. Когда я была там, отец взял меня посмотреть пьесу «Театр на плаву». И хотя я всегда была очень шумным и непоседливым ребенком, более двух часов я провела в молчании и восхищении. Когда занавес закрылся, я аплодировала, стоя на сидении, подняв руки над головой.

Я была на крючке. Дома я столько раз пересматривала кассету с записью «Моей прекрасной леди», что она сломалась. Думаю, что история Пигмалиона стала для меня знаком того, как, упорно репетируя и работая с хорошим режиссером, ты можешь стать кем-то другим. Не думаю, что отец обрадовался, когда я объявила о своем желании стать актрисой. Он знал множество актеров, и считал их невротиками и безработными.

Моя школа в Оксфорде, Скуирэл скул, была идиллической, упорядоченной и славной. В пять лет я получила главную роль в спектакле. Но когда пришло время выходить на сцену и читать свои реплики, я все забыла. Я просто стояла в самом центре сцены, неподвижная словно камень, осознавая ситуацию. Учителя, сидевшие на переднем ряду, пытались помочь мне, подсказывая слова. Но я просто стояла, не ощущая страха, спокойная. Это состояние ума сопровождает меня всю мою карьеру. Сегодня я могу находиться на красной дорожке под вспышками тысяч камер и оставаться невозмутимой. Конечно, оставь меня наедине с шестью людьми на ужине, и это совсем другая история.

Со временем моя игра улучшилась. Я даже начала запоминать свои реплики. Но я была далеко не вундеркиндом. Когда мне было десять, отец привел меня на прослушивание в пьесу Нила Саймона «До свидания, дорогая». Оказавшись внутри, я поняла, что каждая девочка, пробовавшаяся на эту роль, пела песню из «Кошек». Единственным, что пришло мне на ум, была английская народная песня «Верхом на ослике» («Donkey Riding»). Терпеливо меня выслушав, кто-то спросил «Как насчет чего-то более… современного?» И я спела хит Spice Girls «Wannabe». Рука моего отца практически приклеилась ко лбу. Роль я не получила, но, думаю, это было к лучшему. Отец тогда сказал: «Было бы сложно читать что-то плохое о тебе в газете».

Но я не отступила. В школьных постановках я играла Аниту в «Вестсайдской истории», Эбигейл в «Тяжком испытании», одну из ведьм в «Макбете», Виолу в «Двенадцатой ночи». После средней школы я взяла академический год, во время которого подрабатывала официанткой и поехала в Азию. А потом я начала заниматься в Лондонском драматическом центре (Drama Centre London), чтобы получить степень бакалавра искусств. Как начинающие актеры, мы изучали все, от «Вишневого сада» до «Прослушки». Я не получала ведущих ролей — они отходили высоким, стройным, невероятно блондинистым девушкам. Мне доставались роли вроде еврейской матери в «Воспрянь и торжествуй!». Слышали бы вы мой бронкский акцент.

После выпуска я пообещала себе: в течение года я буду браться только за роли, у которых есть хоть какая-то перспектива. Я оплачивала аренду, работая в пабе, колл центре и в каком-то мрачном музее, и говорила людям, что «уборная находится справа». Секунды превращались в дни. Но я была непреклонна: ни одной плохой постановки, ни одной роли ниже установленной планки в течение года.

Весной 2010 мой агент позвонил и сказал, что в Лондоне проходят пробы для нового сериала от НВО. Пилот «Игры престолов» не получился, и они хотели поменять актеров, в том числе Дейенерис. Для этой роли была необходима загадочная, не от мира сего обесцвеченная блондинка. Я была низкой, темноволосой кудрявой британкой. Ну и что. Для кастинга я выучила реплики двух сцен, одну из четвертого эпизода, где мой брат собирается меня ударить, и одну из десятого эпизода, где я вхожу в огонь и выживаю, нетронутая им.

В те дни я считала, что здорова. Иногда, из-за низкого давления и сердечного ритма, у меня немного кружилась голова. Временами из-за головокружения я теряла сознание. Когда мне было 14, у меня случился приступ мигрени, из-за которого я провела в постели пару дней, а в драмшколе я иногда падала в обмороки. Но все это казалось нормальным, последствием стресса от актерской жизни и от жизни в целом. Теперь я думаю, что это были знаки, указывающие на то, что должно было случиться позже.

Я проходила прослушивание для «Игры престолов» в крошечной студии в Сохо. Через четыре дня мне перезвонили. Мне сказали прилететь в Лос-Анджелес через три недели и пройти прослушивание с Бениоффом и Уайссом, а также другими исполнительными продюсерами. Для подготовки я начала активно тренироваться. Мне прислали билеты в бизнес-класс. Я украла весь бесплатный чай в зоне ожидания. На аудировании, сталкиваясь с другими актрисами, я пыталась не смотреть на них — высоких, стройных, красивых блондинок, проходящих мимо. Я читала текст двух сцен в темной аудитории для продюсеров и исполнительных директоров. Закончив, я выпалила: «Могу ли я сделать что-то еще?»

Дэвид Бениофф сказал: «Вы можете станцевать». Не желая никого разочаровать, я станцевала робота и фанки чикен. Оглядываясь назад, я понимаю, что могла все испортить. Мне никогда не давались танцы.

Когда я выходила из аудитории, меня догнали и сказали: «Наши поздравления, Принцесса!» Роль была моей.

Я еле дышала. Я вернулась в отель, где кто-то пригласил меня на вечеринку на крыше. Я сказала им: «Думаю, я хороша!» Но вместо вечеринки я пошла в свой номер, где весь вечер смотрела «Друзей», ела Орео и звонила всем знакомым.

Та первая операция была «минимально инвазивной», что значит, что они не вскрывали мой череп. Вместо этого, используя эндоваскулярную спираль, хирург вводил мне катетер через бедренную артерию в паху, двигаясь вокруг сердца к мозгу, и закрывал аневризму.

Операция длилась три часа. Когда я очнулась, боль была невыносимой. Я не имела понятия, где я находилась. Моё зрение было ограничено. В моем горле была трубка, само горло пересохло и меня тошнило. Через четыре дня меня выписали из отделения интенсивной терапии и сказали, что самое главное теперь — дойти до двухнедельной отметки. Если за это время не произойдет никаких осложнений, мои шансы выздороветь были высоки.

Однажды ночью, когда двухнедельная отметка была позади, медсестра разбудила меня и, в качестве когнитивного упражнения, спросила: «Как вас зовут?» Моё полное имя Эмилия Изабель Евфимия Роуз Кларк. Но тогда я не могла этого вспомнить. Вместо моего имени изо рта вылетали бессвязные слова, и я начала паниковать. Никогда я не была так испугана — это было чувство обреченности. Я могла видеть, какой будет моя жизнь, и она не стоила того, чтобы жить. Я актриса, я должна помнить свои реплики. А я не могла вспомнить своего имени.

У меня было нарушение речи, следствие мозговой травмы. Даже несмотря на то, что я мямлила какую-то ерунду, моя мама игнорировала это и пыталась убедить меня, что я была здорова. Но я знала, что это не так. В моменты помутнения я хотела все закончить. Я просила медсестер позволить мне умереть. Моя работа — все мечты о том, какой будет моя жизнь — строились вокруг моей речи, моего общения. Без этого я была все равно что мертва.

Меня вернули в интенсивную терапию, и где-то через неделю нарушение речи прошло. Я могла говорить. Я знала свое имя — все пять частей. Но я также знала, что в кроватях рядом со мной лежали люди, которые не смогут покинуть отделение интенсивной терапии. Я все время помнила, как мне повезло. Через месяц после поступления я вышла из больницы, ничего на свете не желая больше свежего воздуха и ванны. У меня были запланированы интервью, а всего в считанные недели я должна была приступать к съемкам второго сезона «Игры престолов».

Фото: Helen Sloan / HBO

Я вернулась к своей жизни, но еще в госпитале мне сказали, что на другой половине моего мозга тоже есть аневризма, которая может проявиться. Хотя, доктора сказали, что она была меньше первой, и что, вероятно, она останется безвредной и спящей. Мы просто будем пристально за ней наблюдать. Выздоровление было долгим. Я все еще должна была бороться с болью, я все еще должна была помнить о таблетках. Я сказала создателям «Престолов» о своем состоянии, но мне не хотелось становиться предметом всеобщих обсуждений. Шоу должно продолжаться!

Даже до начала съемок второго сезона я сильно в себе сомневалась. Часто я была такой слабой и потерянной, что мне казалось, я умираю. Я четко помню мысли, посещавшие меня, когда я была в лондонском отеле, во время нашего пресс-тура: «Я не справляюсь, не могу думать или дышать, и совсем не могу быть очаровательной». Между интервью я принимала морфин. Боль не проходила, а усталость, которая на меня наваливалась, была словно самое ужасное истощение, которое я когда-либо испытывала, умноженное на миллион.

Конечно, реакция на первый сезон была фантастической, хотя тогда я понятия не имела, как мир вел подсчет. Когда друг позвонил мне, крича: «Ты №1 на IMDb!», я просто спросила: «Что такое IMDb?»

На первом дне съемок второго сезона, в Дубровнике, я все время твердила себе: «Со мной все хорошо, мне 20 лет, со мной все хорошо». Я окунулась в работу. Но после первого дня съемок я еле успела добраться до отеля, пока меня не свалило от истощения.

На съемках я не подавала виду, но я страдала. Второй сезон был для меня худшим. Я понятия не имела, что делала Дейенерис. Если быть честной до конца, каждую минуту каждого дня я думала, что умру.

В 2013-м, после съемок третьего сезона, получила роль Холли Голайтли на Бродвее. Репетиции были чудесны, но уже тогда было ясно, что успеха не будет. Все это мероприятие длилось пару месяцев.

Пока я была в Нью-Йорке, занятая спектаклем, а у моей актерской страховки оставалось всего пять дней, я прошла сканирование мозга — вещь, которую я теперь должна была делать регулярно. Нарост на другой половине моего мозга вырос вдвое, и доктора сказали, что мы должны «заняться этим». Мне пообещали, что операция будет сравнительно простой, легче, чем прошлая. Вскоре я обнаружила себя в причудливой частной палате Манхэттенского госпиталя. Мои родители тоже были там. «Увидимся через два часа», — сказала мама, и я отправилась в операционную, очередное путешествие через бедренную артерию к мозгу. Никаких проблем.

Вот только проблемы были. Очнувшись, я кричала от боли. Операция провалилась. У меня открылось обширное кровотечение, и доктора дали мне понять, что без повторной операции мои шансы на выживание были невелики. В этот раз они собирались получить доступ к моему мозгу старым добрым путем — через череп. И проводить операцию нужно было немедленно.

Восстановление было даже болезненнее, чем после первой операции. Я выглядела так, словно прошла через войну более жестокую, чем любая, через которую когда-либо проходила Дейенерис. Из операционной я вышла с дыркой в голове. Части моего черепа были заменены титаном. Сегодня уже невозможно увидеть шрам, который идет через мой скальп к уху, но тогда я не знала, что он будет незаметным. Кроме того, я постоянно переживала о когнитивных и сенсорных нарушениях. Будут ли это проблемы с концентрацией? Памятью? Периферийным зрением? Сейчас я говорю людям, что из-за этого потеряла вкус к хорошим мужчинам. Конечно, тогда это не казалось смешным.

Я провела месяц в больнице, и в какой-то момент потеряла веру. Я не могла смотреть никому в глаза. Я испытывала ужасную тревогу и панические атаки. Меня никогда не учили говорить «это не честно», вместо этого воспитывали во мне понимание того, что где-то в мире есть люди, которым сложнее. Но когда я второй раз проходила через все это, вся надежда испарилась. Я чувствовала себя пустой оболочкой. Настолько, что сейчас я даже не могу вспомнить то время в деталях. Моя память блокирует их. Зато я помню уверенность, что не буду жить. И еще что новости о моей болезни распространятся. Так и случилось — на короткий момент. Через шесть недель после операции в National Enquirer опубликовали короткую статью. Репортер спрашивал меня о болезни, а я все отрицала.

Но теперь, после молчания, которое я хранила эти годы, я говорю вам всю правду. Пожалуйста, поверьте мне: я знаю, что я не уникальна в этом, и не одинока. Бесчисленное количество людей переживали большее, не имея ухода, который был у меня.

Через несколько недель после второй операции я посетила Comic-Con в Сан-Диего с несколькими другими актерами сериала. Фанаты на Comic-Con это хардкор, вы не хотите их разочаровать. Там было несколько тысяч зрителей, и прямо перед сессией ответов на вопросы у меня началась сильнейшая головная боль. Знакомый всепоглощающий страх вернулся. Я думала: «Это конец. Настал мой час. Я дважды обманула смерть и сейчас она пришла за мной». Когда я вышла на сцену, мой рекламный агент спросила, что случилось. Я рассказала ей, но она ответила, что репортер из MTV ожидал меня для интервью. Я поняла, что если пойду, то это может произойти в прямой трансляции.

Но я выжила. Я пережила MTV и еще много чего. Через годы, после моей второй операции, я выздоровела больше, чем когда-либо надеялась в самых смелых мечтах. Сейчас я чувствую себя на все 100%. Вне своей актерской работы я решила заняться благотворительным фондом, которым занимаюсь вместе с партнерами из Великобритании и США. Он называется SameYou, его цель — предоставить помощь людям, проходящим лечение после инсультов и повреждений мозга. Я чувствую бесконечную благодарность — к моей маме и брату, моим докторам и медсестрам, моим друзьям. Каждый день я скучаю по отцу, который умер от рака в 2016 году, и я никогда не перестану благодарить его за то, что до самого конца он держал меня за руку.

Есть что-то удовлетворительное, что-то больше, чем удача, в окончании «Игры престолов». Я так рада быть здесь, видеть конец этой истории и начало того, что будет дальше.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ