Спящие девушки просто хотят быть управляемыми

Автор: Синтия Гралла

С детства меня тянуло к различным повторениям сказки о «Спящей красавице». Отчасти мое увлечение эстетично: мне нравится витражное великолепие диснеевского фильма 1959 года и амброзийная партитура и хореография балета Чайковского/Петипа. Но для меня – и, подозреваю, для многих других – существует более психически резонансное обращение к тропу «Спящей красавицы». Совершенная и спящая, она воплощает тайну наших подсознательных желаний. Мы не знаем, что ей снится; может быть, ей снимся мы? В то же время, в отличие от нас, полусонных смертных, ее тайна, кажется, может быть раскрыта. Она – загадка, если загадки постоянно находились в подчинении, «дно» в онейрических отношениях.

Тем не менее, я никогда не гордилась тем, что составляет увлечение склонными, беспомощными женщинами и тревожным повествованием. В этой истории чары становятся уродливыми. В первоначальных рассказах Шарля Перро и Джамбаттиста Базиле рассказывается об изнасиловании девушки мужчиной, который ее находит, и о преследовании ее будущей свекровью или первой женой этого человека. Они приходят к счастливой жизни только после мучительных нарушений и предательств. И нельзя обойти тот факт, что Спящая красавица – это инфантильная фигура, а не сильная женщина. Недаром в стихотворении Энн Секстон «Роза Браяра» она просыпается в слезах по отцу. Энн Райс решила просто одичать со всей этой неправильностью в своей серии порнографических романов. Что еще вы можете сделать с этой историей?

К счастью, Отесса Мошфег написала книгу «Мой год отдыха и релакса» . Ее роман предлагает ревизионистское повествование о Спящей красавице, в котором она отказывается быть объективированной и бушует с агентством. Читая ее, я не могла не вспомнить две предыдущие новеллы о спящих прекрасных девушках, «Дом спящих красавиц» Ясунари Кавабаты и «Вспоминая моих грустных шлюх» Габриэля Гарсиа Маркеса . В этих трех историях Спящие красавицы балансируют между доступным и неприкосновенным, но только в романе Мошфег дремлющая героиня оживает.

Гарсиа Маркес цитирует первые строки новеллы Кавабаты 1961 года в эпиграфе «Вспоминая моих грустных шлюх»: «Ты не должен делать ничего дурного, предупредила хозяйка гостиницы старого Эгути. Ты не должен совать палец в рот спящей девушки или делать что-либо в этом роде» (те, кто много читал Кавабату, поймут, что он был неравнодушен к женским пальцам). Более прямой перевод японского названия, «Nemureru bijou», будет «Спящие красавицы»; английский перевод смещает фокус с коматозных девушек на жуткий бордель и опыт его посещения.

Кавабате было за 60, когда он написал «Дом спящих красавиц», стилистически напоминающий звездные монтажи «Снежной страны», романа, с которым английские читатели знакомы больше, чем с энергичными и дерзкими ранними работами, такими как «Алая банда Асакусы». Эта история об экстазе, который испытывают старики, когда платят за то, чтобы спать рядом с девочками-подростками, но вряд ли она принесет вам сладкие сны. Беспокойство проявляется в первой сцене, когда Эгути здоровается с мадам и восхищается птицей на поясе кимоно: «Дело не в том, что птица беспокоила сама по себе, а только в том, что рисунок был плохим; но если беспокойство должно было быть привязано к спине женщины, оно будет в птице». Если «Вспоминая о моих грустных шлюх» элегизирует и даже показывает пожилую любовь и жизнь, «Дом спящих красавиц» разоблачает ужасы: «Разве он не пришел в этот дом в поисках окончательного уродства старости?»

Холод, который станет фатальным, с самого начала усиливается. Комната, в которой клиенты спят с красавицами, задрапирована малиновым бархатом. Эгути чует призрачные запахи, в том числе и детское молоко. Вскоре ему снятся уродливые младенцы, которых он приписывает тому, что искал «уродливого» удовольствия. Девочек усыпляют до его прихода и не будят, пока он не уйдет, поэтому они не помнят ночей, проведенных с Эгути или другими мужчинами. И все же эти девушки с чистого листа обладают удивительной способностью вызывать воспоминания у своих клиентов. Вскоре Эгути вспоминает давно потерянных любовниц, смерть матери от туберкулеза и брак любимой дочери, в который она ворвалась, лишившись девственности другим мужчиной. В промежутках между этими воспоминаниями Эгути оглядывает и подталкивает голых девушек, лежащих рядом с ним. Он воображает, как оскверняет и убивает их. Он также представляет их как воплощения Будды.

Как бывшая хозяйка бара в Японии, я давно знакома с ошеломляющим разнообразием фетишистских вариантов для мужчин, ищущих компании и развлечений в этой стране. Это нишевый рынок; однажды мне предложили, основываясь на моем польском происхождении, работу в клубе, который обслуживал исключительно мужчин, ищущих элементы Восточной Европы, и удовольствия в других клубах, о которых я знала, были намного страннее, чем сильные скулы и бугристые носы. Поэтому «Дом спящих красавиц» никогда не казался мне таким притянутым за уши. Что меня всегда шокировало, так это холодность, с которой обращаются с женщинами в новелле. В свой последний визит Эгути спит рядом с двумя молодыми женщинами, и одна из них – темнокожая девушка, которую он подозревает в том, что она иностранка – умирает во сне после того, как он выключает ее электрическое одеяло посреди зимы. «Иди спать. Есть другая девушка», – успокаивает его сводница. Он думает: «Конечно, в соседней комнате еще спала белокожая девушка». Ксенофобские и расистские последствия всегда будят меня в конце истории.

Во многом «Дом спящих красавиц» и «Вспоминая моих грустных шлюх» дополняют друг друга. Сводница Кавабаты считает Эгути гостем, которому можно доверять (то есть она считает его импотентом), но мадам в новелле Гарсиа Маркеса ругает неназванного главного героя, когда, несмотря на его знаменитую мужественность, он не насилует свою дремлющую девушку. История Кавабаты разворачивается в первобытной снежной стране, а действия Гарсиа Маркеса происходят в тропиках. У последнего счастливый конец. Тем не менее, пожилые персонажи в обеих историях вампирски питаются своими спящими красавицами, используя их, чтобы вспомнить сон молодости.

Как и Кавабата, Гарсиа Маркес был в этом сумеречном времени, когда открыл новеллу 2004 года. Она начинается с откровенного признания: «В тот год, когда мне исполнилось девяносто, я хотел подарить себе ночь дикой любви с девственницей-подростком». Его желание – солипсизм; девушка – лишь субстанция его дара, ее личность – случайность. Я думаю, что главный герой Гарсия Маркеса должен дышать романтическим богохульством, но посмотрите слишком внимательно, и ему становится трудно потакать. В какой-то момент он вспоминает, как несколько десятилетий назад изнасиловал свою горничную и повысил ей зарплату, чтобы отчитаться за содомию раз в месяц. Он отказывается, чтобы мадам сказала ему истинное имя его одурманенной возлюбленной и окрестила ее Дельгадиной. Когда мадам объявляет, что у Дельгадины день рождения 5 декабря, он замечает: «Меня беспокоило, что она была достаточно реальной, чтобы иметь дни рождения». Другими словами, среди всех подарков Гарсии Маркеса как писателя, эта книга вряд ли будет принята в эпоху #MeToo.

После первой ночи, проведенной с четырнадцатилетней фабричной работницей, которую для него подобрали, рассказчик называет ее девственной мученицей: «Когда я вернулся в спальню, освеженный и одетый, девушка спала на спине в примирительном свете зари, лежа боком поперек кровати с распростертыми на кресте руками, абсолютная хозяйка своей девственности». Действительно, мы никогда не видим их завершения, и мы, читатели, не общаемся с Дельгадиной, пока она бодрствует.

«Дом спящих красавиц» заканчивается смертью, «Вспоминая моих грустных шлюх» – эйфорией. Мадам уверяет рассказчика, что Дельгадина безумно влюблена в него, и даже его потерянная ангорская кошка возвращается. Книга отказывается просыпаться от собственного сна.

Эгути часто называет грустными других стариков, которые приходят в дом, – тех, кто, в отличие от него, больше не может функционировать сексуально, – в то время как у Гарсиа Маркеса грустны сами женщины. Но неназванная героиня «Моего времени отдыха и релаксации» не столько печальна, сколько разъярена.

Если быть честной с самой собой, одна из притягательных черт мифа о Спящей красавице для меня заключается в том, что молодая женщина в его центре безупречна. Даже если ее изнасиловали во сне, ее нельзя в этом винить. Реальная жизнь для большинства женщин гораздо сложнее, когда виновность всегда прячется в тени кровати. Но Мошфег отказывается изобразить свою спящую девушку в качестве жертвы или безупречной женщины, обреченной на страдания стоически (действительно, Спящая красавица обычно является самой стоической жертвой из всех). Она высокомерна, эгоистична, манипулирует, иногда зла. Она не уклоняется от лжи, чтобы заставить своего психиатра раздать как можно больше таблеток. Она наркоманка и соня, которая даже не потрудилась переложить вину. Хотя она любит секс, она твердо позиционируется как наркоманка, а не нимфоманка.

Что подрывно в романе Мошфег, так это то, что спящая девушка отказывается быть пустой красотой, на которую другие проецируют свои фантазии. На самом деле, когда она начинает свой навязчивый сон, она перестает беспокоиться о своей внешности. Прежде она выглядела «как внеслужебная модель». «"У тебя что-то есть", – сказал однажды утром человек за прилавком, указывая на свой подбородок длинными коричневыми пальцами. Я только махнула рукой. Позже я обнаружила, что все мое лицо покрыто коркой зубной пасты».

Красота героини служит определенной цели. «Мой год отдыха и релакса» спрашивает, кому позволено чувствовать эмоциональную боль. Главная героиня романа до смешного привилегированная: из-за полученного наследства от покойных родителей ей не надо работать. Кроме того, она владеет стильной квартирой в Верхнем Ист-Сайде. У нее диплом Колумбийского университета, он собирает пыль в шкафу. Ее фантастические взгляды подчеркиваются так часто, что это читается как бегущая шутка; в ходе романа она, как говорят, похожа на Фэй Данауэй, Ким Бейсингер и супермодель Эмбер Валетта и «лучше, чем Шэрон Стоун». И все же, несмотря на всю эту удачу, она совершенно несчастна. В то время как другие могут интерпретировать ее тяжелое положение и его изображение по-разному – например, как обвинение пустого блеска на рубеже тысячелетия, – я считаю, что Мошфег пошла на многое, чтобы доказать, что депрессия и хроническое чувство пустоты могут превзойти объективно хорошие обстоятельства. Учитывая удивление, с которым встречают самоубийства таких знаменитостей, как Энтони Бурден и Кейт Спейд, мы могли бы использовать это, чтобы напомнить, как психические заболевания и борьба пересекают всю демографию и уделяют мало внимания мирскому успеху или преимуществам.

В свете нарциссизма героев-мужчин в «Доме спящих красавиц» и «Вспоминая моих грустных шлюх», нарциссизм героя-женщины в «Моем времени отдыха и релаксации» также можно рассматривать как умную инверсию гендерных норм. Конечно, это саморазрушительный механизм, или, по крайней мере, так было бы, если бы героиня не выросла из него к концу книги. Но это также означает, что она претендует на право на эгоцентризм, которое мужчины в романах и за их пределами давно считали своим. В двух других книгах мужской нарциссизм заставляет их зацикливаться на спящих женщинах; в этой книге спящая женщина фокусируется на сне как на способе переработки социальных ожиданий.

Новеллы Гарсиа Маркеса и Кавабаты, конечно, можно было бы прочесть в психоанализе, а сатиру Мошфег в «Психиатрии и медикаментозной терапии». Героиня выбирает своего гротескно некомпетентного психиатра из телефонной книги; на самом деле, она ищет некомпетентного, чтобы получить большее количество наркотиков. Сны, которые она делит с этим доктором Таттлом, – это выдумки с фрейдистской валютой. В одном из них она кладет в рот чужую диафрагму и занимается оральным сексом со своим швейцаром. Но она хранит для себя свои истинные мечты, которые обрабатывают травму ранней смерти ее родителей. Она настаивает на том, чтобы оставаться непрозрачной в борьбе за власть психиатрического лечения, и использует врача для своих собственных целей, полностью используя обширную фармакопею, доступную любому, кто может позволить себе посещение такого врача.

Несмотря на злоупотребление отношениями между врачом и пациентом, она, кажется, искренне, трагически ожидает, что длительный период сна омолодит ее. Как она выразилась, «мой сон – мое омоложение». По правде говоря, это убеждение имеет смысл. В конце концов, разве сон не должен исцелять нас? Таким образом, «Мой год отдыха и релакса» пересекается не только с мифом о Спящей красавице, но и с угнетающим отдыхом в «Желтых обоях» – за исключением этого случая, это герой, направляющий лечение.

Какими бы ошибочными ни были такие действия, примечательно, что они являются действиями. Логика повествования, по-видимому, требует, чтобы спящая девушка была объектом, а не субъектом истории. Одна из интригующих вещей в романе Мошфег заключается в том, что ей удается сделать спящего субъектом. В «Доме спящих красавиц», напротив, Кавабата часто использует причинно-пассивную форму для описания состояния девочек; по-английски эта конструкция переводится как «была усыплена». Причинно-пассивная форма в японском языке часто используется для обозначения чувства виктимизации, чего-то плохого, что делается человеку, которому не хватает воли. Героиня Мошфег, с другой стороны, употребляет снотворное снова и снова, когда ложится спать. Она возбужденно-активная.

Ближе к концу книги она ненадолго становится объектом, поскольку она позирует, будучи сильно одурманенной, для видеосериала. В одном из обзоров она описывается как «раздутая нимфа». Но ее способность отбросить объективацию и вернуться во внешний мир после окончания сна ясно дает понять, что она чувствует себя сильной и, теперь, очень бодрой. Главные герои «Дома спящих красавиц» и «Вспоминая моих грустных шлюх» были в конце своей жизни, но Мошфег балансирует на будущем в своих шпильках-лабутенах.

История Кавабаты описывается в холодном времени года, история Гарсиа Маркеса – в жарком, но история Мошфег охватывает все четыре сезона. Как и «Дом спящих красавиц», «Мой год отдыха и релакса» заканчивается смертью. Чеховский пистолет в этой книге принимает форму открытого окна. Когда рассказчица устраивается на четырехмесячный сон, она клянется, что если к концу не почувствует себя лучше, то совершит самоубийство, выпрыгнув из окна. Однако персонаж, который прыгает в окно в последней сцене, – ее токсичная лучшая подруга Рева. Действие романа в Манхэттене, начинающееся летом 2000 года и определяющееся как годичный срок, может иметь только один конец: что-то связанное с 11 сентября (в этом смысле единственное, чего не хватает в романе, – это в какой-то мере самого повествования). Женщина, падающая с башни – ужасная инверсия другого сказочного тропа, о девах, которых нужно спасать из высоких комнат, – с таким же успехом может быть одной из спящих красавиц, изображенных в ранних сказках, которую нужно разбудить любой ценой.

Но одно я знаю наверняка. Мы еще не все слышали о Спящей красавице. Она (или, возможно, красота другого пола) будет продолжать говорить через современную литературу, даже когда она борется за освобождение от сексуального хищничества и других плохих снов.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ