3 марта 2019 г., 11:00

2K

Письмо к Амосу Озу

14 понравилось 1 комментарий 1 добавить в избранное

Воспоминания по случаю тридцати дней после смерти писателя

Амос , у меня в горле комок слёз, и паника завязалась узлом на сердце. Я не знаю, что нам делать дальше.

Вы написали книги, от красоты которых замирает сердце. Вы храбро и осмысленно призывали к миру. Вы были чрезвычайно щедры душой, ваши мудрость и воображение не знали границ. Ваше человеколюбие распространялась так широко, и все мы, кому посчастливилось быть к вам достаточно близко, впитывали эту человечность.

Когда я встретила вас впервые, я уже была влюблена в ваши произведения. Я всегда любила их, но, читая «Повесть о любви и тьме» , я словно мысленно смотрела фильм. Я приехала в Тель-Авив, чтобы просить права экранизировать ваши мемуары. Мне было тогда двадцать шесть или двадцать семь. После обеда с вашей женой Нили вы повернулись к ней и сказали (словно меня там не было, хотя сейчас я думаю, вы надеялись, что я услышу. Не правда ли?): «Она так юна. Моя мать была в том же возрасте».

Я попросила вас, на тот момент незнакомца, поверить в меня: разрешить режиссёру-дебютанту, едва сделавшему первый шаг к изучению израильской культуры, описать становление вашей личности, а также играть роль вашей матери, Фании, которая покончила с собой, когда вам было всего двенадцать.

О её самоубийстве вы писали: «Я злился на неё за то, что она ушла без единого "Прощай!", не обняв, не объяснив ничего: в конце концов, моя мама не могла отпустить даже совершенно незнакомого человека, курьера или торговца в дверях, не предложив ему стакана воды, не улыбнувшись, не извинившись и не сказав пары-тройки добрых слов… Неужели это и есть способ уйти – грубо, не закончив предложения?»

В произведении о ней были и ранимость, обида брошенного ребёнка, и сострадание, прощение матери мужчиной, каким вы стали, оглядываясь назад на женщину, которая была столь юной, что теперь годилась бы вам в дочери. Невероятно, но вы позволили мне рассказать эту историю, позволили играть вашу маму. Я до сих пор не знаю, почему.

Вы поставили лишь два условия. Первое, пожалуй, стало самым великодушным требованием из всех, что мне когда-либо приходилось выполнять: «Делай то, что считаешь нужным. Книга уже существует, так создай фильм, который станет плодом твоего собственного творчества». Ещё вы попросили не пытаться как-либо объяснить причину самоубийства вашей матери. На этот вопрос не было ответа, и попытки понять, почему это случилось, стали ещё одним делом всей вашей жизни. То, как вы рассказывали её историю, как стремились понять ход её мыслей, во многом помогло вам стать тем великим писателем, какой вы сейчас. Вы дали мне два простых указания, которые я всегда буду слышать: Слушай свой собственный голос. Не забывай о трудностях, допускай их.

* * *

Когда я готовилась к созданию фильма – мне шёл тридцать второй год и я сама стала матерью – вы показали мне свои фотоальбомы. Вы пригласили меня в свою семью и детей моих приняли так же тепло. «Я нисколько не сомневаюсь, что о тебе мы услышим гораздо больше». Вы говорили это моему сыну, когда он скакал на диване и скандировал пророческие слова, сказанные вам Шмуэлем Йосефом Агноном, когда вы были ребёнком.

Вы провели нас со съёмочной группой по улицам Иерусалима, где вы жили раньше, воспроизводя почти дословно отрывки из ваших мемуаров. Вы рассказали про ночь, когда Израиль по итогам голосования ООН провозгласили самостоятельным государством. Вы описывали, как все окрестные жители стояли в тишине, буквально не дыша, прислушиваясь к радио, пока не было объявлено о создании нового государства. Внезапно поднялся «жуткий крик, способный двигать камни, крик, от которого стыла кровь, словно все мертвецы, когда-либо умершие здесь и все, кому ещё предстоит умереть, на секунду получили разрешение закричать».

Признаюсь, поначалу я была обеспокоена: вы говорили точно то же самое, что когда-то написали. Мне казалось, будто я слушаю не прекрасную спонтанную речь моего кумира, а, скорее, проработанный сценарий. Но я скоро поняла, что это была вовсе не неискренность, а осознанный выбор человека, который безгранично верил в свой язык. Вы так сильно заботились о словах, что не использовали их, пока они не были кропотливо выстроены так, что помогали слушателю чувствовать именно то, что Вы хотели до него донести.

Вы упивались ивритом и находили его возрождение величайшим достижением. Поэтичность связей, которые люди создали между библейскими словами – например, библейский «луч света» как источник для слова «экран» – волновала вас и, как следствие, нас. Как бы мы называли рубашку, если бы академики не придумали новое слово? Неужели пришлось бы говорить, что мы надеваем плащ разных цветов? Чувствовали бы мы разочарование, если бы для него ещё не было специального слова?

Возможность создавать язык в процессе написания сделала вас, как и всех, пишущих на иврите в прошлом и настоящем, не просто писателями, но создателями языка, изобретателями новых слов, и уготовила вам особое место в истории мировой литературы. Все вы реанимировали мёртвый язык и окрасили жизнь в цвета, которые придумали сами. Однажды вы сказали мне, а также написали, что иврит стал по-настоящему живым языком, когда мужчина и женщина впервые сказали на нём друг другу: «Я люблю тебя».

И вы, в первую очередь, любили. Вы любили членов труднодоступной сионистской общины-кибуца, которую считали мифом, но которой вы всё равно предоставляли огромную поддержку. Вы любили гулять по пустыне рано утром. Что важнее всего, вы отчаянно любили свою жену и троих детей. Вы рассуждали о любви так, как только мудрец мог говорить: «К тому времени, как я познал любовь, я знал, что существует множество вариантов. Была широкая автострада, и живописный маршрут, и почти заброшенный объездной путь, где едва ли ступала нога человека. Были вещи разрешённые, которым оставался один шаг до того, чтобы стать запретными, и наоборот – запреты, едва не ставшие позволениями. Было так много разных путей».

Вы соединяли свою любовь и поддержку с удивлением и верой в лучшее. Вы продолжали во всеуслышание призывать к миру, даже когда это вышло из моды, даже когда другие ожесточились под гнётом множества разочарований. Мы написали мне в письме на электронную почту пару лет спустя, когда я во второй раз была беременна:

Кто бы мог подумать, что спустя сто лет после Кайзера и милитаристского прусского дворянства, спустя 75 лет после Гитлера, канцлер Германии, женщина-канцлер, станет лидером Свободного мира?
Нет ничего невозможного. Возможен даже мир между Израилем и Палестиной. Даже появление улучшенной, дополненной, осовремененной версии демократии, по меньшей мере в некоторых странах.
Достаточно.
Когда ожидается рождение малыша?

Когда мы завершили работу, признаюсь, мне было страшно показывать фильм вам. Видеть актёров, изображающих вас и вашу семью, видеть те особенно личные, травмирующие события – должно быть, это стало мучением. Вы смотрели дома с Нили и семьёй. И даже в этот неприятный, неуютный момент вы нашли силы быть великодушным и поддержать меня. Вы написали мне: «Фильм одновременно сокрушительный, сильный и замечательно нежный, сокровенный. Он продолжает возвращаться ко мне во снах. Вы так похожи на мою мать, и это невероятно, но вы возродили некоторые её привычные жесты, даже язык тела. Это настоящее чудо».

Когда фильм вышел на экраны, вы написали мне: «Как мы и предполагали, одни люди полюбили фильм, другие нет, некоторым он даже противен. Ничего нового: то же самое произошло, когда книга впервые была опубликована. Лично я до сих пор поражён той Фанией, которую вы подарили нам. Я могу сказать: той Фанией, которую вы вернули ко мне».

Вы оставались великодушны, даже несмотря на проблемы с оценкой фильма – этой версии вашего великого произведения, истории вашей жизни. Я всё ещё не могу полностью осознать, насколько щедрым проявлением любви это стало. Вы были моим героем, моим вдохновением, моим другом и, по существу, моей семьёй.

Когда бы мы ни встретились позже, вы неизменно представляли меня друзьям как вашу маму, или я представляла вас как своего сына, и мы смеялись над нашим собственным нелепым, уже отработанным ритуалом.

Амос, у меня нет слов. Я просто не могу найти те, единственно верные. Я мечтаю, что вы вернётесь и придумаете их.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: A Letter to Amos Oz
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Книги из этой статьи

Авторы из этой статьи

14 понравилось 1 добавить в избранное

Комментарии 1

Какое проникновенное и трогательное письмо...

Читайте также