Вечер писательских советов от Хантера С. Томпсона

Автор: Хетер Роуз

Когда мне было 20, я встречалась с американским художником Марко*. Мы познакомились летом в Орегоне и, несмотря на то, что я жила в Австралии, а он – в Нью-Мексико, у нас начались отношения на таком большом расстоянии. Он родился в Нью-Джерси, работал в рекламном бизнесе в Нью-Йорке. А потом переехал в Лос-Анджелес и стал дизайнером заголовков в Голливуде. К тому времени, как мы познакомились, он много рисовал маслом, взяв стиль немного от Раушенберга, немного от Поллока и немного от Джорджии О’Киф. Знаменитости даже коллекционировали его работы. Он был на 20 лет старше меня, жил в горах Нью-Мехико и водил Harley.

Осенью следующего года мы вместе переехали на север: из Нью-Мексико в Аспен, Колорадо. Мы остановились на даче у друга Марко, кинорежиссера, который как раз уехал из города. Дом был построен из красного дерева в аспенском лесу рядом с рекой, полной форели. В этой реке я черпала идеи, а в доме находила призраков. Там я научилась рыбачить. Именно там я начала работать над романом, который завершила только через много лет, над Речной женой (The River Wife).

Как-то вечером Марко взял меня на встречу со своим старым другом, Хантером С. Томпсоном .

«Если ты хочешь стать писательницей, тебе нужно познакомиться с Хантером», сказал мне Марко. А затем добавил: «Но что бы ты ни делала, не садись в его машину и не соглашайся поехать в его дом. Мы туда не вернемся».

Я сказала: «Хорошо».

Я никогда не читала того, что пишет Хантер. Слышала о гонзо-журналистике. Смутно знала о наркотиках и политике. Знала, что он был знаменит.

Я была далека от того, чтобы думать о себе как о писателе. В те дни я не издавала романов, сборников рассказов, ничего такого, что могло поддержать представление Марко обо мне как о писателе. У меня не было напечатано даже отдельных рассказов. Я было подготовила свой первый роман несколько лет назад, но была разочарована его провалом и оставила попытки. Я работала рекламным копирайтером в австралийском универмаге наподобие Macy’s. Я сказала, что чувствую себя обманщицей. Марко заверил, что все будет хорошо.

«Ты понравишься Хантеру, — ухмыльнулся он. — Поверь мне, ты ему понравишься!»

Мы прибыли в таверну Woody Creek за Аспеном с наступлением ночи, Хантер уже был там, сидел за столиком. Марко представил меня, и мы сели. Марко сказал: «Эй, Хантер, Хетер хочет стать писателем, поэтому, я думаю, вам есть о чем поговорить».

Хантер был одет в темную рубашку и солнцезащитные очки в стиле 70-х. Он кивнул и, к моему удивлению и неудобству, Марко встал.

«Вы двое должны познакомиться, — сказал он. — Я буду неподалеку. Общайтесь, сколько нужно. Можете поужинать!»

Я смотрела, как Марко пересек таверну и присоединился к группе людей в баре, которые явно его знали.

Хантер мог бы поделиться со мной мудростью, которая бы сделала меня великим писателем. Он мог бы показать мне, как в течение жизни остаются значимыми истории, ведь они заполняют трудные времена, когда писательство дается тяжело.

Хантер спросил, голодна ли я. Я кивнула. Он взял с центра стола контейнер, состоящий из двух половинок. Развернулся и с безошибочной точностью бросил маленький контейнер в бармена в восьми метрах от него. Контейнер попал в голову. Бармен тут же посмотрел на Хантера, но вместо того, чтобы разозлиться, просто кивнул. В то же время к столу подошла официантка, и Хантер принялся заказывать еду. Заказ занял какое-то время. Хантер раздумывал, что бы ему заказать еще. Иногда он спрашивал о том, чего бы мне хотелось, но не дожидался ответа. Тем временем другая официантка принесла напитки.

И тогда Хантер спросил: «Почему ты хочешь быть писателем?»

Наверное, я сказала что-то вроде того, что это единственное, что я когда-либо хотела делать. Что бы я там ни сказала, это заставило Хантера заговорить. Или, может, он заговорил бы в любом случае. Он снял свои очки и начал. И пока говорил, он осматривал мое лицо с видом того, кто видел меня издалека или, наоборот, слишком близко.

Я предполагаю, он говорил немного громче, но это только заставляло говорить его быстрее. Я попросила его немного снизить скорость. Его голос перешел на шепот. Поток его слов мурлыкал и затухал над нашим столом. Он говорил о поэме Джека Керуака о согласных и дифтонгах – серьезных, постоянных и в случае Хантера (но не в случае Керуака) – неразборчивых. Подали еду, и пока говорил, Хантер кусал бургер, нырял в корзинку с картофелем фри, разделывался с хот-догом и несколькими кусочками жареной курицы.

Он не мог усидеть на месте. Его кожа, теперь-то у меня было время рассмотреть, имела желтоватый блеск. Его руки прыгали по столу. Конечно, я пыталась выглядеть так, словно понимала, о чем речь. Я кивала и улыбалась, и ела, и даже смеялась. Это только вызывало у Хантера больше энтузиазма.

Еда продолжала прибывать. Блюда накапливались на столе, частично или наполовину съеденные, вплоть до пирога. Хантер танцевал словами и вокруг них. Его монолог прерывался, только когда он глотал. В целом, в течение часа на меня обрушивался сплошной поток сознания, в котором время от времени я могла выудить по одному слову: пространство – дорога – дизель – забудь – допросить – мюзикл – метель – интеллект – вода – соль. Но остальное, как говорится, потеряно при переводе.

Хантер мог бы поделиться со мной мудростью, которая бы сделала меня великим писателем. Он мог бы показать мне, как в течение жизни остаются значимыми истории, ведь они заполняют трудные времена, когда писательство дается тяжело. Он мог бы рассказать мне о каждом отказе, который он когда-либо получал. Он мог бы дать мне совет о том, как управляться с издателями, дедлайнами или жесткими критиками. Он мог бы рассказать мне о своей последней работе. Что бы он ни говорил, это было искренне.

Казалось, его мозг взмывал, падал, временами взрывался, а внутри таял. Глаза горели, на коже появились капельки пота, которые мерцали, как на запотевшем стакане пива. Время от времени он пускал в ход другую половину контейнера. Один раз он попал бармену прямо между бровей, и нам принесли еще больше еды и пива. Таверна заполнилась, голоса вокруг нас становились громче, играла музыка из автомата, а Хантер все говорил.

Тогда Хантеру было 56. Через 12 лет он покончит с собой, прострелив себе голову. За это время его обвинят в том, что он пристегнул женщину к своей плите и оставил там на день-два. Он также напишет несколько песен для Rolling Stone и снова женится. На его похоронах Джонни Депп выстрелит из пушки его же прахом. Но все это будет впереди.

Я знала, что это был исключительный случай, редкий и необычный подарок судьбы: сидеть с ним за столом в будний вечер в Колорадо. Все же я чувствовала разочарование и смущение, любопытство и удивление, беспокойство, гнев и, наконец, раздражение. Черт возьми, я ужинала с Хантером С. Томпсоном, и я едва могла понять хоть слово, сказанное им!

В конце концов Марко вернулся, довольный тем, что мы вдвоем, казалось, прекрасно провели время. Мы собрались уходить. На развалины посуды Хантер бросил пачку американских долларов. Марко вернул ему часть обратно, но Хантер настоял на том, чтобы он оставил немного больше. Была ясная лунная ночь, и воздух в Скалистых горах посвежел. Хантер умолял нас поехать в его дом.

«Давайте я вас отвезу, Марко может поехать сзади», — воодушевленно сказал он. Этот парень обладал шармом и лишь слегка покачивался.

Марко многозначительно посмотрел на меня. Его взгляд говорил: «Я предупреждал тебя». Хантеру он сказал: «Уже поздно, в следующий раз».

«Ещё рано. Правда, ещё рано. Позволь мне прокатить ее. Разве вы не хотите прокатиться?» — спросил он, махнув рукой в сторону зеленой Chevrolet Impala, сверкающей от света парковки.

У меня слабость к классическим автомобилям. В то время в Австралии, я водила девственно белый Mustang 65-го года, светло-голубой внутри. Марко знал это. Он покосился на меня.

«Нет, — сказал он Хантеру. — Не сегодня». Он заверил Хантера, что мы все наверстаем в другую ночь. Позже.

В конце концов, Хантер, кажется, понял, что мы не поедем к нему домой, и он сел в свою машину и уехал.

Мое последнее воспоминание о нем – его одинокая фигура в длинной, вытянутой машине, которая дико, но лениво извивалась по Вуди-Крик-роуд. Он продолжал махать нам на прощание, пока за поворотом не исчезли его задние фары и тьма не поглотила его.

* имя изменено

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ