Интервью с Ричардом Морганом: Разреженный воздух. Глубокое погружение

Автор: Ричард Морган

Это интервью я дал два месяца назад профессору Автономного университета Барселоны Саре Мартин Алегре. Интервью будет опубликовано до конца текущего года в журнале Helice, посвященном жанру спекулятивной фантастики. На протяжении нескольких лет Сара постоянно продвигает мои работы в академических кругах, её вопросы всегда вызывают ощущение глубокого погружения, они заставляют меня задуматься о моих работах — как законченных, так и находящихся на этапе обдумывания идеи. Это очень отрезвляющий, в то же время, приятный процесс, у которого всегда имеются интересные результаты. Интересно, какие ощущения появятся у вас. Я до сих пор нахожусь под впечатлением и раздумываю над тем, что возникло в процессе разговора.

Как много времени уходит на планирование таких романов, как «Разряженный воздух» (Thin Air)? Как долго вы вынашиваете книгу?

О, кучу времени! Какие-то совсем неясные мысли по поводу этой книги посещали меня начиная с 2007 года. Какие-то намеки на тему жизни на Марсе можно найти в героине книги «Черный человек» — гиберноиде, чрезвычайно жесткой по характеру, на самом деле, являющейся прототипом Хэкана Вила. Разумеется, с тех пор и герой, и сценарий сильно изменились, но точно можно сказать, что об этой книге я мечтал так долго (рабочее название было, кстати, «Сваренные на Марсе»).

Что повлияло на ваши представления о Марсе? Есть ли у вас любимые книги о Марсе?

Таких нет. К моем стыду, я до сих пор не прочитал трилогию «Марс» Кима Стэнли Робинсона, хотя очень хотел это сделать до написания «Разреженного воздуха». Просто не сложилось, не нашлось времени из-за того хаоса, с которым связано первое время после рождения ребенка. Довольно сильно меня потрясла сцена на Марсе в книге Морин Ф. Макхью «Китайская гора Чжан» ( «China Mountain Zhang» Maureen F. McHugh ), кое-что в книге «Квантовый вор» Ханну Райаниеми . Но самой последней книгой, посвященной Марсу, которую я прочел, была, пожалуй, «Красная планета» Роберта Хайнлайна . И это было сорок лет назад! (И довольно удивительно, что и тогда Марс служил катализатором для научно-популярной деятельности. Поэтому я чувствую, что следую прекрасной традиции!)

Вообще, интересно, но мне кажется, что именно образы Райаниеми дали мне ощущение, что я тоже так могу. Спустя годы и во время работы над «Черным человеком» я посвятил довольно много времени изучению ответов на вопросы «как, почему и где», возникающие в теме колонизации Марса. И кое-что из этого можно увидеть в книге. Например, дарийский календарь. Но именно после знакомства с Ханну я понял, что нет ничего зазорного в том, чтобы в произведении научной фантастики выйти за границы возможного и сделать Марс таким, каким хочешь, рассказать историю, которая тебе нравится, в общем — повеселиться. Именно это я и сделал!

Кроме того, мне кажется, что каждый, кто прочитает мой текст, довольно легко почувствует, что меня в целом вдохновило. Он поймет это из названий улиц и площадей в колонии, цитаты из книги «Как выжить на Марсе. Надежное пособие по выживанию и процветанию на Красной планете» Роберта Зубрина в начале повествования и её сравнения с цитатой Станнарда, из ощущения культуры, которая развивается в колонии с названием, вызывающим неприличные ассоциации, «The Gash» (глубока рана, порез, щель), из подтекста, скрывающегося в словах Вила. Вы меня уже хорошо знаете! Всё-таки этот роман о колонии на Марсе сильно отличается от того, что было раньше.

Как связаны романы «Черный человек» и «Разреженный воздух» во времени, какова хронология? События в «Черном человеке» происходят в 2107 году, задолго до событий в «Разреженном воздухе». Как относится дата «300 лет колонизации» к событиям в «Разреженном воздухе?»

Я всегда стремлюсь такие вопросы оставлять открытыми и неясными, чтобы оставить себе пространство для маневра. Конечно же, вы правы насчет даты колонизации, но ее можно трактовать по-разному. Идет ли отсчет от даты приземления Лютры? От даты поселения под стеклом первой колонии, о которой говорится в первой главе? Или от какого-то другого значительного события истории колонии? Достаточно сказать, что после событий, описанных в «Черном человеке», прошло больше века, это я могу сказать с уверенностью.

Колонизацией Марса руководит организация КОЛИН (COLIN — по первым двум буквам слов Colony Initiative). Хэк Вил называет членов этой организации хищниками, которые действуют не как гиены, а, скорее, как морские звезды, которые медленно захватывают и затем растворяют своих жертв. КОЛИН управляет (в том числе финансово) всеми сферами «человеческой деятельности в солнечной системе». Вил объясняет, что «поток капитала» этой организации — «жизненно важен для распространения во вселенной. Внедрение древней юридической структуры, существовавшей на Земле, задает общие рамки, которые тормозят весь процесс». Является ли такое полномасштабное организационное вмешательство единственным способом исследовать космос и, в итоге, создать колонию на Марсе?

Конечно, это не единственный способ. Китайская колония на равнине Эллада дает понять, что есть другие варианты (не обязательно достойные высокой оценки). Но на самом деле, это действительно кажется наиболее вероятной моделью на текущий момент. Неолиберализм открыл огромные возможности для капитальных инвестиций, которые, несомненно, обладают необходимым масштабом и амбициями, но всё это, конечно же, продиктовано жаждой наживы, противоречит интересам человечества, эгоистично по своей сути. В этом романе выражается сожаление об этих факторах, об уничтожении старого видения НАСА, в чем немалую роль сыграл неолиберализм. Мне так не хватает Карла Сагана и его цивилизованного гуманного универсализма!

Роман называется «Разреженный воздух» отчасти еще и потому, что максимум, на что оказалась способна вся эта «терраформирующая эко-магия» — это всего четыре процента от нормальной плотности земной атмосферы. Откуда этот пессимизм? Не могли бы вы также немного рассказать о ламинах и о роли нанотехнологий в покорении Марса?

Есть один ключевой момент, к которому я постоянно возвращаюсь в своих произведениях. Честное слово, неосознанно! Это принимает разные формы, но в основе всегда лежит одно и то же чувство, как что-то великое и ценное в итоге оказывается в руках жестоких и глупых людей, которые думают только о получении быстрой прибыли в интересах господствующего племени. Это можно увидеть в регрессивной политике Протектората в цикле о Коваче, в том как в серии «Страна, достойная своих героев» (A Land Fit For Heroes) Йелтехская Империя и так называемые Свободные города не могут оставаться цивилизациями. И в «Разреженном воздухе» кругом видны признаки отступления от глобального плана терраформирования и строительства на Марсе дома для человечества в пользу сверхприбыльного корпоративного застоя. А населению постоянно врут о каких-то возвышенных материях вместо того, чтобы обеспечить настоящее развитие. Оглянитесь вокруг — видите что-то подобное?

По поводу ламин могу сказать, что это без преувеличения величайшее достижение мембранной технологии, которая полностью изменила жизнь людей на Марсе (и конечно же, вообще везде). Какое-то время назад мне стало ясно, что самые удивительные технологические изменения, которые мы увидим в будущем, в меньше степени связаны с приборами и машинами, в больше степени — с материалами и теннологиями — новыми высокотехнологичными материалами, посторганическими соединениями, самоуправляющимися цикличными процессами и так далее. Ключевым моментом в «Разреженном воздухе» является то, что Марс стал превосходным инкубатором для всех этих технологий, так как там так много бесхозной земли, на которой можно проводить испытания. На Земле это было бы противозаконно из-за опосредованного воздействия на окружающую среду. А с местным населением на Марсе можно безнаказанно обращаться как угодно, так как очень маленькая часть планеты используется для проживания, а большая часть марсианской территории представляет из себя либо мертвую, либо почти мертвую землю, когда это уже почти никого не волнует.

Критика мифа о Марсианском высоком рубеже, которую высказывает Хэк Вил, проходит красной нитью через всю книгу «Разреженный воздух». Полагаю, это и ваша собственная точка зрения. Цитируя бывшего генерал-губернатора Катлин Окомби, «нет ничего благородного в том, чтобы начинать борьбу на рубеже, любом рубеже». Ваша книга настроена против Запада?

Ну, наверное, можно сказать, что это мой «кровавый меридиан». У Вила есть личные причины относиться к Марсу с изрядной долей негатива, но это всего лишь черта характера этого героя, ничего больше. Справедливости ради, надо сказать, что это недовольство довольно часто вызывает негативную реакцию со стороны других персонажей. И в то же время, отношение Вила к Марсу несомненно дает хорошую почву для всех этих придуманных мифов, поддерживающих жизнь в колонии. Возвращаясь к цитате Зубрина, которая приводится в начале книги, могу сказать, что я был просто шокирован, когда узнал, что довольно большая группа людей считает Американский рубеж чем-то вроде апогея развития цивилизации и её достижением. Сама идея того, что можно — и даже нужно! — в 21 веке как-то перенести культурную матрицу на Марс, была настолько ужасна, что у меня не оставалось выбора, кроме как обнаружить её и уничтожить.

В «Разреженном воздухе» население Марса названо «Человечеством Высокого Рубежа». Идея о «кодошершнях», жалящих всех подряд с целью обновления прошивки довольно забавна. У Вила такие обновления: «Турбо обмен свежим газом для ваших легких; дополнительный мелатонин версия 8.11.4; пластыри-ускорители для последних — и самых неустойчивых — ингибиторов остеопении; защита роговицы 9.1». Как сильно модифицированы люди на Марсе? Это ведь еще не постчеловек?

Я думаю, всё зависит от вашей точки зрения. Ведь можно сказать, что многие из нас уже постлюди в той степени, в которой мы пользуемся достижениями в области протезирования и медицинских технологий, с внешним вмешательством и внутренним, которые продлевают или просто улучшают нашу жизнь. И эти «модификации», если можно их так назвать, с каждым годом становятся все сложнее, круче, они больше подходят, от них меньше побочных эффектов. В «Разреженном воздухе» эти медицинские улучшения почти полностью невидимы, происходят на нанотехнологическом и молекулярном уровне. При взгляде на человека, живущего на Марсе, вы, возможно, не увидите ничего сильно необычного, кроме разве что немного излишней худобы. Но внутри тела теперь происходит то же, что и с программами в вашем телефоне — бесконечная работа, постоянные обновления и изменения.

Очки Goggle Glass вдохновили вас на создание линз, которые все носят на Марсе? Здорово задумано, что они также работают детекторами лжи, считывая выражение лица или гештальт. Как вы думаете, сможет ли Гугл когда-нибудь реализовать такую функцию? А если серьезно, Вил говорит о том, что эти линзы используются из-за того, что альтернативная технология, искусственный мозг, слишком дорогая и может вызывать проблемы в иммунной системе. Сможете прокомментировать?

Технология Google Glass несомненно явилась частью концептуальной матрицы, которая привела меня к идее использовать линзы в качестве платформы для информационно-коммуникационных технологий в этом мире. Но на самом деле, всё дело в том количестве времени, которое я провел на юге Европы, где все постоянно открыто рассматривают ваше лицо. Когда вы идете, например, по улицам Малаги или Кадиса, то замечаете, что все носят солнечные очки. Это такая же обычная часть одежды, как и обувь. Никто не выглядит странным в очках, многие выглядят в них стильно. И тут наступает прозрение — так всё и будет! Стильные солнцезащитные очки будут айфонами будущего. И как только ты это понимаешь, сразу приходит мысль о том, что они будут снабжены всевозможными технологиями, которые только могут прийти в голову — полиграф, «умное стекло», дополненная реальность, виртуальная реальность, возможность записи и воспроизведения — список не имеет конца.

Разумеется, подобная технология уже давно является частью жанра киберпанк. Вспомните зеркальные очки Молли из «Нейромант. Джонни-Мнемоник. Рассказы» Уильям Гибсон , которые были хирургической накладкой. Однако мне кажется, что киберпанк упускает (а возможно, намеренно игнорирует) момент дискомфорта, который испытывает человек в связи с физическими манипуляциями над телом, вторжением в него. Если не брать во внимание людей, увлекающихся пирсингом и тату и их эквивалентами, большинство из нас не загорятся желанием вставлять внутрь своего тела железки, особенно учитывая возможные проблемы в иммунной системе и, что важнее всего, при наличии простой и надежной альтернативы. Опять же, очки и являются такой альтернативой — легко надеть, легко снять, заменить или отремонтировать при необходимости без каких—либо осложнений для тела; это очень важно!

Лозунг «Марс открыт для бизнеса» часто появляется на страницах вашего романа. Не раскрывая детали, упомяну о том, что сюжет строится вокруг ситуации, которая компрометирует репутацию Марстеха — «мифа», который поддерживает марсианскую экономику. В основе мифа лежит идея о том, что Марс процветает (или выживает), так как экспортирует на Землю престижную и качественную продукцию. Чем вызвано особое внимание, уделяемое в сюжете продукции по уходу за кожей?

Ну очевидна ведь связь с сегодняшним днем. Весь этот маркетологический бред в женской косметической индустрии, на который я смотрю с удивлением — заставлять людей платить безумные деньги за маленькие баночки со слизью престижной марки с помощью вводящей в заблуждение рекламы, демонстрирующей радость и счастье и «научных» маркетинговых статей. Семь признаков старения — обалдеть! Мне кажется, что мы часто недооцениваем силу убеждения брендинга и огромное влияние, которое он оказывает на уровень развития экономики и во все большей степени политики. Я всего лишь осуществил экстраполяцию этих тенденций со своим собственным брендом, выразив в полной мере острую критику и злость по поводу циничности и безнравственности.

Мэр города Крэдл Ракель Айяука объясняет Вилу, что марсианская система власти похожа на матрешку. За каждым человеком, обладающим какой-то властью, всегда стоит человек, обладающий большей властью.

Тут, скорее, дело в том, что я, если честно, не очень-то верю в идею одного главного злодея. Эта идея уже исчерпала себя, никакой особой пользы для искусства из неё извлечь больше нельзя. Любой внимательный разбор плохой ситуации покажет наличие множества виновных, но настоящий интерес вызывает их степень виновности по сравнению с остальными и их взаимоотношения между собой. Один большой плохой парень, чье поражение и смерть внезапно возвращает порядок во всем мире — ну не знаю, это как-то по-марвелловски, скучно.

Интересы бизнеса, политические интересы в «Разреженном воздухе» оспариваются последователями Энрике Сакрана под руководством его дочери Мартины Сакран. Сакраниты защищают политическую теорию мютюэлистов и технологический социализм, но Вил считает их борьбу обреченной на провал, так как людей больше интересует Миф о Высоком рубеже и собственная «исключительность» в их принадлежности к Марсу. Эта политическая неудовлетворенность отражает ваше отношение к текущей политической обстановке?

Не забывайте, что Вил — это не я! В нем намного больше злости и разочарования, чем я пытаюсь найти в себе. Его взгляды на политику не обязательно совпадают с моими собственными — да, признаю, бунтарскими, леволиберальными идеями. При этом я действительно считаю, что одной из явных текущих тенденций нашей политической жизни является способ, при котором дешевый красивый миф используется теми, кто находится у власти, чтобы оправдать экономическую, а иногда и политическую жёсткость, главным образом, по отношению к тем, кто и так страдает от этой жёсткости. И что еще хуже, происходит намеренное игнорирование со стороны этих людей, что только укрепляет динамику. Это замкнутый круг политики запугивания, и кажется, что нет быстрого способа, с помощью которого сторонники прогрессивизма могут исправить эту ситуацию. В действительности стандартным ответом левых, находящихся под давлением со стороны неолиберализма, может быть выход из прагматичной прогрессивной политики, побег в «башню из слоновой кости» — в чистую теорию. А это в итоге отталкивает именно тех избирателей, чьи интересы они намеревались представлять. Так что у сакранистов, возможно, и есть какие-то хорошие политические идеи и доводы, но их политическая ДНК почти не дает им шанса достичь чего-то реального. Им просто не хватает «сексуальности» по сравнению с другими. И вовсе не является совпадением, что когда Вил идет к ним на встречу, то попадает в разрушающееся законсервированное и заросшее паутиной здание, которое служит маленьким грустным убежищем для обучения в условиях самоизоляции.

Китайская триада и мафия «семейки андинас» весьма заметны в жизни Марса. В какой-то момент Вил говорит, что «"Семейка андинас" — самые большие фанаты демократии в Долине», так как «они могут покупать, продавать и предавать её при каждом удобном случае». Не слишком ли это негативный взгляд на демократию?

Зависит от того, о какой демократии мы говорим. Очевидно, что надежная и здоровая демократия не позволит легко существовать такому уровню коррупции. Но в Долине не такая демократия. Там другой вид демократии — где царит коррупция, пустословие. Такую демократию я всё чаще встречаю и здесь, сейчас, на нашей планете. В действительности в текущих условиях «демократия» тоже имеет все шансы стать всего лишь брендом, пустым словом с целью оправдать любые олигархические злоупотребления власть имущих. Именно такая проблема возникает, когда вы решаете сложные социальные, политические и экономические проблемы с помощью создания красивого мифа. Последствия такого пути и являются одной из главных тем книги.

Ключевым значением для сюжета является ежегодная лотерея, в которой определяются 50 победителей, получающие возможность вернуться на Землю. В романе есть обсуждение того, как люди, родившиеся на Марсе, не так уж и заинтересованы в этом. Именно поэтому последние 39 лет выигрышем был билет в оба конца. Как сердито говорит Вилу Нина Учарима, коренная марсианка, Марс, возможно, и дурацкое место, но «Он наш. Это наш дом. Мы не думаем о возвращении». Однако, фрокеры — члены движения за независимость, описываются в негативном ключе как «сумасшедшие маргиналы Первого марсианского движения за независимость». Мне это кажется немного двусмысленным. Вы с Вилом поддерживаете идею марсианской независимости?

И снова важно отделять мои взгляды от взглядов Вила. Кроме того, замечу, что всё меняется, что в какой-то степени на протяжении повествования изменится и Вил. Или правильнее сказать, его заставляют измениться. Мои взгляды на независимость довольно просты. Я считаю, что территория должна принадлежать людям, которые на ней проживают. Решения, влияющие на этих людей и эту территорию, должны приниматься на местном уровне, насколько это вообще возможно. Это относится одинаково к шотландцам, каталонцам и марсианам. При этом борцы за независимость бывают всякими — от образованных гражданских националистов до дебильных и глупых этнических крайних расистов и всем, что между ними. Решите сами, что я думаю по поводу этих вариантов. Важнее то, что в наше время сама концепция независимости является довольно спорной. Что такое на самом деле независимость в нашем мире глобального бизнеса и культурного обмена, насколько она полезна и в каком объеме? Это сложные вопросы, они заслуживают внимательного изучения и политического прогнозирования. В Первом марсианском движении за независимость есть умные и порядочные люди, обладающие убедительными политическими и экономическими взглядами на причины, по которым Марс решил отделиться от Земли. Не очень много будет таких людей среди фрокеров, так как их прототипами в реальной жизни являются ксенофобы. Мне кажется, прежде всего мною снова двигало упрямое желание возразить — в жанре научной фантастики есть традиция изображать храбрых марсианских революционеров, восстающих против деспотичной Земли. Мне захотелось от этого уйти и показать более сложную ситуацию.

Вил — «гиб», гиберноид, сильно модифицированный человек, который четыре месяца в году проводит в коме. Его мать, находясь на втором триместре беременности, стала наемником в Специальной местной программе на западе Австралии. У меня возник вопрос, на который пока я не нашла точного ответа: к какой этнической группе принадлежит Хэк? Можно сказать, что он австралийский абориген, принимая во внимание место его рождения?

Я намеренно оставил некую недосказанность в отношении этнического происхождения Вила. Честно говоря, намного важнее его классовое происхождение — он продукт общей тенденции к обнищанию, что актуально для всего мира. В наше время у него было бы больше шансов стать представителем этнического меньшинства. (при этом еще стоит заметить, что в наши дни повсеместно резко растет количество бедного белого населения). Но в том мире, который существует в книге — кто знает? Кто именно составит этническое меньшинство через 300 лет в Австралии или где угодно? Будет ли в принципе существовать этнический вопрос в условиях постоянно увеличивающейся численности населения? Как бы там ни было, лично я решил, что предки Вила — выходцы с Тихоокеанских островов и/или представители народа Маори. Я обожаю фильм «Когда-то были воинами» и перед моими глазами стоял Темуэрра Моррисон, сыгравший в нем роль Джека Хеке. Но это мое личное представление. Если вы решите, что предками были австралийские аборигены, я совсем не буду против.

Всё детство и юность Хэк тренировался и совершенствовал своё тело, фактически являясь собственностью Блонд Ваиситус ТрансСолар Енфорсмент энд Секьюрити Лоджистикс, входящей в структуру КОЛИН. Как сильно его модифицировали? Когда один из героев называет Вила «сильным человеком», тот отвечает, что он скорее «сильно запрограммирован»...

Этот вопрос тоже остается открытым, особенно учитывая тот факт, что в этом варианте будущего многие люди разными способами модифицированы. На базовом уровне генетическая модификация Вила схожа с той, которую получил Марсалис в «Черном человеке» — специальная настройка произошла еще в утробе матери. Кроме этого он прошел через целый набор биохимических, хирургических и психологических изменений. В «Черном человеке» идея была в том, что несмотря на генетическое программирование, человеческое будет постоянно пробиваться через заданные параметры, так как люди слишком сложны, чтобы их можно было успешно модифицировать на таком простом уровне. Но мне кажется, можно сказать, что наука продвинулась далеко вперед и лаборатории времен Вила добились определенных успехов в достижении своих целей. Например, они стали работать медленно, постепенно, бережнее относятся к своей продукции. В голову приходит сравнение виски с самогоном. Дело не в том, как сильно модифицировали. Дело в том, с какой любовью и вниманием к деталям.

Гиберноиды были созданы для работы с «постоянным криокэппированием», но они являются еще и солдатами-киборгами, которые получили кличку «бамперы». В какой степени это относится к Хэку, когда сакранит Риверо называет их «корпоративном предприятием, имеющим человеческую плоть (...) — сырьем, выдающим себя за человека»?

Ну это неприкрытое, намеренное оскорбление со стороны героя, чьим суждениям не очень-то хочется верить. С другой стороны, в книге говорится о том, что бамперы довольно хорошо выполняют свою работу, так что возможно, в словах Риверо и есть разумное зерно. Я думаю, читатель сам разберется, какие действия Вила продиктованы его программой, а какие — его личностью. И вообще, существует ли четкое разграничение между этими двумя областями мотивации?

Когда Хэку было 8 лет, его нервная система была подключена к искусственному интеллекту ОСИРИС (OSIRIS — бортовая система поддержки интерфейса анализа ситуаций и ресурсов), «системе кризисного управления». С тех пор «она» стала его постоянным спутником. Первый вопрос: почему ОСИРИС женского «пола», ведь египетский бог — мужчина? Второй вопрос: существует ли какая-либо взаимосвязь между ОСИРИС и искусственным интеллектом Джейн из цикла про Эндера Орсона Скотта Карда ?

Я не читал книг про Эндера (как впрочем, ничего из того, что написал Кард после ранних рассказов, опубликованных в жунрале Omni, — мой осознанный выбор в связи с его непростительно мерзкими взглядами). Так что такой взаимосвязи нет. А выбор женского пола очевидно вытекает из сегодняшних тенденций. Нам нравятся женские голоса в обслуживающих функциях. Возможно, из-за того, что они обеспечивают такой уровень взаимодействия, который мужской голос не смог бы достичь? Возможно, из-за всеобъемлющего характера и силы материнства в деле воспитания? На ранних стадиях развития искусственного интеллекта можно увидеть все признаки именно такого выбора. Конечно же, ОСИРИС не являются ни мужчиной, ни женщиной. Это машина, оптимизирующая человеческую деятельность. И мы знаем, что её владелец может выбирать разные голоса. Вил — мужчина традиционной сексуальной ориентации и сильно озабоченный темой секса. Он выбрал себе в постоянные спутники очень сексуальный женский голос — можете искать в этом какой угодно смысл. Любой другой пользователь системы может выбрать себе командный мужской голос или любой другой вариант.

После того как «Блонд Ваиситус» увольняет Вила после 20 лет службы, тот поступает на работу в структуру, занимающуюся контролем за исполнением контрактов на Марсе, где он прожил на тот момент 14 лет, правильно? Работа заключается в том, чтобы ловить мошенников «квапро», или профессионалов, которые не выдерживают давления. Не могли вы рассказать немного подробнее о «квапро»?

Служба по контролю за исполнением контрактов ловит всех, кто нарушает условия контракта, если назначена правильная цена. Этой охотой за головами занимаются доведенные до бешенства корпорации. Целью охоты могут быть обычные марсианские граждане, простые трудяги или более ценные специалисты. И очевидно, что охотникам намного интереснее преследовать более ценных специалистов. Если только какая-то корпорация не захочет устроить показательную порку на примере конкретного бедного трудяги и не объявит за это соответствующее вознаграждение. Но самыми ценными являются квапро – квалифицированные профессионалы, прилетевшие с Земли по трехлетнему или пятилетнему контракту и получающие высокую зарплату. Если такие ребята сбегут, вы рискуете каждую неделю их отсутствия сильно терять в производительности, возврат их на место становится приоритетным и хорошо оплачиваемым делом. В книге говорится о том, что количество квапро с Земли, не выдерживающих давления и отправляющихся в бега, довольно высокое, т.к. жизнь в совершенно чужом мире вызывает огромный уровень стресса и напряжения, психологического и физиологического, не все способны его выдержать. Мне кажется, этому аспекту межпланетной колонизации не так уж и много внимания уделялось до сих пор в жанре научной фантастики – идее о том, что кроме физических трудностей, с которыми сталкиваются колонисты, отрыв от всех норм мира, в котором мы росли и развивались, может спровоцировать появление каких—то очень глубоких проблем психического характера со всеми социальными и организационными последствиями, которые за этим следуют.

Когда Вил сталкивается с головорезом из банды, которую он преследовал, то замечает, что у этого человека отсутствует то, что обычно можно заметить у подобных бойцов — «угроза, исходящая от бездушной машины с пустыми глазами». Он описывает тех, с кем до сих пор ему приходилось сталкиваться, существами «с мертвым взглядом, безразличными, действующими на каком-то почти нечеловеческом уровне и глубине». И он думает, что, возможно, «какая-нибудь военная лаборатория действительно достигла цели создания идеального солдата будущего и произвела что-то по-настоящему постчеловеческое». Вы считаете «по-настоящему постчеловеческое» — это уже не человек?

Вообще-то, в этом комментарии содержится изрядная доля иронии, так как мы уже знаем, что сам Вил довольно часто действует «на каком-то почти нечеловеческом уровне и глубине». Возможно, он отчаянно пытается отделить себя от Другого, того, кто будет хуже него самого. Но отвечая на ваш вопрос, я считаю, что «по-настоящему постчеловеческое» по своему определению уже не будет человеком. В конце концов, мы ведь говорим о том, чтобы зайти за те грани, которые мы считает человеческими. Например, я бы не называл кого-либо постчеловеком просто потому, что он пережил хирургическое вмешательство, чтобы облегчить состояние при рассеянном склерозе или серповидноклеточной анемии. Или вмешательство с целью сделать его умнее или сильнее. Но должен наступить момент, когда вы сможете изменить генетический код для того, чтобы в итоге получился совсем другой вид.

Один из самых интересных второстепенных персонажей — «старый опытный борец с кодом» Ханну Холсмтром, киборг, который выглядит «как механизированная реинкарнация какого-то древнего мифического божества с рогами». Вил замечает, что на Земле он, возможно, был бы вне закона, но на Марсе, не смотря на возможный вред, он может спокойно, с определенными ограничениями, взламывать корпоративные ресурсы, так как «существует своего рода свободная конкуренция среди таких любопытных, которые намного меньше заинтересованы в соблюдении законов и намного больше в том, чтобы узнать, что происходит в отдаленных местах, где не действуют законы». Не могли бы вы это прокомментировать?

Общая идея книги состоит в том, что у Марса есть длинная история вседозволенности и отсутствия регулирования. Отсутствие высокой плотности человеческого населения и важной биосферы послужило причиной полной криминализации промышленного освоения Марса, обогатившего людей и представителей корпораций, которые были в этом задействованы. А теперь на Марсе живет намного больше людей, но кого это волнует, да? Те же самые безжалостные корпоративные интересы и люди, наделенные властью, сопротивляются попыткам регулирования везде, где затрагиваются вопросы освоения и прибыли. К сожалению, это отражает странные и откровенно опасные новые политические взгляды правых партий в Америке и в последнее время в Великобритании — идею о том, что регулирование (и органы государственной власти, которые его осуществляют) — нечто неправильное, тираническое, тормозит человеческую изобретательность, развитие промышленности и прогресс в целом, и его необходимо убирать везде, где это возможно (и пошли куда подальше люди, которые встают на пути). Возможно, в этом присутствует и какой-то элемент старой ностальгии по американскому рубежу. Конечно, вы можете разобраться с большим количеством существующих проблем, не имеющих регулирования — враньем продажников, подкупом и коррупцией среди местных властей, захватом земель, монополией, жестоким обращением с рабочими, небольшими проявлениями геноцида — если у вас есть винчестер и кольт 45-го калибра и, возможно, кучка вооруженных головорезов для прикрытия.

Вил говорит, что есть гиберноиды женского пола, хотя их не очень много. Есть в романе лейтенант Чакана из отдела полиции Брэбдери — жесткая женщина, которая могла бы стать настоящим героем. Когда мы увидим у Моргана роман, где главным героем будет женщина? И раз уж мы заговорили о женщинах, не могли бы вы рассказать немного об Ари, не выдавая всех секретов сюжета?

Вообще-то, во всех четырех последних романах Моргана есть главные героини. На самом деле, Севджи Эртекин почти поровну делит экранное время с Карлом Марсалисом большую часть повествования в «Черном человеке», а Арчет — одна из трех главных героев трилогии «Земля для героев»...

Знаю, знаю, это не то же самое, что быть одной главной героиней. Если честно, у меня нет готового ответа на вопрос, почему я до сих пор этого не сделал. Возможно, это из-за того, что я предпочитаю грубых, озлобленных героев, которым не чуждо физическое насилие и которые предпочитают использовать обоюдоострый меч. И я всегда считал, что это не сильно подходит женщинам. Безусловно, вокруг есть немало озлобленных женщин, но по моему опыту, этой женской озлобленности не обязательно сопутствует демонстрация силы и жестокости, как способа самоопределения, она чаще связана с членовредительством и отказом от принятия взвешенных решений. Неправильные решения, которые принимают эти женщины, гораздо чаще приводят к тому, что больше вреда причиняется им же самим, а не окружающим (хотя, конечно, иногда от этого ужасно страдают и дети). С другой стороны, очень сильные женщины существуют, но их сила больше относится к обдуманному, умному поведению (возможно, и с применением насилия, но с очень осторожной и тщательно выверенной тактикой).

Никки Чакана — хороший пример. Она обладает большим количеством признаков главного криминально героя, но все поступки продиктованы проницательным и прагматичным умом. Почти вся жестокость от её имени ложится на других исполнителей, выполняющих её указания. Она – не спартанец у Фермопильского ущелья, готовый пожертвовать собой и пасть в бою. Что касается Ари, достаточно сказать, что как большинство моих второстепенных персонажей, она довольно быстро начала выполнять более сложные и важные задачи – для Вила, и для всей книги.

Важное место в повествовании занимает критика тупой героической жестокости, которая у всех нас вызывает восторг, а также не так часто обсуждаемая правда о том вреде, которая она приносит. И мне кажется, что именно эта тема чисто мужская (при этом безусловно одобряемая женщинами, находящимися рядом). Использовать для этой цели главную героиню – ну, мне кажется, это всё будет звучать фальшиво, беспомощно и театрально. Я не говорю, что никогда не напишу роман с главной героиней. Просто пока это не слишком хорошо подходит для моих целей.

И в заключение не такой большой вопрос, но не менее интересный. Новые мифы в «Разреженном воздухе» основаны на суевериях первых трудяг, которые работали на КОЛИН в первые годы освоения Марса. «Когда мы живем под чужим небом, нам намного сильнее нужны монстры и герои-спасители».» В то же время действия SETI на Марсе (Search for Extraterrestrial Intelligence — общее название проектов и мероприятий по поиску внеземных цивилизаций и возможному вступлению с ними в контакт – прим. пер.) приводят к разочарованию: пойманы четыре внеземных сигнала, но они «слишком далекие, чтобы предпринимать какие-либо действия. И вообще, неизвестно, существуют ли эти цивилизации до сих пор». Почему вы решили исключить возможность межпланетного контакта?

Во-первых, сразу хочу сказать, что эта возможность исключена не полностью. Эти сигналы не являются единственными следами инопланетных цивилизаций. Проблема в том, что люди перестали искать. Опять грандиозные планы и стремления уступают более прозаическим целям — нормам прибыли и культурному самосозерцанию. Мы пытаемся разгадать тайну и границы вселенной, но сдаемся, когда в процессе сталкиваемся с тем, с чем наши жестокие первобытные импульсы справиться не в состоянии. Меня всегда поражало, что даже во времена энтузиазма, царившего на старте проектов SETI, никому не приходило в голову задуматься над таким очевидным вопросом: хорошо, мы нашли свидетельства разумной жизни во вселенной, что дальше? Правда, что дальше? Расстояния, на которых могут находиться даже относительно близкие к нам инопланетные цивилизации, вероятнее всего, будут намного дальше тех, на которые мы сможем в ближайшее время путешествовать. И даже не надо заходить слишком далеко в межзвездное пространство, чтобы возник вопрос, существует ли вообще на этот момент цивилизация, отправившая этот сигнал. Людям быстро становится скучно, когда в обозримом будущем не видно никакого заметного результата — какие-то отклонения на графике радиотелескопа и объяснения ученого, что означает этот сигнал, не производят никакого впечатления. Я так и вижу, как в социальных сетях тут же пишут: «Зевок... ну да, ну да... рубашка этого товарища сексистская!» Шутки, мемы, потом всё — при отсутствии каких-либо физических следов, фотографий — событие полостью забывается. Как и всё, что происходит на Марсе в этом романе. Более широкое видение проигрывает, уходит. На замену приходит недальновидная продажная первобытная и жестокая тенденция, которой радостно предоставляется полная свобода действий.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ