24 октября 2018 г., 23:13

3K

Какое отношение супергерои и зомби имеют к концу света?

16 понравилось 0 пока нет комментариев 2 добавить в избранное

Питер Бискинд об одержимости поп-культуры тем, как мир полетит в тартарары

Автор: Питер Бискинд

Конец света вот-вот наступит со времен начала письменной истории. И все-таки, кажется, что сегодня профессиональные пессимисты работают сверхурочно. Жуткие предзнаменования, что мы постоянно слышим со всех сторон, уже стали одним из основных элементов глобальной культуры. И минуты не проходит без новой тревоги. Билли Грэм, популяризатор евангелизма в послевоенную эпоху, пророчествовал об апокалипсисе еще в 1950-х: «У нас есть еще год, может быть два». А затем, добавил он, «все должно закончиться». По последнему предсказанию астролога Джин Диксон, конец света наступит между 2020 и 2037 годом. Президент Всемирного Библейского сообщества Ф. Кентон Бешор ожидает Второе Пришествие самое раннее в 2020 году, но не позднее 2028 года. Йэн Герни в своей книге «Пророчество Кассандры» отдает предпочтение 2023 году, хотя в 2033 году будет ровно две тысячи лет с распятия Христа, так что в этом году тоже можно ожидать то или иное малоприятное событие. Хотя раэлиты, преклоняющиеся перед НЛО, осмеливаются не согласиться: они предсказывают вымирание человечества к 2035 году и возлагают свои надежды на спасение на инопланетное вторжение.

Нет сомнений, что апокалиптическая лихорадка уже достигла масштабов эпидемии. «Воображаемые катастрофы» (если позаимствовать термин у Сьюзен Зонтаг) сопутствуют историческим периодам неопределенности и преобразований, начиная от падения Римской империи и заканчивая настоящим временем, но теперь они подпитываются беспрецедентным ускорением изменений. Кроме того, кошмар крушения башен-близнецов 11 сентября 2001 года дал американцам почувствовать, на что может быть похож конец света. С истинно британской сдержанностью Пол Гринграсс, продюсер «Потерянного рейса», объяснил: «После драматических событий 11 сентября…. Я думаю, что все эти фантазии говорят о том, что мы не уверены в будущем». Роберт Киркман, автор комикса, который послужил основой для сериала «Ходячие мертвецы», объясняет это так: «Истории об апокалипсисе притягательны, когда люди думают о нем. Со всеми этими глобальными экономическими проблемами и всем прочим многие чувствуют, что наступают темные времена».

Даже если оставить в стороне кризис мигрантов, возрастающий уровень нищеты и голод со всеми вытекающими последствиями, как, например, устойчивая к лекарствам зараза, то, когда мы думали, что Холодная война 1950-х годов, во время которой погибнуть от бомбы казалось наиболее вероятным, в прошлом, эта опасность вернулась в виде «грязных» бомб, вылепленных из обогащенного урана. Не говоря уже о распространении технологий ядерного оружия в Израиле, Пакистане, Иране, а теперь еще и в Северной Корее. Часы Судного дня из «Бюллетеня ученых-атомщиков» тикают все громче. Фактически, в начале 2015 года стрелки указывали на три минуты до полуночи, предупреждая: «Вероятность глобальной катастрофы очень велика». В 2017 году, после президентских выборов, стрелки сдвинулись еще на 30 секунд, до двух с половиной минут до полуночи, а затем еще раз в начале 2018 года до двух минут. Ближе к катастрофе мы были только в разгар Холодной войны в 1953 году.

Изменения климата ставят нас перед кое-чем более трудноразрешимым, чем терроризм или вероятность ядерной войны. Вот о чем нужно беспокоиться, ведь это климатологи, а не какие-то чудаки, предсказывают «новую темную эпоху». После серии ураганов 2017 и 2018 годов, свирепых лесных пожаров, последовавших за оползнями в Южной Калифорнии, полного затмения солнца и воинственной перепалки между Трампом и Ким Чен Ыном, можно извинить ныне покойного Кристофера Хитчинса за то, что он обратился к «Евангелию от Луки», где сказано: «И будут знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние народов и недоумение…»

Почти по определению, научная фантастика, фэнтези и хоррор предсказывают возможное развитие событий, независимо от того, насколько это маловероятно. Масса апокалиптических фильмов и сериалов позволяет нам представить, каким может быть конец света – мысленные эксперименты, которые заставляют нас подумать о невероятных генеральных репетициях для шоу, которое, как мы надеемся, никогда не начнется.

Хотя опасность того, что конец света случится, достаточно реальна, чаще всего апокалипсис видят те, кто хотят его увидеть. Например, говоря о президентских выборах 2016 года, оба кандидата воспользовались терминологией конца света. Для Хиллари Клинтон его олицетворял Дональд Трамп. Она сказала своим сторонникам: «Я последняя, кто стоит между вами и апокалипсисом». Для Трампа апокалипсис уже наступил, а именно, в виде двух президентских сроков Обамы при поддержке тогдашнего госсекретаря Клинтон. Он назвал своего демократического оппонента «дьяволом», добавив, что все, что Хиллари Клинтон принесла в мир, было «смертью, разрушением, терроризмом и бессилием». Не так давно бывший лидер большинства Палаты представителей (да еще и «умеренный») Джон Бейнер обозвал «Реформу здравоохранения и защиты пациентов в США», проводимую Обамой, «Армагеддоном». Другими словами, каждая из идеологических тенденций подстраивает апокалипсис согласно своим собственным целям.

Идеология двухпартийной коалиции, составляющая послевоенный мэйнстрим, была названа «плюрализмом». В 1949 году в книге под названием «Жизненный центр» историк Артур Шлезингер-младший выдвинул теорию о «третьей силе», состоящей из «демократических социалистов» и «либеральных капиталистов», предназначенной проложить средний путь между двумя врагами демократии, коммунизмом и фашизмом, чтобы избежать кровавой бойни, охватившей Европу и обеспечить лидерство Америки в «свободном мире». Шлезингер предусматривал внешнюю политику, не одобрял метод послевоенного управления в стране и высмеивал центризм, зато он помог организовать партию «Американцы за демократическое действие», которая лоббировала именно это у себя дома, а его характеристика третьей силы прекрасно описывает коалицию «Демократов Холодной войны» и «Республиканцев восточного побережья», которые заправляли в послевоенной Америке.

Такие либеральные интеллектуалы, как Шлезингер, Даниел Белл, Сэймур Мартин Липсет и другие, согласились с тем, что американское общество является демократическим, «открытым обществом», состоящим из людей различного цвета кожи, этнических групп и религий. Оно как плавильный котел, в котором культурные различия растворились в бульоне ассимиляции.

Ни одна из этих групп не могла одержать верх, потому что власть была распределена среди них. Роберт Даль, так называемый старейшина американских политологов, описал плюрализм как «полиархию», это значит, что власть распределяется между многими конкурирующими центрами управления, так что ни одна группа не обладает достаточной силой чтобы главенствовать над другими. Противоборствующие группировки вынуждены идти на компромисс друг с другом. Другими словами, если каждый силен, никто не силен, и сила, по сути, не существует вообще в Америке, только у ее тоталитарных врагов.

Согласно плюрализму, консенсус в мире основывается на абстрактных ценностях, разделяемых всеми. Эти принципы возникли в эпоху Просвещения, когда философы противопоставили их примитивной, ограниченной приверженности клану или местности. «Включив братство или "братство людей" в число своих идеалов наряду со свободой и равенством, – пишет философ Питер Сингер, – лидеры французской революции искусно выразили идею Просвещения о распространении той заботы, что мы обыкновенно чувствуем только по отношению к нашему роду, на все человечество».

Позднее дарвинисты предоставили эволюционную основу для этих норм морали. Естественный отбор решительно доказывает, что люди превосходят другие формы жизни, потому что они эволюционировали за пределами «волчьих законов» конкурентной борьбы, которая является основным состоянием природы. Сотрудничество, или социальность, а не своекорыстие - вот ключ к выживанию видов. Или, скорее, социальность в личных интересах человечества. Относительно новая дисциплина эволюционная этика была названа Эдвардом Уилсоном в его знаковом исследовании 1975 года «Социобиология», цель которого состояла в том, чтобы вывести вопросы морали из компетенции теологов и философов и перевести в область биологии.

В противовес уверенности республиканцев, что невидимая рука Адама Смита обеспечит процветание для всех, либеральные демократы опасались, что она обчистит карманы бедняков и набьет карманы богатых. Капитализм был достигнут, но им еще нужно было управлять. Поэтому в плюрализме общественный интерес, отождествляемый с абстрактными моральными принципами, вытесняет частный интерес, который является просто эгоизмом. Те, кто ставит свои собственные интересы во главе общественных, наказываются за это. Они связаны необходимостью, продиктованной общественными группами возрастающей универсальности. Права личности уступают перед интересами рода, это и есть кровные узы, которые связывают семью. Она, в свою очередь, уступает место расширенной семье, затем племени или этническому клану, затем краю, а потом и нации. За пределами нации, по мере нарастания амплитуды, у нас есть роды, виды, и вплоть до Вселенной.

Граждане жизненного центра должны были играть по правилам плюрализма, которые означали прагматизм, компромисс, толерантность, демократическое принятие решений и верховенство закона. «Республиканцы Восточного побережья» и «Демократы Холодной войны» согласились, что чем больше и вместительнее «палатка», тем стабильнее консенсус и тем меньше сумасшедших, кидающих гранаты из-за ее периметра. Толерантность, поэтому, была не только преимуществом сама по себе, она была стратегией, обеспечивающей стабильность, и более того, выживание.

Плюралисты поклонялись алтарю прогресса, а наука была острием их копья. В конце концов, именно наука только что дала нам атомную бомбу, завершив этим Вторую мировую войну, а следом за ней – водородную бомбу, что, казалось, гарантирует безопасность Америки в обозримом будущем, затем вакцину Солка, что уничтожила ужасающее бедствие полиомиелита, и, наконец, открыла двойную спираль ДНК, раскрыв секреты генетического кода – и все это подряд. Между тем, революционный пестицид, ДДТ, держал маленьких жучков на расстоянии, позволив нам и странам вроде нас стать «хлебной корзиной» для мира.

Господство науки над природой свело ту до положения кормовой базы для нашей культуры и цивилизации. Покорение природы означало горы, выровненные с землей ради угля, реки, запряженные для получения электричества, и леса, вырубленные ради древесины. Еще со времен индустриальной революции природа была врагом культуры, ведь она стоит на пути новых домов, торговых центров, площадок для гольфа и федеральных автомагистралей. Природа – это то, что ожидает развития. Поэтому у нас в мэйнстриме природные бедствия – землетрясения, наводнения, ураганы и другие катастрофы – часто оказываются местью природы против культуры, когда природа выходит из себя.

Наука и технологии являются двигателями прогресса. Нас заверили в том, что будущее будет лучше, чем настоящее, так же как настоящее лучше прошлого. Символом веры в прогресс в послевоенную эпоху стала Всемирная выставка 1964 года, футуристическая феерия, что обольстила посетителей сладкими леденцами бесконечного усовершенствования, например, космической программой, подстегивавшей воображение так же, как и обещание на более мирском уровне победы над Советами в космической гонке.

Джордж Мартин, написавший «Песнь льда и огня», серию книг, на которых основан сериал «Игра престолов», вспоминает: «Когда я был ребенком, в 50-х и даже в 60-х годах, все думали, что жизнь становится все лучше и лучше. Если бы вы побывали на "Карусели Прогресса" на Всемирной выставке, вы бы увидели все эти удивительные вещи, которые приготовило нам будущее: роботов, летающие машины и тому подобное. Жизнь обещала быть прекрасной».

В сегодняшних фильмах Выставка появляется с удивительной регулярностью, такой своеобразный тотем технологической утопии, которой никогда не было. В «Железном человеке 2» есть сцена, в которой отец Тони Старка, запускающий выставку «Старк Индастрис» по образцу Выставки 1964 года, превозносит прогресс: «У технологии есть бесчисленное количество возможностей для человечества, и однажды она избавит общество от всех его бед». В фильме Брэда Бёрда «Земля будущего» мы фактически оказываемся на Выставке и поражаемся ее чудесам.

В результате Выставки Альберт Эйнштейн посмертно стал символом эпохи, когда казалось, что у науки есть ответы на все вопросы. Его изображение – искорки в глазах, выглядывающих из-за прядей белых волос, торчащих в беспорядке во все стороны – было увеличено до размеров плаката и он занял свое место наряду с Хамфри Богартом, Мэрилин Монро и Марлоном Брандо на стенах в общежитиях по всей Америке. А такие любимые ранее безумные ученые, как Виктор Франкенштейн, который втянул нас в неприятности, вмешавшись в работу Бога, обнаружили, что для них больше нет места в фильмах, и их место теперь на задворках, где им все еще были рады.

Шлезингер был большим поклонником Рейнгольда Нибура, влиятельного теолога послевоенного времени, чье пессимистичное Христианство (первородный грех и т.п.) заставило его нажать на тормоз экспресс-поезда прогресса. С его точки зрения, милленаризм был опасной иллюзией, областью таких тоталитаристов, как Гитлер и Сталин. Скорее устойчивость к конфликтам, а не утопические обещания их урегулирования, была ключом к функционированию демократии. Этот посыл был так силен, что большинство американцев проигнорировали дурные предчувствия Шлезингера. «Демократы Холодной войны», стоящие на могилах советского и нацистского мессианства, уверяли нас, что утопизм жив и здоров в США, и что наша страна скоро достигнет бесклассового общества, которое обещал Маркс, а Советский Союз так и не смог достичь.

Капитализм с дружелюбным лицом, смягченный «Новым Курсом» Рузвельта с социальной страховкой, который правые ритуально осудили как «социалистический», позволил нам преодолеть противоречия и разногласия, что разрывали Европу на куски. То, что мы имели, уже было больше того, на что мы могли надеяться где-либо еще. Так американцы могли сидеть на двух стульях сразу. Они жили в раю, который был организован по принципу «здесь и сейчас». Излучая уверенность «хозяев поля», они были убеждены, что трава никогда не станет зеленее. Все шло своим чередом, вопреки мрачным предсказаниям Маркса, капитализм обеспечивал благами, причем настолько хорошо, что даже такой леволиберальный экономист как Джон Кеннет Гэлбрейт смог озаглавить книгу Общество изобилия . Потребители были завалены потоком автомобилей, стиральных машин, кондиционеров и телевизоров. Рабочим нравилось жить на зарплату, которая позволяла им стать на шаг ближе к новой модели Форда или дому в Левиттауне – как напоминают нам фильмы 2017 года «Субурбикон» и «Ферма "Мадбаунд"».

Интеллектуалы из «Демократов Холодной Войны» были настолько самоуверенны, что в 1960 году социолог Даниел Белл провозгласил «конец идеологии» в книге с таким же названием. Похоже, что 30 лет спустя события доказали его правоту. Вдохновленный триумфом, который сопровождал падение Берлинской стены в 1989 году и распад Советского Союза в 1991-м, интеллектуальный наследник Белла, политолог Фрэнсис Фукуяма, глядя сквозь розовые очки, отчетливо представлял не только конец идеологии, но и «конец истории». Он писал: «То, чему мы являемся свидетелями, не просто … прохождение определенного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой: то есть конечный пункт идеологической эволюции человечества и универсализация западной либеральной демократии как конечной формы человеческого правительства». Громко сказано, как говорится.

Заложники прогресса и американской веры в бесконечное улучшение, короче говоря, послевоенного утопизма, мэйнстримовые фильмы стали появляться гораздо реже, но вовсе не исчезли. Они полны персонажей, брызжущих оптимизмом, довольных настоящим и с надеждой глядящих в будущее. Если же они испуганы, то их пугает прошлое: Кинг-Конг, а не R2-D2.

Мэйнстримные истории все еще цепляются за убеждение, что система работает. Они используют региональные чрезвычайные происшествия, такие слегка смягченные версии апокалипсиса, избегая крайностей, чтобы продемонстрировать игру мускулов федерального правительства, спасающего мир. В итоге, правительству приписывали спасение американской экономики после того, как необузданный, нерегулируемый капитализм погрузил страну в Великую Депрессию 1930-х годов, а затем мобилизацию нации, чтобы победить силы стран «оси» во Второй Мировой войне.

Даже в таком правоцентристском фильме как «День Независимости», солдаты и ученые работают вместе, пока президент сообщает всему миру: «Мы больше не можем заниматься нашими мелкими разногласиями. Мы объединимся в наших общих интересах». Фактически, президент Соединенных Штатов создает глобальную коалицию, которая включает, среди прочих, британцев, японцев, арабов и африканцев.

Как такового, апокалипсиса в «Марсианине» нет, но он также демонстрирует основные ценности мэйнстрима. Мэтт Деймон, член марсианской миссии, застрял на красной планете, когда его коллеги астронавты поспешно ретировались, чтобы избежать жестокого шторма, и случайно оставили его на планете. Он умудрился выжить, перебиваясь на картошке, которую каким-то образом выращивает на скудной марсианской почве. Другими словами, дух американских пионеров все еще жив и здоров, и способен приручить природу, какой бы недружелюбной она ни была.

Здесь НАСА – это процветающее правительственное агентство, запускающее регулярные рейсы на Марс. Кадр скачет между его отдаленными объектами – мысом Канаверал во Флориде, Космическим центром имени Линдона Джонсона в Хьюстоне и Лабораторией реактивного движения в Пасадене. У НАСА широкий охват территории – но, возможно, не настолько широкий, как они считали. В старые времена американской гегемонии, они бы кинулись посылать еще одну ракету на Марс, чтобы вернуть Дэймона, ничего страшного. Но в нынешней атмосфере сокращения, НАСА нуждается в помощи, и к какой еще стране они могли обратиться, кроме как к Китаю? Тот спешит на помощь, посылая ракету-носитель чтобы спасти Дэймона. Фильм расширяет охват плюрализма чтобы включить весь мир, это выражение глобализма, теперь высмеиваемое крайними правыми. И как хороший центристский фильм, «Марсианин» примиряет противоположности: индивидуализм Дэймона и упор правительства на сотрудничество. И заметьте, что «марсианин» в заглавии относится вовсе не к жукоглазому монстру, а наоборот, к американцу – не к ним, а к нам.

В фильме 2016 года «Скрытые фигуры», драме, которая происходит в разгар Холодной войны, апокалипсис представляет собой перспективу космического вооружения Советского Союза. Кстати, это не такое уж и сильное преувеличение, ведь Россия была первой страной, запустившей спутник, а затем и человека, на орбиту. Здесь национальная катастрофа – это лидерство России в космической гонке, наряду с так называемым (и иллюзорным) ракетным отставанием, драматически изображенная в фильме в виде истерии главных шишек НАСА, и дополненная документальным видеоматериалом президента Джона Ф. Кеннеди, твердо призывающего американцев догнать Советы. Усилия НАСА, однако, безуспешны до тех пор, пока белые ученые мужи не поймут, что афроамериканцы, которые по случаю оказались женщинами, не только тоже люди, но и ученые и математики с умениями, не уступающими, если не превосходящими, их собственным. Как и в «Марсианине», миссия успешна благодаря повышению толерантности к тем, кто раньше считался другим, обитателям бесплодных земель за пределами «жизненного центра». Расовые и половые неравенства преодолены, НАСА объединилась, и американский астронавт благополучно вышел на орбиту Земли.

Если когда-либо страна, или в данном случае континент, и нуждался в хорошей доле плюрализма, так это Вестерос и его Семь королевств в «Игре Престолов», расколотые семейной враждой, разрываемые на части бесконечными династическими войнами. Вестеросом правит более чем полудюжина «домов». У большинства из этих домов есть по крайней мере одна вендетта, а у некоторые по две или три: Ланнистеры против Старков, Таргариены против Ланнистеров, Тиреллы против Старков и так далее.

Эта система проверяется в действии до седьмого сезона, когда появляется общий враг – белые ходоки, представляющие угрозу всем домам. Мы знаем, что плюралисты думают об узах крови и шкурных интересах, мотивирующих каждый клан, так что не стало сюрпризом, что Джейме Ланнистер пытался убедить свою сестру, ледяную королеву Серсею, отринуть примитивный трайбализм, объяснив, что стоит на кону в грядущем конфликте с ходоками. «Речь идет не о благородных домах, – сказал он. – Речь идет о живых и мертвых».

Это понимает и Джон Сноу, Король Севера, якобы незаконнорождённый сын Неда Старка, последнего патриарха дома Старков. Он единственный правитель, который видел ходоков во плоти, так сказать, и он знает, что ни один дом не выстоит против них в одиночку. Как и Санса Старк говорит своей сестре Арье: «Когда падает снег и дуют белые ветры, одинокий волк погибает, а стая выживает».

Сноу кидается с головой в лихорадочно создаваемые коалиции, борющиеся с обособленностью домов, которая разрушает Семь королевств. Мы уже видели прежде, как создаются и уничтожаются альянсы, но на это раз он пытается создать исключительное объединение против исключительного врага. Приближаясь к властной Дейнерис Таргариен, Сноу заявляет: «Я должен довериться тебе. Незнакомке. Потому что я знаю, что это единственный шанс для моих людей. Для всех наших людей». Она тоже это прекрасно понимает, но, когда после Сноу пытается договориться с Серсеей, оказывается, что та не собирается все простить и забыть свою вражду со Старками. Насмехаясь над ним, она спрашивает: «Значит, мы должны забыть наши разногласия и жить вместе в согласии до конца наших дней?» Вторя президенту в «Дне независимости», Сноу объясняет: «Речь идет не о том, чтобы жить «в согласии». Речь о том, чтобы просто выжить». Другими словами, несмотря на всю эту магию и фантастику, всех этих драконов, ведьм, зомби, колдовства, жрецов и жриц, «Игра престолов» к концу седьмого сезона становится сериалом об Америке около 2017 года. Это фильм, придерживающийся основных центристских ценностей.

Несмотря на доверие к науке, послевоенный период освободил место и для веры, до тех пор, пока она придерживалась принципов плюрализма. В пятидесятых произошел всплеск религиозности, характеризующийся межконфессиональным духом, который отражал политический консенсус. По словам религиоведа Росса Доута «сближение происходило в направлении некоего Христианского центра». Несмотря на заявления католиков, евреев, протестантов и прочих, что только они имеют эксклюзивный доступ к уху господа Бога, они достаточно мирно сосуществовали. Никого не смущало, что зрелище избиваемых белыми богачами межконфессиональных работников по защите гражданских прав на юге, транслировалось в каждый американский дом в ежевечерних новостях. Это было то же послание, что Джон Сноу пытался донести до Серсеи: секстанство в прошлом, и поэтому самоубийственно.

Говоря в общем, кроме нескольких библейских постановок в 1950-х, религия в послевоенных фильмах выделялась полным отсутствием. Не далее, как в 2014 году два высококачественных библейских эпоса – «Ной» и «Исход: цари и боги» – провалились в прокате. Голливудское общество – это преимущественно кучка безбожников, что свидетельствует о традиционно скромном положении религии в шоу-бизнесе. Например, на данный момент за последние два десятилетия только семь лауреатов премии «Оскар» в своих благодарственных речах благодарили Бога, в то время как 30 приписывали свою удачу Харви Вайнштейну.

Сегодня ситуация изменилась: фильмы вселенского центра с мультиконфессиональными темами отражают такие основные ценности, как религия и семья. Как например, в хитовом сериале ABC «Остаться в живых», впервые вышедшем на экраны в сентябре 2004 года. Сериал начинается со взрыва, то есть крушения самолета. Рейс №815 «Oceanic Airlines», направляющийся в Лос-Анджелес из Сиднея, разваливается высоко в небе над Тихим океаном. Пассажиры, вместе со своим багажом, одеждой, книгами, журналами, банками с содой, маленькими пузырьками водки – были вытряхнуты из самолета как спички из коробка и бесцеремонно сброшены на белоснежные песчаные пляжи под палящее солнце. По закону гравитации им полагалось погибнуть, но «Остаться в живых» не слишком волнуют законы природы. Чудесным образом падение с высоты 35 000 футов на землю не причинило им особого вреда, разве что растрепало волосы.

«Остаться в живых» закончился в 2010 году, шесть сезонов и 121 эпизод спустя. Промежуточные эпизоды были посвящены постапокалиптическому чистилищу, в котором выскакивают из ниоткуда и исчезают в никуда монстры, много неожиданной жестокости, пыток и ошеломляющих скачков во времени и пространстве до тех пор, пока выжившие не оказываются в церкви, чтобы обнаружить что все они уже умерли, возможно. И только сейчас эти призрачные путешественники, одетые в выходные костюмы, удостоились нон-стоп полета на небеса первым классом, без закрытых дат.

Если оглядеться в этой церкви из финального эпизода сериала, то нельзя не заметить, что, хотя христианская иконография и доминирует, но это настоящий вселенский шведский стол, на котором изображены также и священные тотемы других религий – иудаизма, ислама, буддизма и т.д. В конце концов, это ведь церковь сетевого телевидения.

Хороший финал настолько банален, что это стало показателем того, как не надо заканчивать сериал, иначе можно спровоцировать Джорджа Мартина вдохновенно бранится: «Уже в начале второго сезона и, конечно, в течение третьего, я начал спрашивать, как, черт побери, они собираются все это объяснять?» Он также добавил: «А затем я досмотрел до конца…. Они вообще ничего не объяснили, фактически, они просто оставили большую кучу дерьма у меня на пороге».

Вовлеченность и разнообразие играют основную роль для плюрализма, но жесткие рамки все еще важны, ведь они проводят границу между теми, кто пригоден для центра и теми, кто нет, и поэтому, исключается. Хотя такие идеологические чистки кажутся плевком в лицо плюрализма, центристы нашли друга в Карле Поппере, который снабдил их обходным путем в своей авторитетной книге, впервые опубликованной в 1945 году под названием Открытое общество и его враги , в которой он пишет: «Если мы распространим безграничную терпимость даже к тем, кто нетерпим…. то терпимые будет уничтожены и терпимость вместе с ними».

Для центра, «нетерпимые» Поппера были теми, кто повернулся спиной к плюралистам, и тем самым обрекающими сами себя на так называемую периферию безумцев, группой, для которой мир выглядит совсем не таким, как в центре.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: LITERARY HUB
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы
16 понравилось 2 добавить в избранное

Комментарии

Комментариев пока нет — ваш может стать первым

Поделитесь мнением с другими читателями!