События нового сборника рассказов Лорен Грофф «Флорида» раскрываются «в Эдеме опасности»

Автор: Кэти Вальдман (Katy Waldman)

Сборник коротких рассказов Лорен Грофф Florida («Флорида»), следующий за бестселлером Судьбы и фурии , представляет собой психогеографию, сталкивающую реальное и вымышленное.

Признание не заставило себя долго ждать – третий роман Лорен Грофф «Судьбы и фурии» был награждён званием «Книга года» в 2015-м. В этой острой и завораживающей книге, а также фаворите президента Обамы, рассматривается понятие брака – сначала от лица мужа, затем от лица жены. Их точки зрения довольно отличаются, пророческие голоса (женские и беспощадные) вплетены в сюжет. «Судьбы и фурии» была отмечена формальной инновационностью (формализм – школа литературной критики и теории, изучающей структурные особенности текста – прим. пер.) и хлёсткой драматизацией того, как глубоко мы можем не понимать друг друга.

Сюжет «Флориды», нового сборника рассказов Лорен Грофф, помещён в «густой влажный клубок» штата, «в Эдем опасности». Отношения мужа и жены больше не являются основным лейтмотивом, хотя и присутствуют в книге – вместо подслушивания судеб и фурий мы слышим как бы рассказчика Бытия. («Крошка, когда Сатана искушал Адама и Еву, была веская причина, по которой он не превратился в говорящего моллюска».) Несмотря на отсылки к более ранней работе писательницы, сборнику под силу вызвать чувство уходящего пола из-под ног, и так же, как и в «Судьбах и фуриях», знакомая, повседневная жизнь висит на волоске. Героями являются две молодые девушки, оставленные на рыбацком островке; студентка, живущая в машине; путешественник, застигнутый бурей; женщина, затаившаяся от урагана; мужчина, застрявший на каноэ, окружённый морской стихией. Природный мир приобретает практически торжественную угрозу – пышную, отравляющую, великую.

В начале каждой истории «Флориды» появляются отдельные компоненты одного и того же главного сценария: протагонист подвержен опасности стихии, увечья или какой-либо другой чрезвычайной ситуации;
наличие духовного предка (автор коротких рассказов Ги де Мопассан , натуралист Уильям Бартрам (исследовал различные местности Северной Америки – прим. пер.)) визиты из прошлого (призрачные мужья, галлюцинации про отцов); две силы – света и тьмы, в лице двух детей (тени Лотто и Матильды из «Судеб»); пропажа хорошего человека; существование чудовища; чрезмерное употребление вина; угроза болезни. Смертельный и заманчивый мир флоры и фауны у реки выжидает своего часа.

Вместе рассказы олицетворяют отпечаток автобиографического, в то же время, как и в картинах Сальвадора Дали, их эмоциональное раскрытие кроется в фантасмагории. В «Судьбах и фуриях» Лорен Грофф погружает читателя в сознание своих героев, а в короткой прозе проектирует психологию наружу – в форме страха, удовольствия, где символом невинности становятся дикие кошки, цветок жасмина и лебедь. Писательница оттачивает мастерство не столько магического реализма, сколько хаотичного размытия рамок и столкновения реального и воображаемого, словно герои одновременно участвуют в событиях – и видят сны о них. Фантазия становится воронкой, завязывающейся во Флориде. В то же время, события в мирах Грофф менее галлюцинаторны, чем язык, их описывающий.

Грофф всегда была писателем, обращающим внимание на структуру предложений, и во «Флориде» они прекрасны в своей странности и своеобразной мягкости. Освещённые окна соседей являются «домашними аквариумами». Ветви дуба «так тяжелы, что растут в землю, соприкасаются с почвой и взвиваются вверх. И так они продираются одна через другую», дерево «напоминает женщину у кухонного стола, постукивающую пальцами по подбородку». Автор использует что-то вроде алхимического внимания к деталям, нарушающим реальность и соединяющим внешний мир с внутренним миром героев. Одна из героинь «чувствует приближение», пишет автор, «приближение полночи человечества. Мир так полон красоты, и это – её последняя ужасная вспышка перед наступлением темноты». В строках сквозит мастерски описанная истерия. Кое-где протагонисты встречают апокалипсис со смирением или бравадой. Они забавнее Лотто и Матильды, и в них гораздо больше человеческого.

В этом сборнике Грофф наблюдает за психогеографией Флориды, изучая и сам штат, и душевное состояние героев. Эта техника удаётся благодаря упорному погружению в бессознательное. Примерно на тридцать процентов книга находится «под водой» (Фрейд сравнивал бессознательное с подводной частью айсберга, а сознание – с торчащей над поверхностью океана верхушкой – прим. пер.), и она постепенно погружает читателя всё глубже. (Подобно одному из её художественных персонажей, беспокойной матери двоих детей, Грофф «опускается и опускается в воронку разума».) В «The Midnight Zone» («Полночи») женщина, отдыхающая с двумя маленькими сынишками в отдалённом коттедже, падает навзничь со стула и получает сотрясение головного мозга. (Это едва различимый сигнал того, что женщина больна раком.) Пока она борется за своё сознание, её мальчики отчаянно загружают её фактами из программы о природе по телевизору: «о солнечном свете, сумерках и полночи; о плотности воды и прозрачном свете, густом и тёмном, и отсутствием света». Это указатель страха – изображение погружения глубже и глубже в безымянный холод. Но плотность воды также изображает схему сознательного содержательного (поверхностной интерпретации повествования) и бессознательного содержательного (скрытого значения повествования) Фрейда. Грофф удаётся ловко удерживать баланс между данными регистрами.

По мере развития сюжета нарастают чувства искажения и беспокойства. «Полночь» начинается с наблюдения за пантерой – проблеском мышц, скользящим среди деревьев вокруг коттеджа. (Такое же видение украшает обложку книги.) Дикая кошка олицетворяет «нечто ужасное», «тьму» – свидетельство смертности матери, больной раком. Когнитивные лингвисты выделяют однонаправленность метафоры: мы анализируем абстрактное в рамках конкретного. Страх смерти подобен пантере, но когда поражённая женщина начинает ускользать из собственного тела в тело животного, понятие аналогии точно так же уходит от своей области действия. Когда муж героини возвращается и узнаёт о болезни, она смотрит ему в лицо и видит «страх – и тот был безбрежным, стихийным, как холодное солнце, которое я вскоре ощущу шёлком своей кожи». Живая дикая кошка сублимировала, став гипотетичной, символической; солнце блестит на её шерсти. Наши жизни тоже хрупки, кажется, утверждает Гофф. Худшее может стать реальным, и мы за долю секунды можем испариться, духом воспарив ввысь.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ