Литературное осмысление выпускной работы Сильвии Плат

Автор: Келли Койн (Kelly Coyne)

В июне 1953 года Сильвия Плат была двадцатилетним стажером в журнале Mademoiselle, живя в Нью-Йорке между первым и вторым курсом колледжа. Она выиграла ежегодный конкурс журнала, и наряду с другими 19-ю женщинами ей предложили временную должность редактора. Это лето разрушило иллюзии Плат. С одной стороны, она столкнулась с ожиданиями профессионального мастерства, которое обычно связано с издательским миром Нью-Йорка, как показано в таких работах, как «Дьявол носит Prada» или «Молодая». Но она также лавировала в сложных кодах Америки 1950-х с требованиями совершенства в стиле Бетти Дрейпер, показанными в сериале «Безумцы» и книге «Женская мистика» (ориг. The Feminine Mystique). Именно в Нью-Йорке укрепилась тенденция Плат к скрыванию всех эмоций, кроме как подобострастного счастья. Два месяца спустя, в августе, измученная Плат совершит попытку самоубийства, приняв снотворное и заползя под свой дом. Это те события, на которых основан Под стеклянным колпаком , ее единственный опубликованный роман.

Спустя 55 лет после публикации «Под стеклянным колпаком» продолжает иметь культурный колорит. Вторая экранизация истории, в этот раз с Кирстен Данст в качестве режиссера и с Дакотой Фаннинг в главной роли, сейчас находится на подготовительной стадии. Новая книга писем выходит этой осенью, в ней запечатлены годы, когда Плат писала роман. Ранние черновики «Под стеклянным колпаком» недавно выставлялись в Национальной портретной галерее в Вашингтоне в рамках выставки под названием «Одна жизнь: Сильвия Плат». Вместе с фотографиями Плат и обложками «Под стеклянным колпаком» в «Одну жизнь» были включены черновики ее поэзии и прозы, письма, которые она писала семье и редакторам, и яркая коллекция автопортретов. Выставка предложила откровенный взгляд на Плат во всей ее богатой и временами противоречивой сложности. Кроме того, она, благодаря таким предметам, как ее детский хвостик и письмо от психотерапевта, удовлетворила вуайеризм, на который часто вдохновляет Плат.

Посреди всего этого шума может возникнуть соблазн потеряться в интенсивности ее короткой жизни и упасть в автобиографические анализы «Под стеклянным колпаком» без учета литературных традиций, которые Плат хотела вложить в свою работу. К счастью, дипломная работа Плат, черновик которой был показан в рамках «Одной жизни», дает четкое описание этих влияний на ее роман – и помогает осветить, как автор использовала культурные страхи, связанные с расой и сексуальностью, чтобы донести глубоко разломанное самоощущение ее протагониста.

В свой выпускной год в колледже Смита в 1955 году Плат представила свою дипломную работу на тему доппельгангеров – концепции нахождения своего отражения или двойника в другом человеке. Понятие имеет зловещие коннотации: в тексте 2014 года о доппельгангерах в The Atlantic Алисса Вилкинсон отметила, что «встреча своей пары на протяжении долгого времени считалась предвестником смерти». Романы, в которых присутствует традиция доппельгангеров, как правило, показывают смертельную схватку между протагонистом и двойником. Просто подумайте о существе, которое становится угрозой для Виктора Франкенштейна в романе Мэри Шелли, или колебаниях между утонченным доктором Джекиллом и жестоким мистером Хайдом Роберта Луиса Стивенсона.

На пути к архивам Плат в колледже Смита мне удалось прочитать ее работу, в которой Плат описывает двойника как сделанного из «злых или подавленных характеристик создателя». Когда двойник вырастает, он становится угрозой для протагониста романа. Плат сфокусировала свою работу на двух работах Федора Достоевского: Двойнике и Братьях Карамазовых . В своей работе Плат исследовала представление Достоевским внутренних состояний персонажей через их окружение, в которых они обитают: стратегия, которую она применит в своем романе.

Когда она пишет о протагонисте «Двойника», Голядкине, Плат цитирует Достоевского, утверждая, что ментальный раскол Голядкина предвещается первой сценой романа, когда он просыпается и не может отличить, «наяву ли и в действительности ли все» от «его беспорядочных сонных грез». Декорация сцены указывает на внутренний беспорядок персонажа: спальня Голядкина «грязная», «закоптелая» и «пыльная». По мнению Плат, внешнее окружение Голядкина указывает на путаницу в его психике.

Выпускная работа Плат начинает свое влияние на «Под стеклянным колпаком» с первой страницы, начало, которое пересматривает начало Достоевского. Эстер Гринвуд, главная героиня романа, вспоминает Нью-Йорк утром. К девяти часам роса «испарялась, словно остатки дивного сна». Вспоминая «призрачно-серые» улицы, которые «плыли в солнечном мареве», Эстер описывает «мельчайшую сухую пыль», которая затмевала ее чувства. Как и Достоевский, Плат вспоминает сновидения, представляя окружение героини как галлюцинации. Вступительная сцена «Под стеклянным колпаком», как и в «Двойнике», ставит под сомнение свою собственную правдивость, отражая туманное состояние и героя, и окружения. Для двух авторов эта неопределенность предвосхищает нервные расстройства их героев.

Позже в своей работе Плат обращается к «Братьям Карамазовым». Она отмечает, что «во внешнем виде нет явного сходства» между Иваном, главным героем, и его двойником, Смердяковым. «В то время как Иван привлекателен для женщин», по наблюдениям Плат, Смердяков «желт» и «до странности выхолощен». Как будто одалживая из «Братьев Карамазовых», Плат описывает Эстер как сексуально изменчивую и с желтой кожей. Сперва Плат подтверждает дезориентацию Эстер, похожую на такую же у Голядкина: «А ведь я должна была наслаждаться жизнью, – говорит Эстер. – А ведь я должна была стать предметом зависти тысяч других студенток колледжей вроде меня по всей Америке». Потом идет абзац, который намекает, что счастье Эстер – всего лишь внешний слой:

А когда моя фотография появилась в журнале, где работали мы, двенадцать девчонок, все решили бы, что я окунулась в вихрь наслаждений. Ведь на фото я потягивала мартини в глубоко декольтированном платье, лиф которого из искусственной парчи переходил в пышные облака белого тюля, сидя в одном из фешенебельных баров в компании похожих друг на друга молодых людей с лицами стопроцентных американцев, которых то ли наняли, то ли где-то одолжили для фотосессии.

Образ Плат – мужчин, которых она описывает, как массовку, одежду цвета снега – показывает выбеленную и искусственную маску американской утонченности, которая усиливает ощущение неизбежной гибели. В конце концов, сразу понятно, что Эстер не находится в «вихре наслаждений». Здесь Плат подразумевает, что внешний фасад Эстер, как и ее лиф, колеблется, и «Под стеклянным колпаком» обещает раскрыть, что под ним.

Через несколько параграфов создается ощущение, что Плат применяет свои выводы о Смердякове к Эстер. Как будто в своем измененном цвете лица и несоответствующей полу фигуре Эстер видит себя как одного из двойников Достоевского. На контрасте с белым тюлем и женственным лифом в начале, Эстер теперь носит «черное платье из чесучи», которое «было какого-то странного покроя, и под него я не могла надеть лифчик», но это неважно, потому что она «тощая, как мальчишка-подросток». Потом Плат намекает на китайское происхождение ткани платья: «В городе с меня слез почти весь мой загар, – вспоминает Эстер. – Я сделалась желтой, словно китаянка».

Использование Плат странности пола и расы для создания двойника крайне тревожно, и открытый расизм пронизывает «Под стеклянным колпаком». Мальчишеское телосложение и желтая кожа двойника Эстер служит для подчеркивания женственности и белизны самой Эстер. Ранее Стивенсон и Шелли выделяли белую кожу своих главных героев, используя не-белых двойников: у Хайда Стивенсона темная кожа и волосы, тогда как у безымянного создания Шелли желтая кожа, темные волосы и черные губы. Плат также использует двойника для придания ясности расе Эстер. Действительно, авторы, которые используют доппельгангеров, обычно создают их с чертами, которые являются нежелательными или угрожающими для статуса-кво.

По этой причине изображения двойника, такие как описание цвета лица и сложения Эстер, настолько говорящие, насколько они показывают качества, которые Плат считает нужным скрыть в Америке середины 20-ого века. То, что Эстер видит в себе эти характеристики, подразумевает узнавание или связь, которые должны оставаться скрытыми. В тот же вечер Эстер озорничает – она пьет, флиртует и лжет, – и ее возвращение домой полно аллюзий с адом: телефон «стоял там, немой, как голова мертвеца», а когда она обнаруживает в своей комнате дым, она думает, что он «появился сам собой в наказание мне». Дьявольское поведение Плат приписывает двойнику Эстер – ее менее белому, странному «я», – что является явной демонстрацией реакционного отношения «Под стеклянным колпаком, характерного для середины века к полу и расе.

И по мере того, как продолжается роман, искомый образ белого женского совершенства, так часто ассоциируемого с культурой 50-х, трещит по швам, так же, как и лиф Эстер. Ее способность сооружать мину бодрого почтения – прятать злость, замешательство и желание – распадается. Эстер неспособна поддерживать свою маску послушной женственности, и она видит электрошоковую терапию, которую она в конце концов получает, как наказание за провал. Плат соотносит электрошок Эстер со смертной казнью Розенбергов посредством электрического стула в июне 1953 года, отчасти чтобы проиллюстрировать, как раскрывается страх Эстер ее собственной двойственной личности.

Рассматривая ожидания, которые встретила Эстер в Нью-Йорке, и неизбежную расплату за эти требования, которую Плат хотела отобразить в книге, мне больно читать все письма с отказами, которые я тоже нашла в колледже. Одно особенно выделяется. 28 декабря 1962 года, меньше чем за 2 месяца до смерти, живя в Англии, Плат получила сообщение от Джудит Джонс, редактора издательства Knopf, которая курировала публикации The Colossus and Other Poems , первой книги поэзии Плат. Джонс написала ей: «До момента нервного срыва отношение молодой девушки казалось абсолютно нормальной смесью из нахальства и отвращения к миру, но как читатель я не была готова принять масштаб ее болезни и попытку самоубийства». Для Джонс проблема романа не в начале, когда Эстер является красивой, блестящей стажеркой с предположительно нормальным количеством страха. Проблема возникает, когда Плат открывает правду о том, что происходит под этим внешним слоем, чего стоит держать фасад на месте.

Эти самые проблемы – маски, которые часто носят, чтобы поддержать удушающие американские условности, чувство предательства самого себя, которые возникают у их носящего, осуждение, которое возникает, когда маска падает – отчасти причина того, почему «Под стеклянным колпаком» привлекает так много внимания критики и читателей. Возможно, менее заметно, хотя «Одна жизнь» помогла перенести на передний план, как увлечение Плат двойниками проникло в ее работу. Ее роман, в решающей степени, проистекал из художественной традиции, которая исторически опиралась на чреватые выражения о расе и поле. Но Плат также отошла о мифе о доппельгангерах, как минимум, в одном значительном моменте: она отказалась давать двойнику другое имя, другое тело. Это решение, которое не только принимает, но и охватывает глубину Эстер, даже ее мрачные и тревожные эмоции. В конце романа Эстер понимает, что ее опыт – как болезненный, так и радостный – будет всегда жить внутри нее. «Они стали частью меня, – объясняет она. – Они сделались моим пейзажем».

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ