Эксклюзивное интервью, в котором Элена Ферранте рассказывает о процессе создания «Неаполитанских романов»

Автор: Дидье Жакоб (Didier Jacob)

Семь лет назад итальянская писательница, о которой тогда никто не слышал, стала одной из самых известных личностей начала 21-го века. Еще больше необычности данному событию придавало то, что речь шла об авторе романа, в котором проявились бесспорные литературные способности. Это совсем не было похоже на серию книг о «Гарри Поттере», предназначенную молодым читателям. Это была сага с многочисленными отсылками к итальянской истории, ограниченная территорией небольшого района в Неаполе. Эти факты, казалось, предрекали мировой успех.

Триумф Моей гениальной подруги ошеломляет в том числе из-за того, что автор совершенно не занимался продвижением себя как писателя. Элена Ферранте — женщина без лица, её личность известна только её итальянскому издателю — Edizioni e/o. Её имя является псевдонимом и своим сходством по звучанию отдает дань знаменитой итальянской писательнице Эльзе Моранте , автору книги «Остров Артура» ( L'isola di Arturo ), чье творчество Ферранте всегда высоко ценила. До сих пор никому не удалось достоверно выяснить, кто такая Ферранте на самом деле, хотя в прессе фигурировало несколько имен: Доменико Старноне — неаполитанский сценарист и романист, обладатель итальянской литературной премии Стрега (2001 г.), Анита Райя — римская переводчица. Почти два года назад итальянский журналист Клаудио Гатти опубликовал сенсационную статью, в которой говорилось, что Ферранте — это Райя. Журналист изучил её налоговые декларации и сделал вывод, что её состояние превышает средний доход человека подобной профессии. Вопреки всему, предполагаемое разоблачение личности Ферранте спровоцировало мировой скандал.

Читатели хотят, чтобы Ферранте позволили оставаться неизвестной, если она так хочет. Рассерженные читатели по всему миру встали на защиту любимой писательницы, они хотели сохранить её анонимность. Такого в истории еще не было.

Серия, которую открывает «Моя гениальная подруга», разошлась в 5,5 миллионах экземпляров в 42 странах (больше 2 миллионов экземпляров — в США). В Америке книги выпустило издательство «Europa Editions». Это был блестящий результат издательской политики, предпочитающей сложный труд и терпение мгновенному успеху. Для профессионалов в сфере литературы важно было увидеть, что во времена, когда кругом царит слабовольность и трусость, всегда есть другая дорога: вместо того, чтобы выпускать книги в красивых обложках, предназначенные для людей невысокого интеллекта, можно обратиться к широкой публике с настоящей литературой.

Главные героини, такие разные Лила и Элена (Лену), — выходцы из бедных кварталов Неаполя. Их дружба начинается в конце 50-х годов 20-го века. Чем вызвана народная любовь к таким разным героиням? Помимо страсти к длинным историям, которая проявляется и в невероятной популярности телевизионных сериалов, читателям всего мира очевидно свойственно стремление читать о настоящих чувствах. Кто из нас не мечтал о таких же сложных и захватывающих взаимоотношениях этих гениальных подруг? Лила бросает учебу и идет работать на семейную обувную фабрику, а Лену решает получить классическое образование и в итоге уезжает из Неаполя в поисках профессионального успеха. Развитие сюжетных линий, множество героев в то время, как фирменным знаком является простота, завлекает всё сильнее.

Улица Спакканаполи в историческом центре Неаполя (Томас Кервен/ Los Angeles Times)

Факт остается фактом, книга является прежде всего боевой машиной. Она медленно соблазняет и поражает своей неслыханной привлекательностью, и именно это что-то неуловимое, чему невозможно сопротивляться, приносит мгновенный успех.

А что насчет Ферранте? Прячась за своей маской, писательница тщательно, с дотошностью фармацевта вычищает свои публичные заявления. Количество интервью, которые она дала, можно сосчитать по пальцам одной руки. И все они осуществлялись по электронной почте через итальянского издателя в качестве посредника. Ее желание оставаться анонимной не обсуждается. Как только она заканчивает очередную книгу, та должна жить своей жизнью. Нарушая почти постоянную тишину, она рассказывает о том, как родился замысел «Моей гениальной подруги». Она признается, что получает огромное удовольствие, сочиняя книги. Она говорит об удовольствии, которое чувствует, отвечая на вопросы своих читателей в своих произведениях. Она далека от того, чтобы запереть себя в высокой башне, обсуждает акцию #metoo и высказывается в пользу несомненных достижений феминизма. Она сравнивает великих голливудских актрис с бедным жительницами Неаполя, пылко защищая их. Наконец, она дает нам ключи к возможной разгадке не только того, кто она есть на самом деле, но и почему она пишет, что, в общем, одно и тоже.

Можете ли вы вспомнить, когда впервые пришла идея написать «Мою гениальную подругу»?

Я не могу дать точный ответ. Возможно, поводом послужила смерть моей подруги, а может, многолюдная свадебная церемония, а может, желание вернуться к темам и образам более ранней книги «La figlia oscura» («Пропавшая дочь»). Никто никогда не скажет, откуда возникла та или иная история; это итог разных размышлений, ваших мыслей, в том числе тех, о которых вы не знаете и никогда не узнаете.

Вы с самого начала знали, что история будет состоять из четырех томов?

Нет. В первом приблизительном плане история Лилы и Лену легко укладывалась в один солидный том. И только когда я начала писать, поняла, что будет два, три, четыре тома.

Была ли вся история известна заранее до начала фактического написания?

Нет, я никогда не планирую свои истории. Детальный план убивает во мне интерес ко всему делу. Даже краткое устное изложение заставляет исчезнуть желание записать то, что возникло у меня в голове. Я начинаю писать, зная только некоторые основные черты истории, которые собираюсь рассказать. Всё остальное приходит с каждой новой строчкой.

Первая книга серии была опубликована [в Италии] в 2011 году, последняя – в 2014 году. Это очень короткий промежуток времени для такой масштабной работы. Вы написали большую часть книг до того, как опубликовали первый том? Можете ли вы сказать, сколько времени ушло на написание/публикацию романа?

Я начала работу в 2009 году, и год у меня ушел на то, чтобы более или менее закончить всю историю со всеми ключевыми моментами. Затем я начала корректировку и к великой радости обнаружила, что с самой первой страницы текст начал расширяться, углубляться. Он рос и рос, обрастал деталями. В конце 2010 года, увидев, как много страниц ушло на то, чтобы просто рассказать историю детства и юношества Лилы и Лену, мы с издателем решили разделить историю на несколько томов.

Могу предположить, что, когда была опубликована первая книга серии, вы могли спокойно писать в своем темпе. Затем роман имел ошеломительный успех, который, скорее всего, поставил писательский процесс под угрозу. Как вам удалось продолжать работать, несмотря на огромный успех и признание?

Всё это случилось впервые в моей жизни. В детстве я любила рассказывать истории и находить подходящие слова для маленькой аудитории детей моего возраста, которая собиралась вокруг меня. Было совершенно потрясающе чувствовать их интерес, их желание услышать продолжение, новую историю на следующий день, на следующей неделе. Это было захватывающее занятие и волнительная ответственность. Мне кажется, что-то похожее я ощущала в промежутке между 2011 и 2014 годами. Как только я избавилась от настойчивого внимания СМИ, что стало возможным благодаря осознанному бегству в 1990 году, вернулось то самое удовольствие из детства – удовольствие от того, как ты придаешь истории некую форму, а всё увеличивающаяся масса заинтересованных слушателей требует продолжения. Пока читатели читали первый том, я дорабатывала и заканчивала второй. Пока читатели читали второй, я дорабатывала и завершала третий и так далее.

Оглядываясь назад, как бы вы описали сам процесс написания? Был ли он с самого начала легким и гладким, не требующим особых усилий, или наоборот, у вас были моменты сомнений? Было ли у вас много черновиков с большим количеством изменений?

Раньше я испытывала много проблем, когда писала. А писала я всё время, начиная с юношества, но всегда это была борьба и в целом я не была довольна результатом. И, как следствие, я редко считала, что мои произведения стоят публикации. С этой очень длинной историей всё было иначе. Первый черновик появился без каких-либо препятствий: преобладало чистое удовольствие от изложения истории. И последующая работа была на удивление легкой, что-то вроде непрерывной вечеринки. Доводить до совершенства все четыре тома, готовить их к публикации было крайне необходимо и правильно по отношению к первым наброскам и черновикам. И в то же время в процессе материал увеличивался в объеме и усложнялся. Другими словами, никаких кризисов, никаких сомнений, очень мало сокращений, несколько переработок, каскад новых вставок. Я бы сравнила то ощущение с приливной волной – когда она уходит, ты счастлив, что всё еще жив.

В своем письме Марио Мартоне вы сказали, что любое отвлечение от процесса написания может принести ощущение ненужности, отмечали хрупкость всего этого. При этом создается впечатление, что вряд ли найдется писатель, который обладает большей силой, чем вы, и в состоянии проделать такую же колоссальную работу по созданию художественного произведения. Вы согласны, что именно эта комбинация уязвимости и силы больше всего характерна для вашего творчества?

Больше всего я боюсь внезапно ощутить, что совершенно напрасно посвятила столько времени писательскому делу, что это не имеет никакого значения. Я очень часто это ощущала и, боюсь, такое со мной будет еще не раз. Мне необходима большая твердость духа, упрямство и страсть в концентрации на словах, которые пишу, чтобы не чувствовать стремление делать в жизни что-то другое, более активное. Поэтому да, я уязвима. Мне очень легко замечать другие вещи и чувствовать себя виноватой. Мне необходимо самолюбие, гордость, больше, чем сила. Пока я пишу, я верю, что от меня зависит, какую именно историю рассказать, что будет неправильно не рассказывать и не закончить работу как можно лучше.

Где вы черпаете жизненную энергию, которой наполнены ваши книги?

Я не знаю, обладают ли мои книги жизненной энергией, о которой вы говорите. Если эта энергия существует, то это благодаря тому, что она не находит других способов выхода, или, сознательно или нет, я не дала ей возможности выйти другим способом. Безусловно, когда я пишу, я отдаю частички себя, своей памяти. Это волнующие меня разрозненные частички, от которых мне неуютно. Мне кажется, что только ту историю стоит записывать, которая по своей сути идет изнутри.

«Мне никогда не нравилось сравнение литературного труда с рождением ребенка. Мне ближе сравнение с плетением, трудом ткача» – Элена Ферранте (Сара Уилкинс / New York Times)

Вы описываете Неаполь грубым, жестоким и неприятным, особенно во второй половине четвертого тома, где Лила и Лену постоянно сталкиваются с жестокостью. Вам самой приходилось быть свидетелем каких-то чрезвычайно жестоких событий в Неаполе? Как неаполитанцы столько лет жили в атмосфере жестокости? Удалось ли им выработать понимание того, что жестокость вообще присуща человечеству? Возможно, вы разделяете это понимание?

Нужно быть особенно удачливым, чтобы не столкнуться в Неаполе с жестокостью и её различными проявлениями. Возможно, то же самое происходит и в Нью-Йорке, в Лондоне, в Париже. Неаполь не хуже других городов Италии, да и всего мира вообще. Я долго шла к этой мысли. Раньше я думала, что только в Неаполе законность постоянно стирает свои границы и смешивается с беззаконием, что только в Неаполе положительные эмоции внезапно и жестоко, без паузы становятся отрицательными эмоциями. Сейчас я думаю, что весь мир – Неаполь. При этом Неаполь, по крайне мере, никогда не скрывал это под маской. Это город поразительной красоты. И поэтому его уродства – преступность, жестокость, коррупция, попустительство, агрессивный страх, в котором мы живем без всякой защиты, отход от демократических принципов, – видны более отчетливо.

Лила и Лену много страдают. Почему вы решили подвергнуть их трагическим испытаниями в таком большом количестве и разнообразии?

Мне не кажется, что их страдания сильно отличаются от того, что ежедневно испытывает обычная женщина в любом уголке мира, особенно если она родилась в бедной семье. Лила и Лену влюбляются, выходят замуж, их предают, они ищут своё место в жизни, сталкиваются с дискриминаций, рожают и воспитывают детей, иногда бывают счастливы, иногда несчастливы, сталкиваются с потерей и смертью. Конечно, это роман, но он не сильно далек от реальности. Та эмоциональная связь, которая возникает между нами и героями и заставляет воспринимать все описываемые события как цепочку несчастий. В жизни, как и в романах, мы чувствуем боль и страдания только тех, кого любим.

Почему вы решили изобразить Нино из четвертого тома таким жестоким и поверхностным человеком?

Я хотела показать то, что происходит с человеком, когда он поверхностный и, в то же время, хорошо образован и довольно умен. Нино умен, но он поверхностный человек, я с таким типом людей хорошо знакома.

Почему в четвертом томе ближе к концу книги вы решили, что Тина должна исчезнуть таким трагическим, ужасным способом?

В данном случае я воздержусь от объяснения причин. Пусть читатели решат этот вопрос самостоятельно, каждый для себя. Я только хотела бы отметить, что идея этого события всегда присутствовала в моей голове, как и еще несколько других определенных и неизбежных остановок на пути повествования, даже еще до того, как я начала писать.

Лила испытывает восторг по поводу новых электронных приборов, например, компьютеров. Поначалу кажется, что ее инстинктивно привлекает совершенство, но, как ни странно, она понимает логику этих машин. Она более непредсказуема, чем Лену, или наоборот?

По моей задумке Лила ни к чему не относится с восторгом. Она использует свой ум по своему усмотрению, чем бы она ни занималась, начиная с того момента, как вынуждена бросить школу. Она начинает заниматься дизайном обуви, так как ее отец – сапожник. Она начинает заниматься электроникой, так как Энцо заочно учится на курсах в IBM. В отличие от Лену, которая использует образование для того, чтобы вырваться за пределы города и сбежать, страстно мечтает писать, Лила прекрасно проявляет себя в том, что попадается под руку, не используя полностью свои способности ни в одном деле, которым занимается. Грубо говоря, единственным долгосрочным проектом, который занимал Лилу, была жизнь её подруги.

В книге женщины находятся в вечной борьбе. Мужчины часто их используют. Что вы можете сказать по поводу акций протеста #MeToo (я тоже), захвативших весь мир?

Я считаю, что эти люди вывели наружу то, что женщины знали всегда и о чем они всегда, или почти всегда, молчали. Повсеместное мужское доминирование, даже на западе, несмотря на кажущееся благополучие, до сих пор сильно в обществе. Каждая из нас испытывает унижение в самых разных местах в самых разных формах, находясь в роли молчаливой жертвы, трусливого соучастника, несмелого борца и даже неустанного обвинителя жертвы насилия вместо насильника. Парадокс в том, что я не вижу большой разницы между неаполитанскими женщинами, о которых я рассказала, и голливудскими актрисами или образованными рафинированными женщинами, которые работают на самом высоком уровне нашей социально-экономической системы. Когда кто-то говорит: «Я тоже», это кажется хорошим делом. Но при этом необходимо соблюдать чувство меры: праведным целям в особенности вредят перегибы и крайности. При этом власть [обидчиков], больших и маленьких, в центре всего мира или на периферии, состоит не в том, что они стыдятся разных форм насилия, которому они нас подвергают, а в том, что они своими омерзительными методами заставляют нас поверить в то, что именно мы и должны стыдиться.

Актриса Мишель Вилльямс (справа) с борцом за гражданские права Тараной Берк выступают в поддержку акции #MeToo на церемонии вручения премии Золотой Глобус в 2018 году (Фрейзер Хэррисон / Getty Images)

Как вам кажется, появится ли какое-то новое феминистическое движение благодаря акции #MeToo? Хотели бы вы этого?

В последние годы молодое поколение довольно часто демонстрирует пренебрежительное отношение к феминизму их матерей и бабушек. Есть мнение, что те немногочисленные права, которые у нас есть, сродни явлению природы, а вовсе не результат чрезвычайно трудной культурной и политической борьбы. Я надеюсь, что это изменится, что девушки поймут, что позади нас не одно поколение находилось в подчинении, что необходимо продолжить борьбу, и что если мы снизим бдительность, совсем немного понадобится, чтобы уничтожить то, что четыре поколения женщин с таким трудом отвоевывали, хотя бы и только на бумаге.

Согласитесь ли вы с тем, что ваш роман скорее поддерживает традиции популярной литературы с большим количеством героев и событий (как, например, у Александра Дюма ), нежели современной литературы с её минимализмом в изложении?

Нет. Я использую некоторые мощные инструменты популярной литературы, но я это делаю, нравится это вам или нет, в эпоху, которая полностью отличается от той, когда литература выполняла определенную задачу. Мне немного жаль, но мне никогда не стать Александром Дюма. Основываться на великих традициях популярного романа — не значит создавать тот же стиль повествования, хорошо это или плохо. Это значит использовать его, нарушать его правила, не оправдывать ожидания – всё для того, чтобы приблизиться к современности. Большое количество событий и персонажей или минимализм, о котором вы говорите, сами по себе никуда нас не приведут. Давайте попробуем вырваться из этих бесполезных клеток.

Как-то вы сказали, что открыли для себя Флобера в Неаполе в достаточно молодом возрасте. Когда вы впервые влюбились в книгу или в персонажа? Когда вы влюбились в литературу?

Да, я действительно полюбила Мадам Бовари . В детстве я читала и переносила истории и персонажей в свой мир. И не знаю даже, почему Эмма показалась ближе всех к женщинам в моей семье. Но намного раньше «Мадам Бовари» я полюбила Маленьких женщин , полюбила Джо. Эта книга и пробудила во мне любовь к сочинительству.

Испытывали ли вы на себе влияние женщин-писательниц? Может, французских, например, Колетт , Дюрас , и т.д.?

В детстве я читала всё подряд, не было какого-то особого порядка. Я не обращала внимания на имена авторов, были ли они женщинами или мужчинами. Мне это было неинтересно. Я была увлечена [героями] Молль Флендерс , Маркизой Изабель де Мертей, Элизабет Беннет, Джейн Эйр, Анной Карениной. Меня не интересовал пол писателя. Позже, в конце 70-х годов, я стала интересоваться произведениями женщин-писательниц. Если говорить о французских писательницах, я прочитала практически все книги Маргерит Дюрас. Но больше всего времени я посвятила её книге Неповторимое обаяние Лолы Валери Штайн , которую я изучала внимательнее других. Это самая сложная её книга, но именно из неё вы узнаете много нового.

Что вы думаете по поводу женской литературы? Существует ли, по вашему мнению, такая категория? Считаете ли вы, что литература разделяется на женскую и мужскую? Например, Эльза Моранте против Хемингуэя ? Что вы можете сказать о своём собственном стиле? Может, ему присущи черты одновременно мужской и женской литературы?

Женская литература безусловно существует. Но в основном лишь потому, что даже сочинительство обусловлено культурно-историческими реалиями, в том числе и гендерными различиями. Ведь вопросы, связанные с полом, привлекают всё больше внимания общества. Какие-то правила смягчились и с каждым днем становится всё сложнее понять, что на нас повлияло, что сформировало нас как писателей. Я, например, узнавала мир из книг писателей и писательниц, которых любила и изучала, и я легко могу назвать их имена. В то же время, на меня сильно повлияли строчки, происхождение которых я просто не помню – написал их мужчина или женщина. Можно сказать, что ученик на литературном поприще проходит тропами, которые сложно определить. Я бы не сказала, что меня сформировала преимущественно женская литература, хотя я очень любила и люблю книгу Эльзы Моранте «Menzogna e sortilegio» («Дом лжецов»). Мы живем в эпоху больших изменений, принадлежность к определенному полу рискует стать не просто ничего не значащей информацией, но и просто неактуальной.

Что вы больше цените в книге, которую читаете?

Неожиданные события, значимые противоречия, внезапные изменения в речи, в психике персонажей.

В книге материнство – враг сочинительства (Лену настолько занята воспитанием дочерей, что не может сосредоточиться). Как, по вашему опыту, лучше писать? В одиночестве? Ни с кем не встречаясь? Живя уединенно? Или, наоборот, часто выходя из дома в поисках вдохновения от встреч с другими людьми? Может, в состоянии влюбленности?

Когда человек влюблен, он очень хорошо пишет. И вообще, если у человека нет жизненного опыта, о чем же он или она будет писать? Посвящать всё своё время исключительно сочинительству стремятся подростки, грустные подростки. Жизнь постоянно отвлекает и мешает сочинительству, но без жизни сочинительство становится просто ничего не значащей рябью на воде. Тем не менее, жизнь, когда она имеет силу приливной волны, может действительно отбирать время у сочинительства. По моему опыту, материнство действительно может на время уменьшить желание сочинять. Выносить, родить, воспитать ребенка – это удивительный и болезненный опыт, который в течение продолжительного периода времени (особенно если у вас нет денег, чтобы купить время и энергию других женщин) заменяет женщине всё остальное. Разумеется, если потребность писать велика, рано или поздно вы придумаете что-нибудь и найдете такую возможность. То же самое происходит со всеми важнейшими процессами в нашей жизни. Они наваливаются на нас, захватывают нас и затем, если мы не погибнем в этой схватке, просто начинаем писать.

Трудно ли вам было в один прекрасный день проснуться и осознать, что история Лилы и Лену закончилась, что вы закончили с ней? Можно ли это сравнить с тем внезапным чувством опустошения после рождения ребенка?

Мне никогда не нравилось сравнение литературного труда с рождением ребенка. Мне ближе сравнение с плетением, трудом ткача. Сочинительство – это один из протезов, которые мы изобрели для того, чтобы расширить возможности нашего тела. Умение сочинять – это навык, который помогает преодолеть наши природные ограничения. Чтобы приобрести этот навык, необходимо много тренироваться, чтобы овладеть определенной техникой, которую потом можно использовать со всё возрастающим профессионализмом, а можно изобретать новые. Если мы находим их, значит, они нужны. Точно так же делают и ткачи. Мы работаем на протяжении нескольких месяцев, лет, ткём лучший текст, на который только способны в настоящий момент. А когда мы заканчиваем, текст начинает жить своей жизнью, а мы меняемся и будем меняться, и уже готовы приступать к новому изделию.

Думали ли вы о том, чтобы написать сиквел или параллельные истории (как Джоан Роулинг с Гарри Поттером)? Финал ведь дает такую возможность, не так ли?

Нет, история Лилы и Лену закончилась. Но я знаю другие истории и надеюсь, что смогу записать их. Буду я их издавать или нет – не знаю.

В вашем романе дружба – самая большая ценность, даже больше, чем любовь, которая непредсказуема и может пройти. В своей жизни вы так же цените дружбу?

Да, дружба близка к любви, но у нее меньше шансов, что она испортится. Дружба не испытывает на себе постоянное давление сексуальных отношений, опасности, которая существует на стыке эмоций и использования тела для того, чтобы испытывать удовольствие и доставлять его другим. Сегодня чаще, чем раньше, встречается сексуальная дружба – игра тел и «избирательное сродство», которая не основывается только на любви или только на чистом сексе. Это секс по дружбе. Но что будет результатом таких отношений, я не знаю.

У многих писателей я спрашивал, где они пишут. Недавно этот вопрос задал Тому Вулфу . Он описал свой стол и сообщил, что в его кабинете голубые стены. Могли бы вы описать место, в котором пишете вы? Или, может, расскажете о предметах, которые для вас важны, когда вы пишете?

Я пишу везде. У меня нет отдельной комнаты. Но я знаю, что хотела бы находиться в пустой комнате с чистыми белыми стенами. Но это скорее эстетическая фантазия, нежели реальная необходимость. Когда я пишу и дело идет по-настоящему хорошо, то я забываю, где нахожусь.

Интервью впервые напечатано во французском журнале L’Obs в январе 2018 года. Джейкоб – штатный журналист L’Obs, рассказывает о книгах, автор научно-популярной книги «La guerre littéraire» (издательства Héloïse d'Ormesson)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ