21 мая 2018 г., 08:19

4K

Почему «451 градус по Фаренгейту» выдерживает испытание временем

23 понравилось 0 пока нет комментариев 4 добавить в избранное

Автор: Майкл Муркок

В конце 1960-х годов мой друг Дж. Г. Баллард позвонил мне, кипя от возмущения. Его кабинет был захламлен большим количеством скверной прозы – книгами, которые присылали ему для рецензирования, – поэтому он выкопал яму у себя на заднем дворе и бросил их туда, немного сбрызнув бензином. Но сжечь их оказалось труднее, чем он думал, поэтому, чтобы проверить температуру воспламенения бумаги, он засунул одну книгу в духовку, где имелся термометр. «Брэдбери ошибался!» – пожаловался он. «451° по Фаренгейту – это не та температура, при которой горит бумажная книга!» Я поинтересовался у него, разве Брэдбери не позвонил в пожарную службу Лос-Анджелеса, чтобы узнать точную температуру?

«Значит, они тоже ошиблись!» – заявил Баллард, восхищавшийся Брэдбери, и чьи собственные ранние рассказы из цикла «Багряные пески» (Vermilion Sands) вторят «Марсианским Хроникам» . По его словам, Рэй Брэдбери продемонстрировал ему, что научная фантастика заслуживает того, чтобы писать ее.

Как это ни парадоксально, но Брэдбери, как и Баллард, был в первую очередь автором фэнтези, фантазером. Он написал очень мало научной фантастики, несмотря на то, что стал эталоном того, насколько хорош может быть этот жанр. В своем интервью для The Weekly Wire в 1999 году он сказал: «Я не пишу научную фантастику. Я написал только одну научно-фантастическую книгу, и это – "451 градус по Фаренгейту" ».

o-o.jpeg

Баллард наткнулся на Брэдбери случайно, в журнале «Galaxy Science Fiction», где была опубликована повесть «Пожарный» (The Fireman), первоначальный вариант этой книги. К тому времени Брэдбери был уже в начале своего зрелого творческого пути. В детстве, в поисках произведений моего любимого фантаста Эдгара Райса Берроуза , в букинистических журналах Planet Stories и Weird Tales я обнаружил ранние рассказы Брэдбери, полные готических мотивов и подражаний Эдгару Аллану По .

Первым литературным кумиром Брэдбери, в его детские годы, тоже был Берроуз. Прославившийся своими книгами о Тарзане, Берроуз начинал свою литературную деятельность с написания экзотического планетарного романа «Принцесса Марса» , в котором рассказывалось о древней и умирающей планете красных пустынь и выветренных гор. Они не были похожи на пейзажи Аризоны и Калифорнии, которые Берроуз наблюдал во время службы в кавалерии США, во времена, когда армия еще подвергала гонениям индейские племена, с которых он позднее спишет своих марсиан, похожих на людей. Когда его книги стали плохо продаваться, он уехал из Иллинойса и поселился в Калифорнии, назвав свое ранчо «Тарзана». Берроуз распродавал земельные участки, и вскоре Тарзаной стали называть целый жилой квартал в пригороде Лос-Анджелеса.

Между тем, выразительные марсианские пейзажи Берроуза оказали мощное воздействие и на уроженку Калифорнии, Ли Брэкетт . Более известная сегодня как автор сценариев для таких фильмов как «Глубокий сон» (1946) и «Долгое прощание» (1973), Брекетт сначала прославилась своими невесёлыми научно-фантастическими рассказами, многие из которых описывают древний Марс, с его спящими пустынями и мертвыми городами, полными шепчущих призраков и полуреальных мифических существ. Ее рассказы, в свою очередь, оказали огромное влияние на раннее творчество Брэдбери. Многожанровый писатель, Брэкетт познакомилась с восторженным подростком на собрании общества любителей научной фантастики. Она была впечатлена его очевидным талантом и стала его наставником, предложив закончить свою новеллу «Лорелея красной мглы» , когда ей удалось благополучно пройти комиссию для киносценаристов. Брэдбери был шафером на ее свадьбе с писателем Эдмоном Гамильтоном .

«Марсианские Хроники» стали более сложным осмыслением того влияния, которое Брэкетт оказала на Брэдбери. Берроуз, Брэкет и Брэдбери были калифорнийцами, так же, как и знаменитое трио писателей жанра «нуар» – Хэммет , Чандлер и Кейн . Все они черпали свои образы и заимствовали язык из того огромного разнообразия, которое предлагал им этот штат. Писателей детективных романов привлекали оживленные, стремительные, растущие города, а также характерный жаргон и удивительные персонажи, которых можно было там встретить. Скорее всего, именно заброшенные крепости Навахо и Апачи вдохновили Брэдбери на создание опустевших марсианских городов, а Долина смерти стала «красной пустыней древнего Марса», населенной вымирающим народом. В этих местах до сих пор можно найти города-призраки и остатки индейских поселений. Они вызывали множество романтических ассоциаций (подобных тем, которые вдохновляли готических писателей в отсталой Европе девятнадцатого века), предлагая юному Брэдбери яркие впечатления и художественные образы, такие же достоверные, как и те, что вдохновляли английских «озерных» поэтов или французских писателей эпохи романтизма.

Однако важное влияние на развитие творческой фантазии Брэдбери оказали постоянно растущие пригороды Лос-Анджелеса. Когда Америка оправилась от депрессии и войны, Лос-Анджелес стал одним из первых городов, которые на всех уровнях испытал на себе ранние формы потребительства, что и вдохновило Брэдбери на написание «451 градус по Фаренгейту».

Брэдбери родился в штате Иллинойс в 1920 году и жил там до тех пор, пока их семья не переехала сначала в Аризону, а затем в Лос-Анджелес. Он рос во времена Великой депрессии, когда денег не хватало, а простые удовольствия были нормой. Как и многие другие, он находил спасение в мире фантазий, в фильмах, комиксах и, в первую очередь, в книгах, которые брал в публичной библиотеке. Печатаясь в fanzines (журналах для болельщиков – прим. пер.), он довольно рано выработал свой собственный лирический стиль, в котором чувствовалась звенящая тоска. В Лос-Анджелесе он стал свидетелем послевоенного разрастания пригородов Америки, исчезновения маленьких городов, утраты спокойной уединенности, тогда как книги предлагали знания и спасительный выход. Это оказало сильное влияние на его творчество, особенно на написание романа «451 градус по Фаренгейту», в котором читатели узнали себя и свое общество, и который впоследствии сделает его одним из самых популярных авторов в постиндустриальном мире.

o-o.jpeg

При всей своей ностальгии по прошлому, Брэдбери оказался в выгодном положении, испытав на собственном опыте то, что большинству из нас только предстояло пережить. В 40-х и 50-х годах Южная Калифорния переживала бум. Рабочие места в сельском хозяйстве, машиностроении и непечатных средствах массовой информации привлекали туда людей со всех уголков США. Голливудские фабрики звезд расширяли свое влияние, распространившись на телевидение. Фантазия и реальность образовали идеальное сочетание. Образное воображение Брэдбери, его лирический стиль и восприятие меняющегося мира прекрасно подходили для того, чтобы предположить, что ждет нас может ожидать в будущем.

В 40-е и 50-е годы писатели и редакторы научной фантастики на восточном побережье, в отличие от большинства своих коллег на Западе, придерживались радикальных левых взглядов, что делало их одной из немногих групп, способной изображать и исследовать свое общество, не привлекая внимания цензуры, подобно писателям-фантастам при Сталине. Деятели киноиндустрии, журналы и всевозможные СМИ стали более осторожными, боясь бросить вызов истерии и оказаться, один за другим, перемолотыми в жерновах маккартизма. В поисках хоть какой-нибудь возможности критиковать это общество, многие американские и европейские представители интеллигенции обратили свой взгляд на научно-фантастические журналы, в частности, на журнал Galaxy Science Fiction, возглавляемый Г. Л. Голдом . Страдающий агорафобией (боязнью открытых пространств – прим. пер.), не интересующийся исследованием космоса или точными науками, Голд сознательно решил повысить литературные стандарты научной фантастики и создать такой журнал, читая который, люди могли бы гордиться тем, что их застали за этим занятием. Он интересовался социологией и психологией и имел хорошее чутье на более незаметные изменения, происходящие в жизни Америки.

Несмотря на то, что Голд в какой-то мере принадлежал к лагерю реформаторов-радикалов, он имел пристрастие к художественной литературе, которая затрагивала современные проблемы и, например, выступала против власти Джо Маккарти и его друзей, охотников на ведьм. Он любил сатирические рассказы и произведения, которые с иронией оценивали американское общество. Он нашел итальянского издателя и предоставил ему лучшие производственные мощности и денежные средства, а авторам предложил самые высокие гонорары. Уже в самом начале своей деятельности, в 1950 году, журнал выходил тиражом около 100 000 экземпляров, и там печатались превосходные рассказы амбициозных писателей, воодушевленных политикой Голда. Среди авторов, привлеченных гонорарами и возможностями, которые предлагал Голд, оказался и Рэй Брэдбери. Он начинал свою карьеру с низкосортных журналов, чтобы затем обрести самую большую читательскую аудиторию в «глянце» типа Cosmopolitan и Playboy. Воображаемый мир будущего, в котором мы сейчас живем, обязан Голду по меньшей мере стольким же, скольким он обязан и Филиппу К. Дику . А будущее Голда, в определенной степени, в долгу перед Реем Брэдбери.

Среди поклонников научной фантастики и фэнтези Брэдбери уже имел превосходную репутацию как стилист и автор фантастики. Его имя на обложке неизменно способствовало продажам. Голд пришел в восторг, когда Брэдбери отправил ему свою повесть, рассчитывая, что она привлечет его внимание и заслужит высокую оценку. В феврале 1951 года, в пятом номере журнала Galaxy, была напечатана повесть «Пожарный» (The Fireman). Это убедило тех читателей, которые оценивали сочинения Брэдбери как не отличающиеся богатым содержанием, что, хоть он и не высказался открыто, ему определенно было, что сказать. Вскоре последовал еще один знаменитый рассказ, который также задел за живое. В последнее время я не единственный человек в Беверли-Хиллз, которого, когда он идет пешком, останавливает бдительная полицейская машина, чтобы узнать, почему он идет пешком. Рассказ «Пешеход» вышел в газете The Reporter в августе 1951 года и, как сказал Брэдбери в своем интервью, стал преамбулой «Пожарного».

«Пожарный» сразу стал популярен, вскоре сменив название на «451 градус по Фаренгейту». Расширенный и переписанный, с узнаваемой обложкой в стиле оригами от художника Джо Пернасьяро (Joe Pernaciaro), на которой был изображен плачущий пожарный Монтэг, он был опубликован в 1953 году издательством Айяна и Бетти Баллантайнов, благосклонно относящихся к творческой новаторской литературе.

o-o.jpeg

Несмотря на свою пророческую достоверность, роман выдерживает проверку временем именно потому, что он не имеет в виду дословное предсказание. Он написан не в одной плоскости, а в нескольких.

Наряду с «Машиной времени» , романами «О дивный новый мир» и «1984» , это произведение Брэдбери стало непреходящей классикой, которая постоянно выходит новыми тиражами. В 1966 году книга была экранизирована великим Франсуа Трюффо .

Надо заметить, что фильм стал художественным и коммерческим провалом. Несмотря на географическую близость Брэдбери к голливудским студиям и чрезвычайную образность его произведения, он мало чем помог фильму, и картина Трюффо уступила книге практически во всех отношениях. Вопреки ожиданиям, фильму не удалось ни подняться до уровня воображения Брэдбери, ни выразить предчувствие грядущего раскола, которые тот ощущал в современном обществе.

Трюффо сделал эту историю излишне сентиментальной. Он не смог распознать ее сильные стороны. Нечто подобное произошло и в 1990-х годах, когда права на фильм выкупил Мел Гибсон. Проект был отложен по причине, показывающей, насколько плохо Гибсон понял книгу. Как объяснил Гибсон, у них были проблемы с написанием сценария. Дескать, появление компьютеров сделало центральную идею – сжигание книг – немного устаревшей. Это все равно, что сказать, что «Путешествие пилигрима в небесную страну» не заинтересует читателей, потому что почти никто больше не носит большие белые воротники и большие черные шляпы.

Брэдбери охарактеризовал «451 градус по Фаренгейту» как вымысел или метафору и отрицал какой-либо политический подтекст при изображении общества обозримого будущего, где книги не просто запрещены, но где само чтение стало вне закона. Для Брэдбери совершенно очевидно, что для этого не требуется никакая специальная революционная тирания. Он убежден, что мы дошли до этого посредством всенародного голосования, через общественное волеизъявление. Он показывает нам, как можно использовать демократию, чтобы превратить нас в единодушные винтики в системе, которая призвана сделать богатых богаче, бедных беднее, а средний класс, озабоченный потреблением, – заставить быть постоянно на грани потери своей кредитоспособности.

картинка InfinitePoint
Иллюстрация Сэма Вебера (Sam Weber)

Брэдбери, возможно, первый писатель, предложивший «рыночные силы» в качестве основы для антиутопии. Можно сказать, что в этом смысле он солидарен с теми писателями восточного побережья, которые предоставили Galaxy некоторые из своих лучших произведений. Марксистским критикам не составит труда рассматривать эту книгу как описание некоего догматического капитализма, где средний класс представляет собой всего лишь множество потребительских единиц, где развлечениями стали бесконечные реалити-шоу, а грамотность не просто выброшена на обочину, но и вызывает активное неодобрение. Перечитывая эту удивительно небольшую нравоучительную историю, поражаешься ее сходством с современным обществом.

Хотя Брэдбери, безусловно, поднял зеркало, чтобы мир мог хорошенько рассмотреть себя в нем, но я верю его заявлению, что он не собирался делать того, что сделал Оруэлл в своем романе «1984», и даже того, что Фредерик Пол и Сирик Корнблат сделали в романе «Космические торговцы» (The Space Merchants), опубликованном позднее в журнале Galaxy в виде серии. Скорее, он позволил своей превосходной интуиции вести его за собой, как делал и Филип К. Дик . Интуиция подсказывала ему, что нужно сохранить, а чувство вкуса – от чего следует отказаться. Он писал так, как писал всегда, позволяя своему воображению самому решать, какую историю рассказывать. Благодаря чуть ли не ясновидению Брэдбери относительно устройства мира, «451 градус по Фаренгейту» и сейчас читается так же легко, как шестьдесят с лишним лет назад, когда он был написан.

К счастью, Брэдбери хватило здравого смысла, чтобы доверять своему воображению и не попасть в ловушку, которая поглотила Уэллса и остальных, полагавших, что общественность ценит их за их пророческие рассуждения, а не за образность и выразительность повествования, и за романтическую чувствительность. Однако он был в восторге, когда его видение будущего в точности сбылось. Всего лишь через несколько лет после выхода книги он с гордостью вспоминал, что почти точно описал радиоприемники (наушники), которые люди теперь вставляют непосредственно в уши.

В сцене, написанной в 2002 году для театральной постановки, интуиция Брэдбери была восприимчива как никогда. Он заимствует один или два структурных метода Трюффо, которые, хотя и делают историю немного сентиментальной, но при этом помогают добиться равновесия и углубляют смысл. Капитана Битти показывает Монтэгу секретную комнату в своем доме, которая превратилась, по сути, в огромную библиотеку. Когда двое мужчин входят в дом Битти, все его устройства (часы, плита, телевизор и т. д.) в ответ на вопрос «Все ли дома?» бормочут: «Да… здесь… дома. … привет. … привет». Битти объясняет, как он их запрограммировал: «Моя семья, Монтэг. Разные голоса, разные потребности». Потом он показывает Монтэгу свои огромные шкафы с книгами. Монтэг шокирован.

Битти: Мои, да, мои!
Монтэг: Но ты же, ты...!
Битти: Да, я, я, я, я! Капитан, начальник пожарной охраны! Ты испугался, не так ли? Никогда не видел так много книг, да?

Когда Монтэг спрашивает, знает ли еще кто-нибудь о библиотеке, Битти отвечает, что никто, кроме него. Капитан собирает их уже тридцать лет. Ошеломленный, Монтэг выкрикивает: «Но это же противозаконно!» Битти отвечает:

Только если их читать. Разве ты не видишь, как это прекрасно, Монтэг? Я никогда их не читал. Ни одной книги, ни одной главы, ни одной страницы, ни одного абзаца! В этом и заключается вся ирония, не правда ли? Иметь тысячи книг и никогда не открыть ни одну из них, отворачиваясь от них и говоря «нет»… Эти книги умирают там, на полках. Почему? Потому что я так сказал. Я не оставляю им ни единого шанса, никакой надежды – ни жестом, ни взглядом, ни словом. Они ничем не лучше пыли.

В дополнительной сцене Брэдбери вопрошает: «Зачем запрещать книги, когда люди добровольно пренебрегают ими? Книги и не нужно истреблять. Книги уходят в небытие потому, что мы принимаем их как нечто само собой разумеющееся. Мир книг и так неуклонно сжимается: от издателя к издателю, от магазина к магазину, от библиотеки к библиотеке и от читателя к читателю, результат тот же. Только кое-где, бессильно сопротивляясь коллективной инерции общества, остаются несколько человек, которые любят литературу настолько, чтобы пытаться как-то ее сохранить».

Возможно, поэтому в конце этой печальной вымышленной истории Брэдбери высказывает предположение, что не все потеряно. Не до конца.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: Literary Hub
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Авторы из этой статьи

23 понравилось 4 добавить в избранное

Комментарии

Комментариев пока нет — ваш может стать первым

Поделитесь мнением с другими читателями!

Читайте также