16 февраля 2018 г., 20:45

3K

New Yorker: Джеффри Евгенидис о рассказе, на который ушло 40 лет

20 понравилось 0 пока нет комментариев 3 добавить в избранное

Сюжет рассказа недели «Бронза» разворачивается ноябрьским днем 1978-го, двое мужчин – студент и актер – знакомятся в поезде. Вы изначально планировали написать про этот год? Идея написать про двух незнакомцев тоже была задумана с самого начала?

Я знал год. Колледж, в котором я учился, находился на востоке страны, и я, как и мой герой Юджин, совершал набеги на Нью-Йорк в течение первого семестра. Город был тогда в потрясающем состоянии беспорядка и разорения, так же как и большинство людей, с которыми я общался. Эти поездки остались живы в воспоминаниях именно благодаря полученным впечатлениям. Многое я тогда не понимал, поэтому и называю этот год «непонятным 1978-м». Я давно хотел написать об этом периоде, завязка про незнакомцев в поезде подарила мне такую возможность. Поезд Амтрак тоже был задуман изначально. Оставалось придумать весь остальной сюжет.

Студент Юджин возвращается из Провиденса в Нью-Йорк «после диких выходных в компании полусвета». Он щеголяет в белой меховой шубе и розовых очках. Он вроде бы видит, как смотрят на него окружающие, но не обращает на это внимания. Как вам удалось встать на место этого молодого человека? Есть ли у восемнадцатилетнего подростка в 2018 году что-то общее с вашим персонажем?

Первая часть истории, рассказанная от лица Юджина, далась мне с большим трудом. Мало того, что он странно одетый позер в поисках самоопределения, он еще и находится под наркотиками. Было непросто, я постоянно убирал из истории факт про наркотики, но он был настолько важен для сюжета, что мне приходилось его снова вписывать. Все осложнялось тем, что события рассказа основываются на личном опыте. Иногда это мешает писать, потому что ты описываешь все слишком близко к реальности. Мне приходилось убирать информацию о наркотиках, прорабатывать другие элементы сюжета, а затем находить способ вернуть информацию в текст.

Отвечая на ваш вопрос, мне легко войти в положение Юджина из 1978 года. Но в более развернутой прозе использовать подобный опыт сложно – нельзя слишком сильно полагаться на собственные воспоминания.

Смог бы современный молодой человек оказаться в таком положении? В целом, да. Конечно же, в руках у него был бы смартфон и он бы всегда оставался на связи с друзьями. Сейчас же проблема состоит в потере свободы и элемента случайности, в потере анонимности. Быть подростком в 1978-м – потрясающий опыт. Где ты в данный момент находишься – не знает никто, даже твои родители.

В поезде Юджин переводит оду Горация. Позволяет ли латинский вашему персонажу взглянуть на английский язык под другим углом? Он хочет быть поэтом – у него есть шанс?

Я думаю, есть. Он пишет в стиле «свободного стиха» – я так же писал в молодости. Так что по крайней мере у него есть шанс стать писателем. Я уже говорил, что изучение латинского оказало на меня, как писателя, огромное влияние. Изучение языка со склонениями и спряжениями позволяет понять структуру предложения и грамматику наиболее осязаемо. Необходимость построчно переводить такие тексты как «Метаморфозы» или «Энеида» учит вдумчивому чтению, показывает все сложности работы поэта. Помимо всего прочего, у меня были великолепные преподаватели, которые обращали самое пристальное внимание на риторику, композицию и метр.

Насколько большое значение стоит придавать имени Юджина? Имеет ли это имя непосредственное отношение к Евгенидису? Или параллели не уместны?

Что бы ты ни написал, люди всегда будут думать, что это автобиография. Если бы персонажа звали Дрёкенвильд или Билбо, ничего бы не изменилось. Конечно, тут читатели чаще всего правы. В случае с «Бронзой», я похулиганил и использовал целых два автобиографичных имени. Первое – Юджин, а второе – Кент Джеффрис, так зовут актера. Кент – мое второе имя. В школе я мечтал стать актером и использовать псевдоним «Кент Джеффрис», но не получилось.

Я использовал имена Юджин и Кент главным образом потому, что они правильно звучат. Они позволяют мне увидеть персонажей. Когда я называю своих персонажей, для меня важна только правдивость имен.

История рассказана переплетающимися фрагментами, здесь точка зрения Юджина сменяется точкой зрения Кента. Последний живет в Нью-Йорке и занимается тем, что разбирает вещи своего умирающего бывшего. Кент считает, что видит в Юджине молодого себя – «Гомик из глубинки, у тебя наконец получилось сбежать в Нью-Йорк и ты сразу напяливаешь эпатажную одежду». В какие-то моменты в рассказе Кент играет самого себя. Сложно ли вам было описать то, какой Кент на самом деле?

В этом рассказе есть элемент самоотчуждения. Юджин жалуется, что некое другое «я» завладело им и заставляет вести себя определенным образом. В какой-то момент он перемещается из своего тела в тело себя же молодого. Кенту тоже удается заглушить собственное сознание – беспробудным пьянством. Поэтому, в каком-то смысле, оба персонажа играют себя или какую-то версию себя. Это логично для рассказа о поэтах и актерах.

К Юджину Кент относится с добротой, и в то же время хищно. Юджин этот факт осознает, но игнорирует. Кент пытается его обольстить или погубить?

И то, и другое. И может даже третье. Кент использует слово «ласка». Он оправдывает себя. Но хищник это не обязательно какой-то монстр. Учителя старших классов, которые находят общий язык с учениками, это в основном классные ребята с реальной эмоциональной привязанностью к ученикам. Именно так все и происходит в рассказе. Юджину есть 18, он совершеннолетний. Кент испытывает к нему исключительно сексуальное влечение. Но отношения между Юджином и учителем старшей школы мистером Бакстером более сложные. Юджина это все запутало.

Когда Кент начинает к нему приставать, Юджин вспоминает другой инцидент сексуального характера, когда мистер Бакстер пригласил его к себе домой. Этот факт открывается ближе к концу рассказа. Почему вы так долго скрываете эту информацию? Или Юджин просто редко об этом думает?

Именно. Это не подавленное воспоминание, но близко к тому. В этом заключается причина его поведения. Читатель следит за мыслью Юджина в реальном времени, именно поэтому его мысли фокусируются на этом инциденте лишь спустя некоторое время.

Ваш рассказ был написан еще до недавно начавшейся волны сексуальных домогательств. Вы считаете, это как-то повлияет на восприятие рассказа? Как бы Юджин посмотрел на этот опыт по прошествии лет – равнодушно или с тревогой?

Я пытался писать этот рассказ в течение сорока лет. Нынешняя версия начала обретать форму лишь в 2013 году. У меня рассказ никак не получался, я откладывал его на многие месяцы, потом открывал и пытался писать снова. Я надеялся включить его в недавно вышедший сборник «Свежая жалоба». На самом деле, эта книга изначально и называлась «Бронза». Но сам рассказ мне удалось закончить только прошлой осенью.

Так что я удивлен, что в нынешних обстоятельствах он все же был напечатан. Для меня это все же рассказ про 1978 год, а не 2018-й, хотя я уверен, кто-то обязательно скажет, что этот рассказ написан «на злобу дня».

«Свежая жалоба» вышла в октябре. Вы будете продолжать работать в жанре рассказа? Или нам стоит ожидать новый роман?

Я работаю над романом, который ответит на ваш предыдущий вопрос: как Юджин смотрит на свой опыт по прошествии лет?

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: New Yorker
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы

Авторы из этой статьи

20 понравилось 3 добавить в избранное