2 января 2018 г., 09:05

5K

Можно ли считать литературный байопик худшим киножанром?

26 понравилось 2 комментария 5 добавить в избранное

О фильме «Человек, который изобрел Рождество» и о том, как сложно смотреть на труд писателей на экране

Автор: Дж.У. Маккормак

Мало, очень мало что подрывает мой брак так сильно, как моя необъяснимая любовь к литературным байопикам. К давнему и, надо сказать, сердитому недоумению моей партнерши по браку, я по-прежнему считаю себя вправе потворствовать создателям безнадежных, избыточных, ломающих мозг и всегда разочаровывающих фильмов вроде «Трамбо», «Убей своих любимых», «Влюбленный Шекспир», «Сильвия» и, возможно, вершины завышенной самооценки этого жанра, биографической ленты о Джоне Китсе «Яркая звезда», фильма, который многое бы выиграл, сделай он своим героем самого обычного бездарного парня, а не развеселого, но рано покинувшего нас автора «Оды к меланхолии». Фильм 2015 года «В сердце моря», рассказывающий о молодом Германе Мелвилле , изучающем историю реального Моби Дика, относится к совсем иной категории, как с точки зрения его ценности, так и по признаку использования насилия как главной движущей силы сюжета.

На самом деле писатели, в отличие от своего почти незаметного статуса в реальной жизни, в кино представлены очень даже хорошо. Призваны ли фильмы типа «Полночь в Париже» и «Процесс над Оскаром Уайльдом» служить утешением для начинающих писателей? Если это так, то оно всё равно не работает – и это не имеет значения. Потому что мне нравятся разумные печатные машинки из «Обеда нагишом», обольстительный, растягивающий слова тип из «Капоте», перья в «Пере маркиза де Сада» и даже, кажется, искусственный нос Николь Кидман в роли Вирджинии Вулф в «Часах».

Я понимаю, что моя уважаемая любовь, конечно, права. В том, чтобы наблюдать за утонувшими в гриме актерами, разыгрывающими романтичное и недостижимое прошлое чудных аутсайдеров, которые только после смерти достигли искупления, в котором им было отказано при жизни, – в этом нет ничего нормального. Даже лучшие из этих фильмов, такие как «Мисима», не способны рассказать мне ничего о настоящем Юкио Мисиме – ни как о человеке, ни как о писателе.

картинка Count_in_Law
Бен Уишоу в роли Джона Китса в «Яркой звезде» (слева) и в роли Германа Мелвилла в «В сердце моря» (справа)


Главный конфликт во всех этих фильмах, как правило, связан с отсутствием вдохновения, и он обычно вполне успешно разрешается в момент кульминации, когда писатель оглядывается на свою жизнь, которую прежде он словно и не замечал – обременительная семья, терпеливый жених, безжалостные покровители, – и именно в ней находит топливо для своего творчества, в том самом прекрасном мире, который его порицаемый гений ранее столь нагло игнорировал. Удовольствие от просмотра фильмов этого жанра я получаю вовсе не по причине желания приобщиться к истории, стоящей за моими любимыми текстами, как и не вследствие патологической потребности осквернить собственное восприятие созерцанием Джонни Деппа, почти до неузнаваемости измененного серебряным протезом носа (именно так было в «Распутнике», и с тех пор я считаю искусственные носы вторым по значимости фетишем писательских байопиков после перьев). Скорее, мне нравится экстатическая катастрофа, порождаемая в тот самый момент, когда две совершенно разные среды решают игриво выставить напоказ самые уродливые свои части, чтобы в итоге перенести писательство на экран как нечто вульгарное и аморфное.

Писательство показывают на экране невероятной массой способов, и все они неправильны. Мне нравится подход к монтажу в «Рокки», где, когда писатель наконец приступает к делу, слова вылетают прямо из пишущей машинки, а на них накладываются полупрозрачные изображения шекспировских бюстов и высокопарный голос цитирует фразы, которые будут жить вечно. Но на деле куда чаще встречаются сцены, когда действующие лица застывают в выразительных позах, сохраняя молчание, и писатель (или зритель) вдруг понимает, насколько близок автор к созданным им героям. Существует еще подход «ночь напролет», когда нам показывают толстую стопку напечатанных страниц, волшебным образом появившуюся на рабочем столе наутро. Создатели таких фильмов также явно без ума от печатных машинок – на них громко и мучительно стучат (ведь «писать хорошо» непременно должно значить «много и тяжело работать»), их таскают вверх и вниз по лестнице, их выбрасывают из окна и выменивают на выпивку. И именно поэтому мне почти нечего сказать о «Человеке, который изобрел Рождество» – это такой виртуальный джокер, заменяющий собой все писательские клише, замаскированный под рождественский фильм, в котором собраны все главные глупости: Чарльз Диккенс писал Рождественскую песнь в прозе в кабинете на верхнем этаже, где подолгу просиживал в одиночестве, но на самом деле был заперт в одной комнате со своими персонажами, которые шептались, хихикали и шикали друг на друга, пока великий писатель изо всех сил пытался отдать им должное в своем тексте.

Фильм, который существует исключительно за счет сцен, показывающих процесс писательства, сам по себе довольно очарователен, потому что он не желает зла своей целевой аудитории и настойчиво отрабатывает все хиты (у писателя проблемы с дедлайном, у писателя очень терпеливый агент, писатель вынужден считаться со своими родителями), причем делает это с этаким приятельским задором. Звезда «Аббатства Даунтон» Дэн Стивенс великолепен в роли невероятно кудрявого Чарльза Диккенса, силящегося закончить свой приуроченный к праздникам роман при помощи ирландской девочки-служанки и сверлящего его ледяным взглядом Кристофера Пламмера, который играет призрак Скруджа, видимый только Диккенсу. Приятные моменты фильма включают соперничество Диккенса с пижоном Уильямом Теккереем, его поход в магазин с требованием показать «ваши лучшие галстуки», разоблачение жаргона как «шарлатанства» и бессмертное высказывание о том, что «мы не должны препятствовать поэту в миг, когда на него снисходит божественное безумие». Здесь также присутствуют все приметы писательского байопика, о которых я писал выше (монтаж, сцена, когда действующие лица застывают в выразительных позах, волшебное появление стопки исписанных страниц). А еще мне понравился Джонатан Прайс в роли расточительного отца Диккенса, который «качается, как пробка, на поверхности жизни».

картинка Count_in_Law
Джонни Депп в роли Джона Уилмота в «Распутнике»


Больше мне нечего сказать о «Человеке, который изобрел Рождество», потому что это как раз то, как он звучит, и этот звук точно в сто раз более приятен, чем тот, что исходит от многих его коллег в этом сезоне, вроде слезливого «Прощай, Кристофер Робин» и мрачно благоговейного «За пропастью во ржи». Добавьте к этому тот факт, что, хотя мне не нравятся рождественские фильмы, я уверен, что неравнодушен к призракам, а в «Человеке, который изобрел Рождество» их как минимум три штуки, так что фильм почти оправдал мои надежды.

Проблема с литературным байопиком как жанром заключается в том, что нам интереснее смотреть, как Шекспир играет на сцене, чем как он пишет Двенадцатую ночь , мы скорее будем наблюдать за тем, как Уильям Берроуз галлюцинирует, чем как он читает Голый завтрак , и что нас столь мало волнует сама поэма «Вопль», что нам нужен Джеймс Франко, чтобы с экрана донести до нас битническую поэзию. Мы, похоже, хотим убедить себя в том, что, если уж мы больше не ценим ничего из называемого «искусством», то мы, по крайней мере, любим тех, кто его создает. Даже за пределами конгломерата биографических фильмов писатели становятся главными героями, которые элегантно тратят время впустую и живут в постоянной борьбе. Мне вспоминаются «Бартон Финк», «Адаптация», «Генри Фул», омерзительный «Найти Форрестера», «Завтрак у Тиффани» и даже, почему бы нет, Джон Кэнди в фильме «В бреду» и Уилл Феррелл в «Персонаже». Можно ли считать это стремление показывать личную жизнь писателей доказательством господства художественной версии событий над реальной? Ответ может зависеть от того, насколько вы готовы провести аналогию между Эленой Ферранте и Джонни Деппом (почему это всегда Джонни Депп?), который в «Страхе и ненависти в Лас-Вегасе» бормочет себе под нос «Мы не можем здесь остановиться! Это страна летучих мышей!». Или между настоящим Шекспиром и Гвинет Пэлтроу, которая говорит Джозефу Файнсу: «Это не жизнь, Уилл. Это украденный сезон».

Если дело действительно в том, что нам интереснее биографические фильмы о писателях, чем прямые адаптации их произведений или, если на то пошло, сам процесс их работы, то я, наверное, и сам могу быть частью этой проблемы. Смотрите, я бы порекомендовал «Человека, который изобрел Рождество» всем, кто хочет провести два часа вместе со своей семьей, но то же самое можно сказать и о самой «Рождественской песни в прозе». Помимо того, что мой отец на каждое Рождество водил меня на местные театральные постановки этой книги, я также видел её с участием героев «Маппет-шоу», с Микки Маусом и Флинстоунами, со Смурфиками и Биллом Мюрреем. Мне нравится Эбенезер Скрудж, и я вечно болею за него с самого начала, только для того, чтобы в конце увидеть, как он униженно уступает сентиментальности, маркетингу и грубому проявлению сверхъестественного. Это Диккенс, который работает на потребу публике, но Чарльз Диккенс, написавший Лавку древностей и Холодный дом , знал бы, что лучшая версия истории должна была бы закончиться тем, что Эбенезера ничто не тронуло, и он остался невосприимчив к влиянию своих безденежных знакомых и тверд в своих убеждениях, и он прожил бы до конца жизни так, как жил раньше. «Рождественская песнь в прозе» – это контент, готовый к семейному просмотру, и именно это служит одной из причин того, что «Человек, который изобрел Рождество» выглядит настолько безобидным. Трудно погрешить против реальности больше, чем это уже сделала «Рождественская песнь в прозе»

И всё же (и я надеюсь, что это не Дух нынешних Святок сейчас говорит во мне), «Человек, который изобрел Рождество» может рассказать нам кое-что о жизни писателя. В конце фильма, когда Диккенс понимает, что его служанка Тара со своими историями о призраках является ключом к завершению его книги, он обнаруживает, что он её уволил. Его отец, чьи прошлые грехи он никак не может простить, служит ему мучением, но он учится видеть в нём человека, не похожего на своих персонажей. Сражаясь с издателями и иллюстраторами, он поначалу обещает им луну с неба, но потом впадает в панику относительно результата и работает достаточно усердно, чтобы суметь выполнить контракт. Все эти детали – пренебрежение людьми, пока они не окажутся полезными, зацикленность на прошлом вместо объективной оценки ситуации и преувеличенная самореклама до тех пор, пока вы на деле не докажете собственный талант, – кажутся пронзительно честным рассказом о чьем-то реальном опыте писательства.

Независимо от того, ненавидите вы их или любите, литературные байопики стали частью нашей действительности, особенно в праздничный сезон. И в духе Малютки Тима мы вполне можем назвать их благословениями – хотя, конечно, Бог не имеет к ним никакого отношения.

Перевод: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: Literary Hub
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы
26 понравилось 5 добавить в избранное

Комментарии 2

Можно ли считать литературный байопик худшим киножанром?

Как по мне это один из лучших киножанров))) Обожаю подобные киноленты про писателей и экранизации произведений) К примеру, "Распутник" с Джонни Депом замечательный фильм, "Влюбленный Шекспир" и "Аноним" великолепны, я уж не говорю про "Ворона" и про многое другое)))

байопик

Что за дичь?

Читайте также