По следам одной таинственной статуи девочки в Испании

Я была тогда в отпуске в Андалусии вместе с мужем и ребенком. Пока мы ездили по историческому центру Севильи от одной исторической достопримечательности к другой, наш сын, которому тогда было чуть больше года, дремал в машине. Затем мы посадили его в рюкзачок и решили заглянуть еще в пару мест. Вскоре нам захотелось пообедать. Большинство уличных столиков кафе были пусты из-за недавнего дождя, и мы забежали в ресторан на Плаца де Пескадерья. Сын не хотел сидеть в рюкзаке; он еще не умел ходить, и его попытки ползать по грязным камням мостовой заставляли меня нервничать. Я быстро проглотила свой обед, и, пока муж ел, поднесла ребенка к окну. Недалеко от ресторана ребята гоняли по лужам мяч, и малыш отвлекся на это зрелище на целых пять минут.

Футбол. Приятно было посмотреть, как катится мяч. Ребята гоняли его между пустых столиков кафе, используя два из них в качестве ворот. Одна команда вырвалась вперед и пинками отправила мяч прямо к пьедесталу маленькой статуи, и мое внимание переключилось на нее. В нашей поездке было так много памятников священникам и монархам, что понадобилось некоторое время сообразить, что я смотрю на что-то новое.

На бронзовом пьедестале сидела фигура маленькой девочки, так же отлитая в бронзе. Она вскарабкалась на стопку книг, с трудом пристроив один большой и тяжелый том на коленях. Остальные книги лежали кучей у ее ног, а рядом на пьедестале как бы были небрежно брошены несколько игрушек. Девочка была скромной и неприметной, словно она сидела и читала у себя дома, ненадолго отвлекаясь, чтобы погладить старую игрушку. Один из детей попал мячом прямо в ее пьедестал, а остальные посмотрели на нее так, будто хотели проверить, не оторвется ли она от своего чтения.

Сын завертелся у меня в руках. Ему уже наскучило смотреть: он тоже хотел выбраться наружу и гонять мяч по камням мостовой. Куча камней, грязь, вода и пузыри манили его: нам нужно было размяться. Я сделала быстрый снимок статуи, а когда муж закончил свой обед, посадила ребенка обратно в рюкзак, и мы побежали к следующей точке нашего маршрута.

После возвращения домой в Сан-Франциско я разместила наши фото из путешествия в интернете. Одна из моих подруг обратила внимание на ту самую статую маленькой девочки и перевела надпись на ее пьедестале. Оказывается, она была создана в 2007 г. скульптором Анной Джонссон и посвящена памяти Клары Кампоамор «за ее непомерный вклад в защиту женских прав». Но кто такая Клара Кампоамор? Что она сделала, чтобы заслужить такой памятник в центре одного из самых известных городов Европы?

Несколько кликов мышкой – и у меня уже были все основные факты. Для Испании Кампоамор – такая же героиня, как Сьюзен Энтони для США. В 1931 году она убедила правительство новой Испанской республики распространить избирательное право и на женщин. «Только тот, кто не считает женщин людьми, способен утверждать, что человеческие и гражданские права для обоих полов должны различаться», — сказала Кампоамор во время дебатов. «Конституция дает право голосовать нищим, слугам и неграмотным, которых в Испании полно, но она не может отрицать, что оно должно быть и у женщин».

Ее риторика оказалась убедительной. Десятилетиями позже многие школы и культурные учреждения взяли имя Клары Кампоамор, ее лицо украсило марки и монеты, а недавно телевизионный фильм рассказал о ее достижениях в политических спорах. В 2006 году в Мадриде в честь 75-летия получения женщинами избирательных прав был воздвигнут огромный бронзовый бюст Клары Кампоамор. Та же самая годовщина стала причиной появления в Севилье еще одной статуи.

Судя по тем фотографиям, что я нашла в Интернете, мадридская статуя Кампоамор создана по ее изображениям того времени, когда она уже была успешным юристом и избиралась на место в Конституционной Ассамблее Испании. Шея статуи выглядит преувеличенной — она почти такой же ширины, как и лицо, мышцы напряжены. По-русски (это мой родной язык) я бы назвала это «бычьей шеей» — как у сильного и опасного животного. Подбородок бронзовой Кампоамор слегка вздернут, губы сложены в спокойной улыбке, выражающей стремление и надежду. Короткие волосы лежат волнами, словно в лицо ей дует ветер – легкий ветерок, отнюдь не буря. Статуя из Севильи рассказывает нам совсем другую историю.

Я читала дальше. Клара Кампоамор родилась в Мадриде в 1888 году (в том же году Сьюзен Энтони организовала Международный Женский совет в Вашингтоне). Ее мать была портнихой, а отец работал бухгалтером в местной газете. Когда он умер, десятилетняя Клара была вынуждена покинуть школу, чтобы помогать матери. Она стала подрабатывать белошвейкой, затем сменила множество неквалифицированных работ. Именно эту десятилетнюю девочку, сидящую в мечтах над толстой книгой, я и увидела в бронзе на Плаца де Пескадерья. Тогда она копила в себе стойкость для трудной дороги впереди.

Позже Кампоамор получила работу телеграфистки, а затем стала машинисткой и преподавателем машинописи. Ей еще не было и тридцати, когда она писала для популярных газет, выступая за права женщин, в особенности беднейших. В 33 года она была зачислена в Университет при Мадридской школе права и приняла участие в деятельности дискуссионного общества в Мадриде. В 36 лет она получила свою степень, а в 44 — выиграла выборы в Конституционную Ассамблею. Именно этот орган власти после изгнания короля Алонсо XIII должен был создать новую конституцию республики. Кампоамор стала одной из двух женщин в Ассамблее. Второй была Виктория Кент, которая по политическим причинам выступала против нее в вопросе женских избирательных прав. В итоге Кампоамор отвоевала право голоса для женщин, но проиграла политическую борьбу. В 1936 году, опасаясь за свою жизнь, она вынуждена была покинуть страну. Несколько лет она прожила в Аргентине, где написала биографию Хуаны Инес де ла Круз, а затем поселилась в Швейцарии. До самой своей смерти в 1972 году она продолжала писать о феминизме и своем опыте в политике.

Подруга, что перевела для меня посвящение на памятнике, поделилась ссылкой на сайт скульптора. На нем было очень легко сориентироваться тому, кто знал английский. Все работы Анны Джонссон были разделены на четыре части: «Скульптуры» — все, кроме Клары Кампоамор, сделаны из яркой цветной глины, «Вышивки», «Танцевальные выступления» и «Канал "Супер Виолетта"». Биографическая заметка гласила, что Анна Джонссон родилась в 1961 году в Швеции, Шеллефтео, и жила в Севилье с 1982. Сначала она приехала туда изучать изобразительное искусство. Анна – многопрофильный художник, но в основе ее творчества – именно скульптуры.

Она выиграла конкурс на право создать статую Кампоамор. Некоторые представители местной прессы были расстроены, что победителем стала не уроженка Севильи. Другие выражали сомнение, что портрет исторической личности следует изображать в виде маленькой девочки. Имя Кампоамор значило много, и некоторые критиковали фантазийный подход Джонссон как недостаточно почтительный.

В письме моей подруги также была ссылка на страницу художницы в социальной сети. Через несколько дней Анна Джонссон ответила на мое письмо, и в течение следующих недель мы переписывались. Она дала мне полную предысторию памятника на Плаца ла Пескадерья и рассказала о том, как он стал частью Севильи.

«Я думала: как лучше выразить почтение человеку, которого искренне обожаешь? – написала Джонссон. – Как заставить людей узнать о ней больше? Обычно в таких случаях советуешь книгу определенного автора или с нужным героем. Я хотела, чтобы каждый прочел о Кампоамор, в особенности мои любимые дочери. Поэтому я создала девочку, погруженную в собственный мир, свое пространство среди игрушек и книг. Кампоамор была юристом, поэтому там есть кукла с завязанными глазами и мышка, сидящая в чаше весов. Когда идет дождь, чаша наполняется водой, и это выглядит так, будто мышка в ней плавает. Заголовки на корешках книг – это ключи к тому, как нужно воспринимать судьбу этой женщины, ее путь сквозь годы, забвение, ее невидимую и великолепную историю… и да, ключи к разгадке – это вопросы: кто выиграл войну? Кто написал книгу? Там есть заголовки: "История очевидного", "История фиалок", "История невидимого" и так далее».

Готовясь к созданию скульптуры, Джонссон перечитала работы Кампоамор. Позже она написала: «Я прочла и ее книги, и книги о ней. Больше всего меня впечатлило ее выступление в Конгрессе во время дебатов о женском избирательном праве. Ее речь была столь выдающейся, проницательной, умной и уважительной, что остальные на ее фоне звучали просто глупо. В то же время их всех убедило ее красноречие».

Хотя сначала скульптура подвергалась критике, она все же стала излюбленным местом и для туристов, и для местных жителей. «Соседи по площади полюбили ее и даже попытались сделать местом для обмена книгами, – написала Джонссон. – К сожалению, эта инициатива прервалась, когда городские уборщики выбросили все книги». Студенты, изучающие архитектуру и изобразительное искусство, используют скульптуру для своих проектов. Она привлекла к себе внимание известного фотографа и даже театральной компании, которая планировала использовать ее для своего перформанса. Гиды включают статую в свои маршруты, а городские уборщики тщательно удаляют с нее любые случайные надписи. Джонссон поясняет: «Скульптура очень редко подвергалась нападкам вандалов, что весьма удивительно, учитывая, что на площади также есть рестораны, бары и дискотека. Я чувствую, что люди заботятся об этой девочке. Думаю, что она вызывает у каждого желание защитить ее».

Эта чуткость очаровала меня. Я начала писать эссе о художнике и статуе, точнее, моем собственном художественном отклике на эту работу. Но на то, чтобы написать его как следует, у меня ушло много времени – почти год. Позже я поняла, что когда я пыталась узнать лучше эту маленькую девочку, я сравнивала свое детство и способности с теми, что достались Кларе Кампоамор.

Джонссон так отнеслась к своему творению, будто знаменитая феминистка была ее собственной дочкой, ребенком, нуждающимся в заботе. Она по-матерински нежно отнеслась к этой работе. Когда я впервые увидела статую, я сама уже была матерью, но мой малыш был очень привязан ко мне, и я все еще ощущала его как часть своего тела. Это чувство прошло спустя несколько месяцев после поездки, когда сын стал звать меня мамой, и я наконец почувствовала себя ею на самом деле. То, как Анна Джонссон описывала свою работу (об этом я много размышляла) окончательно приземлило меня и позволило оценить, как поменялась моя точка зрения.

Это было не то чтобы развитием мысли, а скорее наложением нового фильтра на существующий порядок вещей. Мои отношения с Анной Джонссон отчетливо это показали. Той зимой в Севилье на Плаца де Пескадерья что-то резко изменилось. Я увидела статую маленькой девочки и припомнила собственное детство в окружении книг. Я отождествила с ней чувство, когда смотришь на страницы и пытаешься вообразить собственную будущую жизнь, то грядущее, что еще не написано, жизнь, наполненную возможностями. Девочка выросла и стала тем, кем сама захотела, и, глядя на нее, я чувствовала, что все еще могу так же.

Когда несколько месяцев спустя я вернулась к фотографии скульптуры, узнав много нового о Кларе Кампоамор и ее работе, я все еще представляла ее маленькой девочкой. Это чувство и сейчас со мной, однако его ограничивают известные мне факты ее жизни. Кампоамор серьезно изменила судьбы женщин, но ее собственная жизнь представляется мне наполненной разочарованием. Я знаю, и Анна Джонссон знает, каково жить в неродной стране (она относит свою работу к тому периоду жизни, когда сама жила «посередине»), но мы с ней сами выбрали себе новый дом и поэтому могли лишь воображать, что чувствовала Кампоамор, когда стала изгнанницей. Женщины Испании продолжали бороться за свое право голосовать и во время диктатуры Франко, однако война за представительство и равенство была, без сомнения, начата именно ею.

Джонссон написала, что девочка «пробуждает у всех желание защитить ее». Мне тоже захотелось помочь, сделать что-то для нее, причем немедленно. Интересно, что бы я могла сделать для Клары Кампоамор, если бы была ее матерью? Как бы я позаботилась о ней, чтобы она смогла вырастить в себе то упорство и силу, которые, знаю, очень нужны были на ее одиноком пути? Я бы пожелала ей прийти к концу жизни с таким же чувством завершенности, что появилось у меня после прочтения и анализа всей ее истории. Я хотела бы утешить девочку, напомнив о ее значимости.

Изучая сайт Анны Джонссон, я провела много времени на странице, озаглавленной «Канал Супер Виолетта». Это серия видео о феминизме, выполненных в абсурдистском стиле. В моем любимом видео под названием «Прощение» юная девушка в пурпурном парике, загримированная так, чтобы выглядеть старше, повторяет единственное слово «perdón, perdón, perdón, perdón» («прости») в течение трех с половиной минут, с разными выражениями и интонациями. Этим она показывает, как по-разному женщины могут извиняться. Эффект впечатляющий.

Я спросила Джонссон о таком предмете, как совместное творчество. Я думала, что мы поговорим о ее работе, художественном видении, однако вместо этого она заговорила о своих дочерях. Ингрид и Грета с самого начала были не только моделями, но и соавторами. Обе девочки выросли творческими. Старшая, Ингрид Гарсия Джонссон – успешная и признанная в Мадриде актриса. Младшая, Грета, изучает юриспруденцию и работает танцовщицей. Сперва идеи о сотрудничестве исходили от матери, но по прошествии времени Джонссон сама стала участницей творческой работы своих дочерей. «Это большое преимущество – иметь рядом с собой кого-то, кто поддержит все твои безумные проекты».

Это позволило мне взглянуть на статую Клары Кампоамор в новом свете. Что, если маленькая Клара на самом деле была бы моим ребенком? Материнство принято считать тяжелой ношей, но я с этим совершенно не согласна, и поэтому слова Джонссон для меня звучат обнадеживающе. Возможно, быть художником, писателем или юристом и при этом матерью не значит быть чьим-то приложением. Эти роли не нужно разделять – они могут питать и обогащать друг друга. Воплощение этой идеи на практике, однако, требует смены позиции и устойчивости по отношению к всеобщим культурным шаблонам.

Стать матерью – значит заботиться и о своем воображении. Мне дали возможность перенаправить свои творческие силы, увести их прочь от мифов о доминировании, успешности в работе, которая перешла ко мне по наследству, и вместо этого обратиться к более общим художественным идеям. Выходит, матерью можно быть не только для ребенка, но и для своего воображения.

Клара Кампоамор смогла многое изменить в мире, но я сомневаюсь, что в детстве она мечтала защищать права женщин. Приятно видеть, как Испания празднует эти достижения. Тем более, что, изображая Кампоамор как маленькую девочку, Анна Джонссон дает нам возможность оценить не мощь ее побед, а повседневную жизнь ее детства с широким и открытым будущим.

Перевод: Татьяна Коновалова
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ