The New Yorker: Трагическая история дружбы Г.Ф. Лавкрафта с одним из его главных поклонников Робертом Барлоу

Автор: Поль Ля Фарж (Paul La Farge)
Фото: John Hay Library, Brown University

18 июня 1931 года молодой человек по имени Роберт Барлоу отправил письмо одному из первопроходцев жанра хоррор Г.Ф. Лавкрафту

Истории Лавкрафта о чудовищных существах родом со звезд в то время регулярно появлялись в дешевом журнале, печатавшемся на газетной бумаге и носившем название «Weird Tales», а Барлоу был большим их поклонником. Ему хотелось знать, когда Лавкрафт начал писать, над чем он сейчас работает и является ли «Некрономикон» (упомянутый в нескольких рассказах Лавкрафта текст, содержащий немало запретных знаний) реально существующей книгой. Через неделю Лавкрафт написал ответ на это письмо, как делал в подобных случаях почти всегда. Считается, что за свою относительно короткую жизнь (автор умер в возрасте сорока шести лет) он написал более пятидесяти тысяч писем. Однако это письмо стало особенным и послужило началом любопытной дружбы, изменившей жизни Барлоу и Лавкрафта, хотя почти никто из современных читателей Лавкрафта об этом даже не подозревает. Действительно, кому интересна жизнь других фанатов?

Лавкрафт хорошо известен в мире «странной прозы» (термин, который он сам и популяризировал). В начале двадцатого века это был литературный жанр, охватывавший все сверхъестественные истории ужасов, а также кое-что из того, что ныне принято называть научной фантастикой. У него была репутация отшельника. Его брак с украинско-еврейском иммигранткой по имени Соня Грин, вместе с которой он жил в Нью-Йорке, продлился недолго, так что к 1931 году он вернулся в свой родной Провиденс, жил в одном доме с тетей и имел весьма скромный заработок, редактируя произведения других писателей. Барлоу же вырос на военных базах на юге страны, после чего его отец, полковник армии, страдавший параноидальным бредом, перевез семью в надежный, хорошо укрепленный дом в центральной Флориде, примерно в пятнадцати милях к юго-западу от города Диленд.

Барлоу не знал никого во Флориде. Там, где жила его семья, вообще было очень мало людей, с которыми он мог бы пообщаться. Конечно, людей, разделявших его интересы, там было еще меньше – мало кто увлекался странной прозой, играл на пианино, лепил из глины, рисовал и охотился на змей, чтобы потом сделать из них переплеты для книг. «Кроме знакомых по переписке, с которыми я общался посредством американской почтовой службы, у меня не было ни друзей, ни однокурсников», – писал он в мемуарах о лете, проведенном с Лавкрафтом, которые были опубликованы в 1944 году. Отправляя письмо за письмом, Барлоу включил Лавкрафта в число таких знакомых. Он предлагал перепечатать рукописи Лавкрафта на печатной машинке. Он рассказывал Лавкрафту о своих кроликах. Он писал рассказы, которые Лавкрафт потом редактировал. Наконец, весной 1934 года Барлоу пригласил Лавкрафта приехать к нему во Флориду, и Лавкрафт откликнулся на приглашение. В письмах Барлоу не упоминал свой возраст и отказывался отправлять свою фотографию, потому что, по его словам, «страдал от прыщей». Каково же было удивление Лавкрафта, когда на автобусной остановке в Диленде его встретил 16-летний подросток. Лавкрафту тогда было сорок три года.

Так они и провели то лето – писатель в годах, в мятом костюме и с лицом, которое, по словам Барлоу, «мало чем отличалось от Данте», и его юный поклонник худощавого телосложения, с неприятными чертами лица, большим носом, прилизанными черными волосами и в очках с толстыми линзами в круглой оправе. Отец Барлоу тогда гостил у родственников на севере страны, и Лавкрафт провел в доме Барлоу и его матери целых семь недель. Чем они занимались всё это время? Барлоу утверждает, что они собирали в лесу ягоды, сочиняли двустишия, используя трудные рифмы, плавали на лодках по озеру за домом Барлоу. Лавкрафт находил климат Флориды весьма благотворным. «Я чувствую себя новым человеком – проворный, как в молодости, – писал он другу в Калифорнии. – Я хожу без шапки и пальто». И кроме всего прочего ему нравился Барлоу. «Никогда еще за всю мою долгую жизнь я не видел такого разностороннего ребенка», – писал он.

Некоторые литературные критики предположили, что Лавкрафт был скрытым геем, однако он, по всей видимости, скорее был асексуален и в принципе безразлично относился к сексу. Его бывшая жена Соня описывала его как «достаточно замечательного любовника» – фраза, которую можно трактовать по-разному. После разрыва брачных уз у Лавкрафта не было интимных отношений, о которых нам было бы достоверно известно. В своих письмах он осуждал гомосексуализм и позже также отговаривал Барлоу от написания произведений на гомоэротические темы. Однако Барлоу был не первым молодым человеком, которого он посетил. Честь «первопроходца» принадлежит Альфреду Галпину, которому было двадцать лет, когда Лавкрафт навестил его в Кливленде. Во время его пребывания там Галпин познакомил его с поэтами Сэмюэлем Лавменом и Хартом Крейном, которые имели нетрадиционную ориентацию, хотя это вполне может быть случайным совпадением. Сам Галпин имел совсем иные интересы. Лавкрафт даже написал несколько насмешливых стихотворений об увлечении Галпина старшеклассницами.

Барлоу, напротив, осознал свои пристрастия, даже не достигнув взрослого возраста. Уже в шестнадцать лет он знал, в каком направлении лежат его желания. В его мемуарах 1944 года есть красноречивая фраза: «Жизнь тогда была похожа на сказку». Так говорится в опубликованной версии. Однако в машинописной рукописи, хранящейся в библиотеке Джона Хэя в Университете Брауна, вы можете увидеть несколько вычеркнутых слов: «Жизнь, за исключением скрытых желаний, которые, как я понимал, мне следовало подавлять, и сосредоточением которых было очаровательное юное создание, тогда была похожа на сказку».

Лавкрафт вернулся во Флориду летом 1935 года и пробыл там более двух месяцев. Вместе с Барлоу он бродил по кипарисовым джунглям возле дома и строил хижину на противоположной стороне озера. Следующим летом Барлоу отправился в Провиденс, но Лавкрафт был сильно занят редакторской работой и, похоже, тяготился его присутствием. Когда они вдвоем отправились в Салем и Марблхед, города, которые Лавкрафт мифологизировал в своей прозе, к ним присоединился еще один юный протеже Лавкрафта, шестнадцатилетний парень по имени Кеннет Стерлинг, собиравшийся поступать в Гарвард. Если Барлоу был влюблен в Лавкрафта, у него, похоже, могли быть сильные конкуренты.

Некое томление Барлоу вы можете почувствовать в последнем рассказе, который он передал Лавкрафту для редактирования летом 1936 года. Он называется Ночной океан и повествует о художнике, арендовавшем уединенный коттедж на пляже, чтобы успокоить свои нервы. Он плавает, гуляет, отправляется в город на ужин. А потом он однажды замечает в океане загадочные фигуры, не совсем похожие на человеческие. Он машет им рукой, хотя и не понимает, кто они и что им нужно. В конце концов, ему остается только заключить, что «этому и нельзя найти объяснение – такие явления существуют независимо от наших логических оценок». Похоже, что Барлоу и сам приблизился к некой загадке бытия словно из другого мира, но так и не сумел её разгадать и остался наедине с неистребимой печалью.

Лавкрафт (слева) с Барлоу и его родителями во время посещения их дома (18 июля 1935 г.)

Лавкрафт умер от рака в марте 1937 года. В завещании он назвал Барлоу, преданного поклонника, который перепечатал так много его рукописей, своим литературным душеприказчиком. Писатель, по-видимому, предполагал, что это станет для Барлоу большой честью, однако история обернулась катастрофой. У Лавкрафта было несколько профессиональных учеников, среди них были Август Дерлет и Дональд Вандри, планировавшие объединить рассказы своего покровителя в одну книгу. И им не слишком понравилось, когда Барлоу опубликовал сборник Лавкрафта тиражом семьдесят пять экземпляров. Они потребовали передать им все рукописи Лавкрафта. Они распространяли слухи о том, что Барлоу присваивал себе книги из библиотеки Лавкрафта. Сообщество авторов странной прозы в те дни было настолько малочисленным, что информация в их среде распространялась очень быстро. Писатель и художник Кларк Эштон Смит отправил Барлоу записку: «Пожалуйста, больше не пишите мне и не пытайтесь со мной связаться каким-либо иным образом. Я не хочу вас видеть и слышать после ваших действий в отношении наследия нашего любимого покойного друга».

Это письмо, по словам Барлоу, «прокрутило его внутренности через мясорубку». Его изгнали из литературного мира, который был центром всей его жизни. Он даже подумывал о самоубийстве, но вместо этого решил заняться антропологией, поступил на соответствующие факультеты в Калифорнии и в Мексике, а потом перебрался в Беркли, где учился у Альфреда Л. Крёбера, известность которому принесла его работа с Иши, последним калифорнийским индейцем – носителем языка яхи. В 1943 году Барлоу переехал в Мексику и развил там активную деятельность, продолжавшуюся почти десятилетие. Он ездил на Юкатан, чтобы изучить майя, и на запад Герреро для изучения ацтеков. Он преподавал антропологию в Колледже Мехико, основал два научных журнала и опубликовал около ста пятидесяти научных статей, брошюр и книг.

К тому времени Барлоу уже передал рукописи Лавкрафта в Университет Брауна. Теперь он пытался убедить учебное заведение принять в дар остатки его собственной коллекции странной прозы в обмен на печатный станок, на котором он мог бы печатать газету «Nahuatl», чтобы у потомков ацтеков появилась возможность читать на их родном языке. Он не раз ездил в Лондон и Париж, где консультировал специалистов по вопросам мексиканских кодексов. В Колледже Мехико его в итоге назначили главой антропологического отделения. Поэт Чарльз Олсон, который в конце сороковых годов ознакомился с некоторыми трудами Барлоу, назвал их «единственной в своем роде печатной работой по майя, очень интимным и живым опытом знакомства с этой цивилизацией». Казалось, Барлоу окончательно отказался от фантазий в пользу реальности. Впрочем, любому, кто читал рассказы Лавкрафта, могут также показаться до жути знакомыми боги ацтеков с их чешуей, перьями, клыками и дикими круглыми глазами. Так что вполне возможно, что Барлоу просто нашел Лавкрафта в мезоамериканском прошлом.

Это, однако, не заменило ему того, что он потерял. «Едва у меня появлялось свободное время, и мне было нечем себя занять, как я испытывал сильнейшее недовольство жизнью, – писал Барлоу в своей неопубликованной автобиографии. – Я придумывал себе тысячи мелких дел, чтобы постоянно быть занятым, или изнурял себя до такой степени, чтобы даже в голову не приходило думать о чем-то, кроме сна». К концу сороковых годов он загнал себя в состояние хронической усталости. Кроме того, у него начало ухудшаться зрение, и без того никогда не бывшее хорошим. Когда рассерженный из-за плохой оценки студент пригрозил рассказать всем о его гомосексуализме, Барлоу решил, что с него хватит. 1 января 1951 года он заперся у себя в спальне и принял 26 таблеток секонала. На двери он оставил записку, которая гласила: «Не беспокойте меня, я хочу спать долго». Текст был написан на языке майя.

Тем временем Август Дерлет и Дональд Вандри опубликовали сборник рассказов Лавкрафта, за которым последовала еще одна книга Лавкрафта, и еще одна. К середине 40-х годов репутация Лавкрафта как автора хоррора возросла настолько, что Эдмунд Уилсон воспылал желанием слегка притушить её на страницах «Нью-Йоркера». «Единственный настоящий ужас в большинстве этих рассказов – это ужас плохого вкуса и плохого искусства», – написал Уилсон. Однако его слова ничуть не мешали людям читать Лавкрафта, который и в наши дни остается более популярным, чем когда-либо. В 2014 году вышел «Новый сборник произведений Г.Ф. Лавкрафта с аннотациями» (The New Annotated H. P. Lovecraft), и даже самые слабые его произведения до сих пор перепечатываются, не говоря уже об огромном хаотическом мире постлавкрафтовской литературы, фильмов, видеоигр, наклеек на бампер, футболок и кружек с изображением самого известного создания Лавкрафта – осьминогоподобного существа по прозванию Ктулху.

Барлоу, напротив, совершенно забыт. Даже рассказ «Ночной океан», к которому Лавкрафт добавил всего несколько своих предложений, в первую очередь приписывается именно Лавкрафту. Рассказать о жизни Барлоу, представленной помимо странной прозы также экспериментальной поэзией и трудами по антропологии (на английском, испанском и науатльском языках), не так просто. По словам ученого Маркоса Легариа, биографию Барлоу пытались написать девять человек, но все они рано или поздно сдавались. Безвестность Барлоу может объясняться также и тем, что его нетрадиционная сексуальная ориентация вызывает недовольство в среде фанатов Лавкрафта, чья репутация может быть подпорчена подозрениями в гомосексуализме (хотя теперь ей в куда большей степени угрожает растущее осознание расистских взглядов Лавкрафта).

Роберт Барлоу

Конечно, Барлоу не создал Ктулху. Он жил в мире Великих Древних Лавкрафта, но сам был не в состоянии создать нечто подобное. До своего переезда в Мексику он разрабатывал сразу несколько литературных проектов, но ни один из них так и не был завершен. Он был слишком близок к реальности: там, где Лавкрафт сублимировал свои страхи и желания, Барлоу мог просто заняться сексом и увидеть реальный мир. Вместо того чтобы сочинять истории о других Великих Древних, он обращал внимание на то, чего на самом деле хотели другие люди. Вся его литературная деятельность в конечном счете принесла ему один лишь вред, однако мы вряд ли сможем отрицать, что Барлоу оказал некоторое, пусть и довольно необычное, влияние на мир литературы – и не только за счет своего знакомства с Лавкрафтом.

После Второй мировой войны Колледж Мехико стал предоставлять демобилизованным льготы при поступлении. Одним из участников этой программы стал Уильям С. Берроуз, переехавший в Мексику вместе со своей женой Джоан Волмер, чтобы избежать обвинений в торговле наркотиками в Луизиане. Весной 1950 года Берроуз записался на курс профессора Барлоу, посвященный кодексам майя. Барлоу, по всей видимости, был весьма одаренным преподавателем (по словам его друга, он обладал «даром рассказчика, способным оживить давно забытые события»). Впоследствии связанные с майя образы не раз появлялись в романах Берроуза: в Мягкой машине рассказчик щеголяет своими «познаниями в майянской археологии и тайном смысле лейтмотива многоножки», в «Ах-Пуч здесь» (Ah Pook Is Here) предстает сам Ах-Пуч – бог смерти майя, а в Голом завтраке упоминается Бог Многоножки. Кошмарный тоталитарный мир Берроуза является, помимо прочего, отражением того, что он узнал о теологии майя, и как минимум часть всего этого он узнал от Барлоу. «Читал когда-нибудь кодексы майя? – спрашивает один из героев «Голого завтрака». – Я представляю себе это так: жрецы – примерно один процент населения – устанавливают одностороннюю телепатическую связь с рабочими, указывая, что им чувствовать и когда». Насколько нам известно, священнослужители, наделенные телепатической силой, не являются идеей самого Барлоу. Однако, учитывая прошлую увлеченность Барлоу странной прозой, они вполне могли бы ей быть.

Берроуз не общался с Барлоу за пределами учебных аудиторий, так что смерть преподавателя его не слишком расстроила. «Странный тип этот Профессор из К.М., руководитель отделения антропологии, где я получаю свои 75 долларов в месяц. Взял и на днях передознулся веселыми таблетками барбитурата. Заблевал всю кровать, – написал он в письме Аллену Гинзбергу. – Пипец до чего противно об этом думать». Девять месяцев спустя Берроуз напился и выстрелил в голову своей жене. Писатели берут от окружающих всё, что им нужно, и, возможно, им приходится это делать, чтобы творить свои чудеса и ужасы. Однако история Барлоу напоминает нам о том, что они порой оставляют за пределами своего чудесного и ужасного мира.

Последняя книга Поля Ля Фаржа, роман «Ночной океан» (The Night Ocean) опубликован издательством «Penguin Press».

Перевод: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ