Девочки и насилие в романах Джеффри Евгенидиса и Люси Корин

Автор: Charlotte Rutty

Самоубийства, психопаты-убийцы и вопрос целевой аудитории

Самая знаковая линия романа Джеффри Евгенидиса Девственницы-самоубийцы (1993), должно быть, эта: «Очевидно, доктор, вы никогда не были тринадцатилетней девочкой». Это, говорит Евгенидис, ближе всего к предсмертной записке, что мы получаем от Сесилии Лисбон после того, как она решает перерезать свои запястья отцовской бритвой. Никто не понимает, почему она сделала это. Она красива, здорова, любима. Ей всего тринадцать. Как замечает доктор, сшивая ее запястья, она еще недостаточно взросла, чтобы знать, «какой плохой может быть жизнь». Она говорит, что он, возможно, не может понять, а затем, неделю спустя, выбрасывается из окна.

Почти никто в «Девственницах-самоубийцах» не был тринадцатилетней девочкой. Как и сам Евгенидис, раз уж на то пошло. В его романе доминирует неопределенное число мужчин-рассказчиков. Они детально описывают отрочество, потраченное на попытки разгадать Сесилию и ее сестер, которые, в свою очередь, совершают самоубийства, необъяснимо, как Сесилия. Для мальчиков сестры Лисбон непостижимы и мифичны. Мальчики разглядывают их через окна, собирают их выброшенные вещи. Они хотят понять, откуда это неожиданное насилие внутри них.

Конечно, есть более подходящий способ залезть в голову тринадцатилетней девочки, чем изучение ее спасенных кроссовок: спросить ее. Это и делает Люси Корин в своем романе 2004 года «Бытовые психопаты-убийцы: история для девочек» (Everyday Psychokillers: a History for Girls). В этом распадающемся на части, сбивающем с толку романе-в-виньетках мы отваживаемся войти в эту непознанную вселенную тринадцатилетней девочки вроде Сесилии Лисбон. Внутри это ужасно.

Пираты насилуют связанных принцесс. Египетские боги отрывают друг другу пенисы. Детские головы появляются на обочинах.

«Бытовые психопаты-убийцы» принимает форму своего объекта. Корин расчленяет свою историю на слабо связанные главы. Она анализирует сцены, изучает сочные потроха каждого персонажа. Самое главное, она входит в молодую девушку, раскрывает ее, давая нам увидеть содержимое, так как знает, что мы этого хотим, знает, что психопат-убийца тоже этого хочет. Ее рассказчик – безымянная девочка, растущая в болотистом пригороде Калифорнии – берет на себя контроль за своей доступностью:

Это возраст, когда ты начинаешь замечать, что ты ряд отверстий. Люди заглядывают тебе в рот. Они смотрят на твою задницу. Остается только порезать себя, чтобы опередить их удар – порезать свою кожу до того, как это сделают за тебя.

Корин неумолима в демонстрации нам порезанных девочек: Анна Болейн, Венера Милосская, жертвы Тэда Банди. Ее рассказчица видит насилие повсюду. Однажды ее дядя Тэд показывает ей свою любительскую коллекцию жуков. Он бледный и жалкий человек с хорошим намерениями, наиболее современный родительский образ в ее жизни. Он показывает ей, как прикалывает своих насекомых, помещает живого жука-носорога на куске пробковой доски и вводит булавку в его спину: «Когда я смотрела на жука, я задавалась вопросом, что это значит для меня, я представляла эту булавку в моей спине».

Персонаж Люси Корин узнает себя в уязвимых созданиях. Она осуществляет это, как девочка, она занимает самое уязвимое положение, которое может. Девочка блуждает в мире, наполненном тем, что может принести ей боль. Большая часть не хочет причинить ей вред – и это хорошо, потому что это, возможно, единственное утешение, когда ты девушка или насекомое.

Несмотря на то, что предупреждения наших родителей и учителей об «опасном незнакомце» редко гендерно дифференцированы, девочки со временем осознают, что не могут передвигаться по улицам так же, как соседские мальчики. Взрослые намекают, что вещи неодинаковы для них: они хотят, чтобы их дочери были невинны и скромны, и не говорят, что совсем немногие люди хотят причинить им вред. Но девочки наблюдательны.

Сесилия Лисбон видит это в рыбных мухах, которые обрушивались на ее пригород Детройта каждое лето, поспешно размножались, прежде чем умереть всем сразу, оставляя миллионы трупов, чтобы быть сметенными с улиц и дворов, как опавшие листья. Сезон поденок совпадает с первым самоубийством Сесилии, а затем, год спустя, и ее сестер. История стала печальным итогом периода показательных самоубийств.

Сесилия, глядя на мух своим «взглядом медиума», видела себя в них, «они мертвы», сказала она. «Они живут всего двадцать четыре часа. Они вылупляются, они размножаются, и тогда они подыхают. Они даже не едят». И с этим она пронзила своей рукой пенистый слой насекомых и расчистила свои инициалы: С. Л.

Для соседских мальчиков это просто еще один пример загадочной эксцентричности Сесилии. Для них опасность пребывает далеко в Детройте, «обедневший город мы никогда не посещали». До тех пор пока мальчики остаются в своем пригороде, насилие и нищета трущоб Детройта не касается их: «Время от времени мы слышали выстрелы из гетто, но наши отцы настаивали, что это только выхлоп машины».

Но если мальчики и их отцы могут игнорировать насилие, то их соседи женщины – нет. Насилие против женщин – как подтверждают психопаты-убийцы Корин и избитые дочери – не ограничивается границами города. Для девочек насилие повсюду – в городе, в пригороде, в них самих.

Рыбные мухи – во многих частях страны более известные как поденки – являются единственными членами отряда Ephemeroptera, или однодневное крыло. Гротескно, но феерично, они напоминают желтых бабочек Габриэля Гарсиа Маркеса, позаимствованных в «Девственницах-самоубийцах» как особенность магического реализма. Девочки Лисбон, кажется, тоже вышли из сказки. Они красивы, загадочны и трагичны. Мальчики говорят о них «наши наяды».

Читатели Корин между тем спотыкаются от загадки к загадке, сквозь болото гипербол и представлений – но эффект не может быть иным. Всепоглощающее чувство от «Бытовых психопатов-убийц» – не удивление, но страх. Не магия, но опасность.

Когда ты мальчик, девичество кажется романтичным. Рассказчики Евгенидиса благоговеют перед промелькнувшими тампонами или маленькими зеркальцами, что они улавливают в доме Лисбонов, безделушки становятся объектами очарования. Но будучи девушкой, наводит на мысль Корин, это борьба.

Тон Люси Корин, возможно, мрачнее, чем Евгенидиса, но у нее, кажется, больше надежды. В конце концов, ее роман приводится в движение выживанием героини. В мире, где маньяк-убийца хочет порезать девочек, девочки режут себя сами, чтобы научиться жить благодаря этому:

Таким образом ты можешь почувствовать, каково это, так ты можешь увидеть и попытаться вылечить это, так ты можешь увидеть и пережить это самостоятельно. Твое тело запечатывает само себя, и оставляет пометки, пишет на стене, своего рода иероглиф, твоя кожа – бумага.

Внешний физический слой и психическое расчленение на каждом шагу – психопатами-убийцами, рекламодателями, газетами, писателями, читателями – девочки должны знать, что они выживут. Видение женщин как трагических беспризорниц, как прекрасных однодневок – это привилегия мальчиков. Вот почему «Бытовые психопаты-убийцы» – это книга, написанная для девочек, а «Девственницы-самоубийцы» – письменное послание для их созерцателей.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ