Джоан Дидион о писательстве как агрессии

Автор: Эмили Темпл (Emily Temple)

С 82-ым днем рождения, Джоан!

Джоан Дидион, легендарной журналистке, автору эссе и романов, человеку, информирующему и вдохновляющему огромное количество читателей и писателей («Молодые женщины-эссеисты говорят, что их вдохновляет Джоан Дидион, как молодые певицы говорят, что их вдохновляет Джони Митчелл», – сказала однажды Меган Даум), сегодня (англоязычная статья опубликована 5 декабря – прим. перев.) исполняется 82. Чтобы отпраздновать день её рождения, я откопала (читай – нагуглила) кадры из интервью 1970-го года, которое она дала Тому Брокау, который описал Дидион следующим образом: «Это хрупкая, сдержанная женщина, которая пишет завораживающую прозу, в манере свободной и иногда зловещей».

«Это единственный акт агрессии, который я могу себе позволить», – говорит Дидион о своей работе.

На самом деле, когда смотришь, как Дидион произносит это, такая классная и миниатюрная в больших солнцезащитных очках, то возникает сложное чувство – она совершенно не выглядит агрессивной, у неё тонкий, почти изысканный голос. Кажется, что во время интервью она немного смущается. Вероятно, Брокау замечает это и спрашивает, не чувствует ли она себя за пишущей машинкой комфортней, чем «здесь – не только на интервью, но и практически в любой другой ситуации». Дидион отвечает утвердительно и поясняет, что наиболее комфортно она себя чувствует, когда пишет или готовит. Когда она сидит возле пишущей машинки, то всё меняется – она «полностью контролирует этот крошечный, крошечный мир».

Сложно не рассматривать это в гендерном смысле – использование писательства для того, чтобы иметь возможность действовать в традиционно мужской манере, и упоминание о кухне, как еще одном месте, где она чувствует себя комфортно, намёк на отсутствие контроля вдали от пишущей машинки. На самом деле, я не считаю, что писательство – единственный агрессивный акт в жизни Дидион. Прежде всего, сама журналистика агрессивна – я имею в виду те действия, которые предшествуют написанию статьи: вы выходите во внешний мир, задаёте вопросы, вытягиваете из людей информацию, разоблачаете их. И Дидион – прекрасная журналистка. Также нечто агрессивное есть и в её имидже (и, возможно, индивидуальности), в её, как выразилась Лили Анолик в «Ярмарке тщеславия», «элегантности холодной суки». Такого рода холодность – то, что редко себе позволяют эссеисты-женщины даже сейчас. По крайней мере, они демонстрируют это реже, чем их коллеги мужского пола. Интересно, что Дидион сказала бы о дискуссии, происходящей в настоящее время, о приятных и неприятных героях. И как женщине, которую иногда считают излишне агрессивной, на страницах и вне страниц (мои извинения тем людям, чьи лодыжки пострадали во время игры в футбол в начале 2000-х годов), мне интересно, было бы что-то по-другому, если бы Дидион родилась на 40 лет позже?

Конечно, Дидион называла писательство воинственным не только в этом интервью. В своём эссе 1976 года «Почему я пишу» она объясняет:

«Во многих отношениях писать – совершать акт проявления Я, навязывать себя другим людям, заставлять слушать себя, видеть свою позицию, изменять точку зрения. Это агрессивный, даже враждебный акт. Вы можете замаскировать уточнения и сослагательные наклонения, не говоря прямо, намекая, а не требуя, но это не изменяет того, что расстановка слов в тексте – тактика тайного вторжения, полномасштабное навязывание читателю восприятия автора».

Когда во время интервью для Paris Review, которое Дидион дала в 1978 году, её спросили об этой идее, она сказала (представляю, как она пожала плечами): «Я всегда пишу для себя. Так что есть вероятность того, что я совершаю агрессивный и враждебный акт по отношению к себе самой». Мне это кажется близким к действительности, ведь читатель, чувствующий себя захваченным прозой писателя, может просто закрыть книгу и пойти делать себе бутерброд. У писателя же часто нет никакого спасения.

В конце интервью Брокау спросил Дидион, смотрит ли она в будущее с оптимизмом.

– Чье будущее? – хитро спрашивает Дидион.
– Наше будущее, – уточняет Брокау.
– Я не знаю. Надеюсь, что это так, – говорит она.

Прошло 30 лет. Я тоже надеюсь. С Днем рождения, Джоан!