50 лет назад Трумен Капоте провел лучшую на свете вечеринку

Что, если бы вы устроили вечеринку, на которую пришли все, кого вы знаете? Именно это и произошло в ночь 28 ноября 1966 года, шел моросящий дождь, когда 540 самых близких и дорогих Трумену Капоте людей собрались на том, что писатель настойчиво называл лишь «маленьким маскарадом для Кей Грэм и всех его друзей».

Вечер запечатлен на фотоснимках и, несмотря на то, что прошло уже 50 лет, продолжает жить также и в воспоминаниях гостей. Это была вечеринка, подобную которой мы вряд ли увидим снова. Она стала прецедентом неслыханного по тем временам, но все более распространенного теперь смешения различных социальных слоев.

«Никогда больше не будет такого, чтобы кто-то вроде Энди Уорхола мог войти в одну комнату с кем-то вроде Бэйб Палей», – сказала об этом Дебора Дэвис, автор книги «Вечеринка столетия: Сказочная история Трумена Капоте и его Черно-белого Бала» (2006 г.), имея в виду одного из так называемых лебедей Капоте – светскую львицу, жену Уильяма Палей, создавшего сеть CBS.

До Черно-белого Бала Трумена Капоте никто не мог себе представить, не говоря уже о том, чтобы участвовать в вечеринке со столь всеобъемлющим списком гостей, что он собрал в одном зале поэта Марианну Мур и Фрэнка Синатру, Глорию Вандербильт и Лайонела Триллинга, Линду Берд Джонсон и Махарани из Джайпура, итальянскую принцессу Лучиану Пиньятелли (блиставшую кольцом с 60-каратным бриллиантом от Гарри Уинстона) и режиссера-документалиста Альберта Мэйслеса.

Когда Капоте созвал своих приятелей на ночь танцев (со спагетти и куриным хэшем в полночь), он был на пике славы, и купался в прибыли от своей документальной книги "Хладнокровное убийство" , с восторгом встреченной критиками.

В Большом бальном зале отеля Plaza, начиная с 10 часов вечера, европейские аристократы протирали локти в компании романистов и ученых; высшее общество, представители голубой крови пили шампанское Тэтэнже с обитателями Голливуда и Бродвея; флегматичные представители среднего класса из Гарден Сити (Канзасс), в кругах которых вращался Капоте в течение лет, потраченных на исследования для его шедевра, танцевали под оркестр Питера Дучина вместе с фотографом и режиссером Гордоном Парксом, который позже пошутит, что он – вместе с Гарри Белафонте и Ральфом и Фанни Эллисон – представлял «черное на Черно-белом Балу».

С тех пор, в течение вот уже половины столетия, бесчисленные вечеринки бросают вызов, пытаясь превзойти, или откровенно копируют Бал Капоте.

«Вероятно, за все это время было проведено больше Черно-белых Балов, чем реконструкций событий Гражданской войны», — пошутила миссис Дэвис.

Наиболее запоминающейся из всех, пожалуй, стала вечеринка хип-хоп магната Шона Комбса, который использовал ее в качестве репетиции для бурного празднования своего 29-летия в 1998 году. Сообщалось, что расходы на вечеринку достигли более $ 500 000, потраченных в том числе на то, чтобы устроить в отеле Cipriani танцпол с полупрозрачной монограммой и плексигласовые кабины для гоу-гоу танцовщиц. Среди гостей были такие знаменитости, как Марта Стюарт, Рональд Перельман, Сара Фергюсон и Дональд Дж. Трамп.

«Трумен всегда фантазировал о мире великих, мире умных, литературном мире, каждый из которых был по-своему ему дорог», — говорил Роберт Сильверс, основатель и главный редактор «Нью-Йоркского Книжного Обозрения».

«Для Трумена было чрезвычайно важно быть звездой во всех этих мирах», — добавил он, имея в виду потомственных аристократов, интеллектуальную и бизнес элиту, поддерживаемых Труменом с одинаковым пылом. «Взаимопроникновение и смешение этих социальных групп, очевидно, было мечтой Трумена».

И даже спустя полвека фотографии все еще хранят сказочную атмосферу Бала: мужчины в черных галстуках-бабочках и женщины в черно-белых платьях от кутюр, маски от Адольфо и молодого дизайнера Хальстона.

В бесчисленных пересказах мифа о Черно-белом Бале постепенно исчезло упоминание о главной гостье, в честь которой собственно и был дан Бал – Кэтрин Грэхэм. Ее семья владела Newsweek и The Washington Post, и после самоубийства ее мужа, Филипа Грэхэма, тремя годами ранее, миссис Грэхэм была вынуждена взять на себя управление газетами. Это были два, пожалуй, самых заметных десятилетия в истории изданий, но на тот момент Кэтрин Грэхэм совсем не казалась готовой к такой роли, — делится одна из гостей, психотерапевт Джиллиан Уокер.

Выросшая в элитных кругах Вашингтона, миссис Уокер была другом детства миссис Грэхэм и, таким образом, имела особую точку зрения о том, как была устроена власть в эти предшествовавшие расцвету феминизма годы.

«Все те женщины, те лебеди, какими бы выдающимися они ни были, они все еще были чьими-то женами», — говорит миссис Уокер, имея в виду и миссис Грэхэм, и Бэйб Палей, Нэнси Гросс (Слим Кит), Глорию Вандербильт и Глорию Гиннесс. «Из-за сложности его собственной жизни Трумен понимал этих женщин. И то, что он сделал для Кей, устроив в ее честь ту вечеринку, было великим поступком, позволившим ей войти в мир, гораздо больший чем тот, в котором она жила до встречи с Филом».

Сочувствие, характерное для лучших работ Капоте, было глубоко укоренено в его натуре. По крайней мере, оно было присуще ему в дни, предшествовавшие Балу, который некоторые теперь считают началом лебединой песни писателя, концом его золотого века, после которого следовало только падение в бездну алкоголизма и наркотической зависимости.

«Люди забывают, что Трумен был очень обходительным», — говорит Эштон Хоукинс, в течение многих десятилетий работающий старшим адвокатом в музее Метрополитен и в 1966 году только начинавший свою адвокатскую карьеру. Он вспомнил, как хозяин взял его под руку и повел в угол бальной залы, где сидела в одиночестве Роза Кеннеди. «Я подумал, будет здорово, если ты сможешь посидеть с матерью президента, — сказал Капоте мистеру Хоукинсу. — Все разговаривают с кем хотят и сидят там, где хотят».

Относительно свободная атмосфера стала причиной, по которой лидер оркестра Питер Дучин позже охарактеризовал Бал как «закрывший эру элегантной эксклюзивности и возвещающий новую эру медиа-безумия».

«Это была замечательная вечеринка с очень разнообразным обществом: разного социального положения, разного возраста», — рассказывает ювелир Кеннет Джей Лейн, который в свои 34 года был одним из самых молодых гостей Бала. Самым запоминающимся моментом вечера для него было подойти к позолоченной кушетке, на которой сидела Таллула Бэнкхед яростно дымя сигаретой и осуждая все и всех вокруг. «Я разговаривал с ней около трех минут, зато потом мог рассказывать, что встретил Таллулу Бэнкхед, — сказал мистер Лейн со смехом. — В прежние времена люди не были одержимы публикациями о себе. Тогда для этого существовали журналисты, и никто не вел себя, как Кардашьян».

Капоте всегда обладал особым пониманием славы и умел видеть неиспользованный потенциал знаменитости. Ограничив присутствие прессы на вечеринке до четырех особо отобранных журналистов, включая одну, Шарлотту Куртис из New York Times, он усилил ощущение эксклюзивности в то же время, избежав критики в чрезмерной скромности.

Европейские гости, знакомые, скажем, с пьянящей пышностью маскарада Карлоса де Бестеги, прошедшего в 1951 году в Палаццо Лабиа в Венеции, были наслышаны о скромном меню на ужине Капоте и украшениях в стиле «шары и свечи». Тем не менее, они упускают из вида одну важную деталь: Капоте настолько хорошо понимал, что настоящим украшением его Бала были гости, что даже передал в The Times их список, который был опубликован на следующий день.

Не стоит забывать, однако, что некоторые гости из списка, например, Грета Гарбо, на самом деле даже не были на вечеринке. И тем не менее, эффект был достигнут. Даже прежде, чем The Times опубликовал «Список тех, кто был приглашен на вечеринку в отель Plaza», этот прием был взят на вооружение для обедов в Белом доме и подобных мероприятий.

Во многих отношениях Черно-белый Бал был значимым событием, указывающим на путь к феномену Кардашьян, когда признание и слава становятся самоцелью. Также это мероприятие стало шагом к размыванию границ между публичной и частной жизнью.

«Было что-то радикально демократичное в том, чтобы позвать всех этих знаменитых людей на вечеринку и попросить их скрыть свои лица масками», — считает миссис Дэвис. Хотя в последнюю минуту хитрый хозяин и объявлял имя каждого вновь прибывавшего гостя.

«Фактически до той самой ночи 50 лет назад, — говорит редактор и издатель Джейсон Эпштейн, — общество Нью-Йорка было четко разделено на касты, и практически со времен «Никербокера» власть была сосредоточена в руках нескольких семей, столь живо описанных Эдит Уортон и Генри Джеймсом».

«И вот появился этот парень из пригорода, который настолько покорил общество, что смог устроить такую вечеринку, — сказал мистер Эпштейн. — Трумен создал этот новый класс талантливых, добродушных, забавных людей, который существовал долгое время. И кто на самом деле скажет, что теперь представляет из себя Нью-Йоркское общество?»

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ