17 октября 2016 г., 11:33

532

В поисках Постороннего: Альбер Камю и жизнь литературной классики

44 понравилось 0 пока нет комментариев 3 добавить в избранное

o-o.pngАвтор: Мадлен Доби

Весной 1946 года Альбер Камю посетил Нью-Йорк. В это время он находился на пике популярности, которой был обязан своей должность редактора подпольного журнала «Комбо». Французский писатель читал лекции в залах, набитых студентами и интеллигенцией, жаждущих услышать о новых веяниях французской культуры. Укрепило успех Камю и то, что первый английский перевод его романа «Посторонний» был опубликован в двух изданиях: американском и британском, как раз в то время, когда он гостил в Нью-Йорке.

В её самой неожиданной книге, «В поисках постороннего», Элис Каплан, профессор французского в Йеле, погрузилась в захватывающий поиск источников вдохновения «Постороннего». Она распутывает клубок не только опираясь на авторские дневники и корреспонденцию, но и на популярные книги и фильмы того периода. Используя то, что она описывает как «Повествование от третьего лица», Каплан пытается приоткрыть тайны жизни Камю, изучая месяц за месяцем отчеты и счета его путешествий, истории дружбы и любовных приключений, работы и литературных экспериментов. Главный вопрос, интересующий Каплан, как всё это повлияло на становление одной из самых гениальных и важных литературных работ XX века, оказавшей большое влияние на становление литературы того периода.

То, что это скрупулёзное исследование открыло и обнаружило, выходит далеко за рамки истоков «Постороннего». Это отражение роли литературы в период войны, парадоксов цензуры и политики коллаборационизма. Каплан даёт проницательный взгляд на историю первой публикации, обращая внимание на наставников, интеллектуальные связи и кажущиеся неважными подробности контрактов и авансов издателей. В книге также есть интересный материал о компромиссах, на которое пошел издательский дом «Галлимар», давший толчок французскому модернизму, и сумевший выжить в период нацистской оккупации. В книге рассказывается и о литературных звездах: популярность автора, которую Камю приобрел благодаря получению Нобелевской премии в 1956 году, противоречит многим фактам, однако именно за создание романа «Посторонний», который, вопреки своему названию, стал хорошо известен в мире, писатель и получил премию.

Среди всех этих лейтмотивов мы можем разглядеть и другую историю – историю падения престижа французской литературы. Когда Камю посетил Нью-Йорк в 1946 году, он адресовал свою страстную речь слушателям на французском. Когда он посетил Колумбийский Университет, где повторил своё мартовское выступление, его речь была переведена на английский язык, несмотря на то, что его дублером стал талантливый актер Вигго Мортенсен, который в совершенстве владел французским.

В поисках истоков «Постороннего», сюжетов и характеров, встречавшихся в жизни Камю, Каплан практикует вид критицизма, который рассматривает текст как продукт исторических обстоятельств, но в тоже время и как авторскую биографию и психологию. Говоря прямо, она охватывает модель литературной причинности, которая представляла из себя движение от теоретизированной критики двадцатого века к критике постструктурализма.

Этот выбор был обусловлен предыдущими работами Каплан. В её работе 1993 года «Французский урок», ярком и непредвзятом исследовании любви Каплан к французской культуре, она описывает студенческие годы в Йеле как время, когда разрушение и деконструкция были единственным видом общения. Под руководством харизматичного лидера Поля де Мана (прим. – философ, представитель Йельской школы деконструктивизма), студенты обучались «препарировать» литературный язык, придерживаясь мнения, что смысл текста складывается из смысла отдельных частей, а не вытекает из общей причинности вещей в мире.

В связи с этим, биографический критицизм стал рассматриваться как высшая форма наивности. «Жизнь авторов была вне поля нашего зрения», — отмечала Каплан. Её собственная диссертация, тем не менее, была озаглавлена именно в этом направлении. Её исследование французских интеллектуалов, которые были сторонниками фашизма, раскрывало политическую роль литературы, а также акцентировало внимание на фактах биографии, которые приводили писателей к правой идеологии.

Много лет спустя, когда революция обрела лицо молодежи в оккупационной Бельгии, обнаружилось несколько коллаборационистских и антисемитских статей де Мана, которые Каплан была приглашена проанализировать. Хотя она осторожно избегала открытых нападок на автора, Каплан, тем не менее, уверенно декларировала победу исторического метода, даже попытавшись объяснить теории Мана в свете его биографии.

«В поисках «Постороннего» — наглядный пример победы биографического метода, который, однако, позволяет увидеть и его слабые стороны. Работа дает представление о жизненном опыте Камю, который привел его к написанию нескольких наиболее запоминающихся сцен «Постороннего». Мы узнаем, например, что яркий рассказ о похоронах матери Мерсо был набросан весной 1938 года, после того, как Камю присутствовал на похоронах семьи в доме престарелых. Каплан также проливает свет на то, как повлияла критика друзей и наставников на правки в тексте. Мы также узнаем, например, что отклик Андре Мальро (прим. – герой Французского сопротивления, писатель, культуролог) привел Камю к тому, что обе главные сцены (эпизод на пляже и беседа между не верящим Мерсо и капелланом, который пытается обратить его в свою веру, появляющийся к концу романа) более напряженными.

Другой аспект текста, тем не менее, дает больше поводов отрицать правоту биографической интерпретации. Каплан объясняет, что фамилия героя появилась уже на поздней стадии работы над романом – Камю назвал его именем героя своего первого неопубликованного романа «Счастливая смерть». На основе этой единственной сохранившейся рукописи главный герой и сейчас носит фамилию Мерсо. Как и почему в ней появился лишний звук? Возможно, изменение отражает желание сделать роман более французским и менее алжирским (Mersault, звучащий как Merso, больше похоже на испанское имя, а колониальный Алжир был местом большого скопления испанских переселенцев). Или, быть может, в этом случае Камю вдохновлялся небезызвестным дорогим белым вином (прим. – именем Мёрсо названа одна из французских коммун, производящая одно из самых интересных белых вин в Бургундии). Была ли идея изменить фамилию идеей самого Камю или же на этом настаивал кто-нибудь из сотрудников «Галлимара»? Ученые часто предполагают, что фамилия главного героя была выбрана потому, что она ассоциируется со смертью (фр. Meurs – умирать) или прыжком (фр. Saut – прыжок, резкий скачок). Но, возможно, Камю выбрал её совершенно случайно. Как отмечает Каплан, вопрос о «разнице» в «U» отсылает к философу Жаку Дерриде, который играет с правописанием слова «разница» с «а» («deference» with «a»).

Биографическая интерпретация приводит Каплан к самой увлекательной части её детективной работы: поискам источника описания убийства безымянного араба французским служащим в романе. В качестве молодого репортера газеты «Alger-Républicain» Камю видел немало случаев, когда мигранты были обвинены в убийстве «местных», в большинстве случаев их коллег, на оживленных доках. Но сюжет, вполне возможно, был основан на реальном событии из жизни писателя, который произошел летом 1939 года и в который были вовлечены знакомые из окружения Камю в Оране.

Два брата, Рауль и Эдгар Бонсуас, стали участниками драки с арабом после того, как они увидели подругу Рауля, прогуливавшуюся с ним на пляже. Следуя описанию драки в «Постороннем», конфликт был разделен на две части, в ходе которых был использован и нож, и пистолет. Это обсуждалось биографами Камю, Гербертом Лотманом и Оливером Тоддом, которые брали интервью у братьев Бонсуас и у одного из своих друзей о событиях. До сих пор, однако, никто не стал искать араба, принимавшего участие в драке.

Этот эпизод позволяет повернуть Каплан свое повествование в русло постколониального восприятия «Постороннего». Раз воспринятый как абстрактно-философская басня, «Посторонний» до сих пор нередко понимают как продукт колониального Алжира. За последние несколько лет некоторые алжирские романисты вернулись к роману с целью воскресить недостающую точку зрения «местных жителей». Одной из таких адаптаций является «Исследование Мерсо» Камеля Дауда (прим. – алжирский писатель и журналист), которая стала международным бестселлером. Возможно, причиной этому стала встреча Каплан с Даудом, который убедил ее вернуться в архив для поиска другого «постороннего» – неизвестного араба, ставшего жертвой преступления.

Я, однако, не хочу рассказывать много о том, что открыла Каплан в газете L'Écho d’Oran от июля 1939 года, хотя это стало весьма захватывающим итогом её детективной работы. Я скажу, однако, о том, что мужчина, чью жизнь описала Каплан, разительно отличается от того, чья фигура мелькает на страницах «Постороннего», и того, что появляется в «Исследовании Мерсо». Каплан описывает его с точки зрения преуспевающей, повидавшей мир и свободно говорящей по-французски, а в последствии и женившейся на француженке, женщины. Хороший ли это конец? Развеивает ли это исследование постколониальное видение романа, которое долгое время властвовало, если речь заходила о «Постороннем»?

Прежде чем приступить к своему изучению «Постороннего», Каплан редактировала «Алжирские хроники» – запоздавший перевод на английский заметок Камю об Алжире, которым он посвятил 20 лет. Эти письма показывают человека, критически относящегося к колониальной системе, но не способного принять политическую автономию Алжира. Похожие ли позиции получили отражение в романах Камю? Таково была мнение Эдварда Саида (прим. – литературовед, историк литературы, литературный и музыкальный критик, пианист), который написал – не скрывая правды, – что «Арабы в «Чуме» и в «Постороннем» являются безымянными существами, которых Камю использует в качестве фона для важных метафизических размышлений».

Более лояльный читатель Камю, Каплан пытается разобраться в сложностях и противоречиях политических взглядов писателя, прежде чем судить его. В ответ Саиду она отмечает, что «ни экзистенциальный, ни политический подход [к «Постороннему»] не имеют большого отношения к творческому подходу, которым Камю руководствовался в 1940 году». Это, несомненно, верно, но, может, рамки, в которых писатель может высказывать свои политические взгляды, устанавливаются им самим?

Этот вопрос имеет большое значение для книги в целом. «В поисках «Постороннего» занимательно находит точки соприкосновения между романом и жизнью Камю. Но этот метод, как и большая часть биографической критики, акцентирует наше внимание на том, какие биографические элементы присутствуют в книге. Но он не так хорошо подходит для изучения различных исторических обусловленностей, о чем говорит в своей работе Саид.

Источник: thenationalbookreview.com
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы
44 понравилось 3 добавить в избранное